Небывалое бывает (Повести и рассказы) - Сергей Алексеев

Недолго пробыл в Царицыне Разин. Дальше — на Саратов пошел походом.

Присоединились к разинцам где-то в пути крестьянские парни Егор и Яков. Оба статные, оба крепкие. Богатырское что-то у них в сложении. Гнет подковы Егор, как гвозди. Вырывает с корнем березки Яков. Дунет Яков — шапка с любого летит долой. Притопнет Егор — земля, как живая, дрогнет.

Рвутся парни в бой. Отличиться хотят в сражении. Вместе со всеми идут на Саратов.

Пристали приятели к старому разинцу:

— Как города берут?

— Как? Штурмом их, боем, — ответил разинец.

Мечтают парни о геройских делах.

— Я ворота бревном пробью, — так заявляет Егор.

Не отстает от приятеля Яков:

— Я первым на стены влезу.

Тренируются парни во время похода. Ходит Егор с бревном на плече. Яков в попутных селах на колокольни, как кошка, лазит. Рвутся приятели в бой.

— Скорей бы уж этот Саратов.

— А вот и Саратов.

— Дождались! — сказал Егор.

— Ну, готовься! — поддакнул Яков.

Приготовились парни. Ждут. Вот-вот будет к штурму дана команда.

И вдруг — распахнулись городские ворота сами. Праздничным гулом ударили колокола. Из города навстречу Разину валом пошел народ. Впереди старик с бородой. Важно ступает, держит хлеб-соль в руках. Следом за старцем толпой горожане. Тут же стрельцы, тут же разный приволжский люд: бурлаки, рыбаки, перевозчики. Женщины. Дети. Старухи. И даже попы, и даже монахи.

Обомлели Егор и Яков. Егор отбросил свое бревно. Почесал в затылке рукою Яков.

Сдался Саратов без штурма, без боя.

Огорчились, конечно, Егор и Яков. Мечтали они о геройстве. А тут…

— Ну, видели, как города берут? — спросил приятелей вечером старый разинец.

— Что же это за взятие? Раз без приступа, — с обидой сказал Егор.

— Раз без боя, — добавил Яков.

— Какое? Разинское — вот вам какое, — ответил бывалый воин.

АТАМАНСКОЕ РАСПОЛОЖЕНИЕ

Решили саратовские купцы устроить Разину в город торжественный въезд. Между собой шептались:

— Оценит донской атаман такое к нему внимание. Будет с этого дня к любому из нас его атаманское расположение.

Довольны именитые граждане — хитрецы саратовские. Попробуй придумать удачнее!

Долго подбирали они коня. Гадали, какой же лучше. Аргамак ли, калмыцкий конь, донских ли кровей, арабских? А может, заволжский степной скакун?

— Арабский, — сказал один.

— Заволжский, — сказал второй.

— Купим донского коня, донского! — кричит третий купец. — Разбойник же с Дона. Донской для него приятнее.

Потом обсуждали вопрос о масти. То ли быть вороным коню, то ли гнедым, то ли, как лебедь, белым.

— Вороным, — заявил один.

— Гнедым, — заявил второй.

— Нет, белым, белым! — самый шустрый опять кричит. — На белом сам царь на охоту ездит.

Наконец, решали, чем покрывать коня. Ковром — малиновым, желтым, красным?

После долгих споров сошлись на красном. Самый громкий и тут кричал:

— Красным злодея скорее купишь! Стенька любит кровавый цвет.

Купили купцы коня. Положили на спину ему ковер. Оседлали.

Вышли вместе со всеми купцы за город навстречу Разину. Ведут под уздцы подарок.

Понравился Разину конь. Сел Степан Тимофеевич на скакуна. По холке его потрепал. По шее его погладил. Потянулся рукой к уздечке. Но тут случилась заминка. Заспорили вдруг лабазники, кому коня под уздцы вести. Каждому хочется, чтобы Разин его приметил. Один другого от коня оттеснить пытается. Каждый к уздечке тянется.

— Мое право! — кричит один. — Я первым коня придумал.

— Мое право! — кричит второй. — Я указал породу.

— Я денег больше других платил! — кричит, возмущаясь, третий.

Четвертый твердит про лошадиную масть. Пятый же лезет вообще потому, что другим уступить не хочет.

Не может Разин понять заминки.

— Да что там у вас? Что за крикливый народ? Какого рода, какого племени?!

Притихли тут спорщики, а потом вперебой:

— Купцы мы саратовские.

И тут же:

— По хлебной я части!

— По рыбной!

— Мясной!

— По суконному делу — Семен Скотинин. Попомни, отец атаман.

А тот, голосистый, кричит всех громче:

— Солью, отец, торгую, солью! Это я про коня придумал. Я и денег больше других платил…

— Ах, вот тут какой народ! — рассмеялся Степан Тимофеевич. — А ну, расступись!

