Дом у дороги. Цикл рассказов - Ирина Лир

доме давно отключили за неуплату, но один из ее собутыльников, что-то «нахимичил» с проводами и «в тихоря» подключился к соседям. Те жили в городе, бывали в своем доме редко и пока не заметили, что счетчик много «мотает». Но в доме была только одна лампочка, на кухне. Определив, где дверной проем, ведущий на кухню, Любаня, гремя по дороге валяющимися бутылками, двинулась туда. Раздался щелчок и, кухня осветилась тусклым светом. Посмотрев в сторону комнаты, Любаня увидела, что на небольшом старом диванчике, рядом с ее кроватью, кое-как прикрытый старым бушлатом, и скрюченный от холода, спал ее четырехлетний сынишка. Любаня развернулась, доковыляла до ведра с водой. Схватив ковш, плавающий там, и зачерпывая воду, стала жадно пить. Затем, дотащив свое ватное тело до стола, неуклюже опустилась на шаткий стул и обвела мутным взглядом кухню, если это можно было так назвать. Кругом была грязь, бутылки, окурки на полу, грязная посуда с остатками когда-то еды. Запах стоял такой, что Любаню, находящуюся в состоянии жуткого похмелья, замутило.

А ведь когда-то она обещала себе, что никогда не будет такой, как ее мать. Та бухала жестко, месяцами, напрочь забывая о них с братом. Тогда сердобольные соседи забили тревогу и пятилетнюю Любу и ее годовалого брата изъяли у матери и лишили ее родительских прав. Их к себе забрала сестра матери, тетя Тамара. Она жила одна в деревне за сотни километров от деревни своей сестры и своих детей не имела. Там Люба впервые узнала, что такое есть досыта и спать в тепле и чистой постели. Она впервые узнала, что такое материнская любовь, пусть даже не от родной матери. Но когда Любе исполнилось восемь, ее тетя тяжело заболела и умерла. Их с братом отправили в детдом. Теплый и уютный мир Любы рухнул, а на смену ему пришел мир выживания и борьбы за свое место под солнцем. Люба научилась быть жесткой и давать отпор за себя и за младшего брата. А перед самым выпуском из детского дома она узнала, что ее мать «сгорела» от водки и покинула этот мир. Ни один мускул не дрогнул на ее лице. Ей было всё равно. Зато от нее Любе достался дом. Ну как дом? Домишко, хоть и маленький, зато добротный. Как мать его сохранила в пригодном состоянии, остается секретом. Брату же достался в наследство дом тети Тамары.

Окончив ПТУ на маляра-штукатура, Люба отправилась в родную деревню с надеждой на лучшее будущее. Она мечтала, что когда плотно обоснуется: устроится на работу, наладит хозяйство, то обязательно заберет брата из детдома. Но, как говорят люди: «кровь не водица». Как же всё это началось? Как всё покатилось под откос? Она уже и не помнила. Полные и пустые бутылки, пьяные лица собутыльников и, так называемых, сожителей, шли перед глазами чередой. Две замершие беременности, три аборта, а после приговор: бесплодие. Но для Любы это не было чем-то трагичным. Меньше проблем. В деревне Любу стали звать «Любаней». И она не понимала того сарказма, с которым это имя произносили. Ей казалось, что оно звучит как-то «по-свойски». Перебивалась она случайными подработками у соседей. У них же и занимала с надеждой, что когда-нибудь отдаст. Так дом Любани превратился в притон, куда стекались все местные алкаши.

Любаня уже и не помнит, как ее брат выпустился из Детского дома, как приезжал к ней, пытался что-то говорить, уговаривал остановиться. А потом уехал жить в оставленный теткой в наследство дом и больше не появлялся. А через пять лет Любаня узнала, что брат пошел по той же «дорожке», что и она и, в одном из очередных застолий его пырнули ножом. До приезда «Скорой» он не дожил. О смерти брата сообщили его соседи, которые сами организовали похороны. Любане требовалось только приехать на похороны и проститься с ним по-человечески. Но Любаня так и не приехала на похороны брата, так как была в очередном запое. Но как только через тех же соседей покойного брата ей передали, что от него в наследство Любане достался дом и, его хотят купить, она через все «не могу» кое-как «протрезвилась» и поехала продавать недвижимость. В дороге она прикупила бутылочку пива для «поправки здоровья» и понеслась. Как приехала в деревню брата, как продавала дом и как вернулась назад, она не помнила. Денег от продажи дома ей хватило на две недели. Может продавец обманул невменяемую на тот момент Любку, а может и дружки, пока она валялась в «отключке» стырили. Так и осталась Любаня совсем одна на целом свете, как она, хорошо набравшись и размазывая пьяные сопли по лицу, с жалостью о себе говорила рядом сидящему очередному собутыльнику.

А потом случилось непредвиденное. Любаня забеременела. Когда, как и от кого, она не помнила. Ей было уже за тридцать и, с учетом диагноза «бесплодие», поставленного врачами, Любаню в этих щепетильных вопросах вообще не заботили какие-либо способы контрацепции. Новость о своей беременности Любаня приняла равнодушно. Идти на очередной аборт ей было лень. Так и проходила всю беременность, не показываясь врачам. Рожала тоже дома, закинувшись «обезболивающим». Был то самогон или спирт, не важно.

Вопреки всем законам природы, которые должны были оставить свой отпечаток на потомстве хронической алкоголички, Сёмка родился не просто баз каких-либо патологий, он был абсолютно здоров и красив, как маленький ангелок. Любаня красотой похвастаться не могла. Темно-русые жидкие волосы, маленькие карие глазки, нос «картошкой», губы-нитка. Вот и вся «красота», доставшаяся ей при рождении от алкоголички матери и, наверняка, такого же папашки, которого она никогда не знала. Сёма же был пепельным блондином с большими синими глазами, черными бровями и такими же длинными ресницами. Плюс ко всему, милые ямочки на щечках завершали портрет идеального детского личика. В деревне его так и прозвали «Ангелок».

Поначалу Любаню раздражали плач и крики голодного младенца, но, со временем, она приспособилась. Ведь был во всей этой ситуации один жирный плюс — детское пособие для матери-одиночки. А «халявным» деньгам Любаня была рада всегда. Мальчик рос спокойным и каким-то не по годам серьезным. Матери сильно не докучал, а когда та была в похмельной «депрессии», уходил в дальний угол с тетрадкой и карандашом и что-то там «малевал». Один раз, когда Сёмке было три года и, он, как обычно тихо сидел со своей тетрадкой в углу дивана, дабы не мешать матери в очередном возлиянии, один из ее собутыльников, заметив, как усердно и сосредоточенно мальчик что-то «выводит» в