Дернул Разин коня за уздечку. Каблуками в живот пришпорил. Взвился с места красавец конь. И сразу в карьер, галопом.

Побежали за ним купцы.

— Тише, тише. Ах ты разбойник, тише!

Но тут же они отстали.

Влетел Разин в город. Осадил скакуна.

— Здравствуй, народ саратовский!

— Здравствуй, отец атаман! — многоголосо ответил Саратов.

РАФ ГАЛУШКА

Раф Галушка был саратовским бондарем. И фамилия у него забавная. И имя не очень частое. А главное, был у Галушки удивительный чих. Чихнет — глухой за версту услышит.

Бежал Галушка к восставшим еще тогда, когда Разин только начал поход на Астрахань. Догнал он восставших у Черного Яра. В черноярском бою отличился. Затем вместе со всеми лазил на астраханские стены. Отличился и здесь. Был примечен за смелость Разиным. Оценили Галушку разинцы. Избрали его десятником, то есть старшим над десятью. Дал слово Галушка биться насмерть с боярами, нигде не отстать в походе, не бросить новых своих товарищей.

Из Астрахани Галушка вместе со всеми пришел в Царицын и вот теперь явился в родной Саратов.

Беря города, Разин устанавливал в них порядки по казацкому образцу. Горожане делились на сотни. Каждая сотня избирала себе атамана. Таких атаманов — старших над сотнями — называли сотниками.

В Саратове тоже стали избирать своих атаманов. Собрались на выборы и жители той части города, в которой родился Галушка. Да и сам Галушка пришел на выборы. Любопытно ему посмотреть.

Когда дело подошло к тому, кого называть в атаманы, как-то поначалу смутились люди. Никогда еще не избирали они себе начальников. Смотрят жители один на другого, кого бы в начальники крикнуть.

И вот тут-то Галушка чихнул. Чихнул и тем обратил на себя внимание.

И сразу все закричали:

— Галушку, Галушку давай в атаманы!

Нужно сказать, что любили Галушку саратовцы. Был он смелым не только в бою. По натуре был он прямым и честным.

Понял Галушка, если изберут его атаманом — значит, конец похода. Надо будет остаться в городе, бросить своих товарищей.

— Братцы, увольте! — кричит Галушка. — Братцы, давай другого! Я и так уже избран десятником.

Однако не слушают люди разинца.

— Галушку давай, Галушку! Он отличился при Черном Яре. Он на астраханские стены лазил. Сам Степан Тимофеевич его приметил. Давай Галушку! Пусть старшим над нами будет.

Проголосовали саратовцы. Избрали Галушку саратовским сотником. Бросился бедняга сразу же к Разину. Обо всем рассказал. Рассказал и просит:

— Уволь, отец атаман! Христом богом прошу — уволь. Как же я брошу своих товарищей?

— Не могу, — отвечает Разин. — Не я же тебя избирал. Люди тебя назвали. Как же я против воли людской пойду?

— Так я же, отец атаман, за правду, за волю желаю биться. Я ж у тебя в десятниках.

Посмотрел на Галушку Разин:

— За правду и волю не только пищалью бьются. Нужны атаманы на поле боя. Нужны атаманы и в жизни мирной. Избран народом — служи народу. Да вот что: ступай спасибо скажи саратовцам.

КТО ПОМОГАЕТ

Недолго пробыл в Саратове Разин. Установил здесь порядки вольные. Дальше — на Самару пошел.

В Самаре на берегу Волги заспорили как-то стрелец и ярыжка: откуда у Разина сила, кто помогает Разину?

— Дьявол ему помогает, дьявол, — твердил стрелец. — Нечистое дело, раз без боя вся Волга ему дается.

— Эх ты, голова, — бог помогает Разину.

— Тьфу, непутевый! Какой же бог?

— Нет, бог, — стоял на своем ярыжка. — Видит всевышний, что правое дело за Разиным. Вот поэтому и помогает.

До спора русский народ охочий. Не уступает стрелец ярыжке, не уступает стрельцу ярыжка. Чуть не побил ярыжка стрельца веслом. Чуть не хватанул ярыжку стрелец бердышом.

Собрались вокруг крикунов новые люди. И эти затеяли спор. Одни, как ярыжка, за то, что господь помогает Разину. Другие стрелецкого держатся мнения.

— Нет, все же дьявол ему помогает.

А в это время Степан Тимофеевич как раз подходил к Самаре. Решили стрелец и ярыжка выйти навстречу Разину, пристать к головному отряду и все, как есть, своими глазами увидеть. Сели в лодку, двинулись в путь.

— Дьявол! — кричит стрелец.

— Господь! — еще сильнее кричит ярыжка.

— Дьявол! — рвет глотку свою стрелец.

— Господь! — не жалеет глотку свою ярыжка.

Плывут и снова о том же спорят.