Невидимая битва. Козни бесовские против человека - Иеромонах Пантелеимон

Примеры:

1. Знакомые подойдут и будут уговаривать: “Я к тебе хорошо отношусь, люблю тебя и уважаю, а так бы ничего не сказал. Зря ты связался с бесноватыми, не понимаешь, чем для тебя все это обернется. Я знал одного священника, так у него ... и т.д. Следует описание ужасов всевозможных и мытарств”.

2. Незнакомые люди на улице набрасываются с бранью, угрозами и даже побоями, а через помыслы враг внушает: “не занимался бы, так ничего и не было такого, жил бы как человек”.

3. Третье — самое неприятное, наверное, — через страсти. Вспыхивают такие приступы, что ошеломляют. Легко впасть в уныние: чего, чего, а такого от себя не ожидал. А враг начинает внушать: да, хорош ты был, со стороны глядя. Тоже мне подвижничек... И в том же духе в разных вариациях. Все это проходит на общем фоне непонимания и осуждения окружающих: выискался герой, наверное, захотелось... /денег, популярности и т.д./

Из своей практики могу привести следующее:

Во время проповеди одного священника о смирении и терпении бес устами болящей рассыпался в угрозах. Я стоял в невдалеке, слышал подобное впервые и был поражен. Женщина, согнувшись в поясе, злобно оскалясь, кричала: “Ну, подожди, ты силен, с тобою Бог, но и мы не слабые. На чем-нибудь тебя поймаем, мы потерпим — ты свое получишь!” — и все в таком вот духе. С непривычки у меня большие мурашки пробежали, но на священника это не произвело никакого впечатления, что меня тоже удивило. Но столько злобы было в лице болящей, какая ненависть!

Однажды в моей келье случился пожар, по неосторожности чуть не спалил все. Услышав об этом, один бес стал приписывать себе это событие. “Ничего, — говорил он через болящую, — сейчас не получилось, в следующий раз все спалим тебе”. И так несколько раз в разных вариантах запугивал: сожжем, спалим тебе все. Примечательно, как они /бесы/ используют все им пригодное для их целей, выдавая явную ложь за правду. Не обращайте внимания на все их разговоры и не бойтесь их угроз. Без попущения Божия с вами ничего не случится.

12. Какое отношение было у священников к болящим раньше и какое теперь?

Наверное, разное. Случаи духовных заболеваний не были так распространены, как сейчас. Больные вызывали к себе сострадание и желание помочь им, и священник изыскивал средства облегчения страданий и исцеления их. В разных периодических церковных изданиях потом делились они опытом, описывая случаи столкновения своего с нечистой силой. Мы знаем подобное из жизнеописания о. Иоанна Кронштадтского, многих подвижников благочестия, но я говорю об обыкновенных приходских батюшках, которые, с Божией помощью, выходили на брань и побеждали. В различных Епархиальных ведомостях об этом часто читал и умилялся сердцем.

Эти сельские батюшки любили свою духовную семью и любовь подтверждали делами, своею жизнью. Когда меня рукоположили во иерея, то мой настоятель напомнил мне слова святителя Иоанна Златоуста о том, что мало кто из священников спасется, так как служение это — служение любящего сердца, а мало кто его имеет. Мы часто забываем, что христианство, прежде всего, по своему практическому осуществлению, есть служение ближним. Есть старая благочестивая легенда:

“В одном из монастырей жил когда-то игумен высокой подвижнической жизни, который непрестанно молился за братию и неотступно, с великим усердием и слезами просил Бога, чтобы все иноки его обители удостоились Царства Небесного.

Однажды вся братия была приглашена на праздник в соседний монастырь. Игумена задержали какие-то дела, и он обещал прийти позднее. Иноки отправились без него.

На дороге им попался путник, искусанный зверями. Бедный старик от сильной потери крови не мог уже двигаться и лежал около лесной тропинки. Братия подошли к нему, поговорили, расспросили, посочувствовали и ... отправились далее, оставив его лежать в лесу.

До монастыря, куда они шли, было далеко, а им хотелось попасть туда к службе, и особенно к обеду. Быть в гостях, на праздничном обеде — это удовольствие так редко выпадало на их долю. Надо было спешить, и задерживаться на дороге, чтобы перевязать раненого и отнести его куда-нибудь в приют, у них не было времени. Часом позже этим же путем проходил игумен. Искусанный старик все еще лежал неподвижно возле дороги, и, казалось, жизнь почти оставила его. Лишь изредка он тихо стонал. Игумен подошел к нему, и сердце его сжалось состраданием. Он наклонился к несчастному, перевязал его раны, как умел, и приподнял его с земли, пытаясь поставить на ноги. Оставить умирающего в лесу было невозможно.

— Можешь ты идти как-нибудь? — спросил он. Старик только глухо стонал.

— Обопрись на меня, — продолжал игумен, — будем двигаться вместе, потихоньку... Тут недалеко я знаю жилье...

Он обнял старика дряхлою рукою и пытался заставить его идти. Все было напрасно: тот не держался на ногах и повис на его руке, как мешок с трухою. Тогда игумен стал на колени, положил израненного странника на свои старческие плечи, поднялся медленно и потащил свою ношу, кряхтя, спотыкаясь и едва переступая слабыми ногами; для его преклонных лет тяжесть была не под силу.

Он почти не надеялся донести. Но сердце его разрывалось о0,Ю жалости, и оставить бедняка без помощи он тоже не мог. И странное дело: по мере того, как он двигался вперед, тяжесть на его плечах становилось все легче и легче, и, наконец, ощущение ее прекратилось совершенно.

Игумен оглянулся и остолбенел. На плечах его не было никого! Старик исчез.

И только издали донесся тихий голос: “Невозможно исполнить молитву твою, ибо дела твоих братии иные, чем твои... Понудь их идти твоими стопами: иначе не войти им в Царствие Божие!..” [Свт. Василий еп. Кинешемский. Бес. на Ев. от Мр. стр.254-255. ]

Вот и сейчас наша общая беда: эгоизм, или себялюбие, отталкивает человека от служения другим. Любовь к другому человеку порою не может пробиться через асфальт этой бесовской гадости.

“Все жертвы и милостыни нищим, — пишет Иоанн Кронштадтский, — не заменят любви к ближнему, если нет ее в сердце; потому, при подаянии милостыни, всегда нужно заботиться о том, чтобы она подаваема была с любовию, от искреннего сердца, охотно, а не с досадою и огорчением на них. Самое слово милостыня показывает, что она должна быть делом и жертвою сердца, и подаваема с умилением или сожалением о бедственном состоянии нищего”. [Там же, стр. 243.]

Мы открываем различные фонды, восстанавливаем порушенные святыни, разглагольствуем о любви ко всему миру и ..! отталкиваем от себя болящих: “Нет, нет! Я этим не занимаюсь, идите к о. Н.”

Эгоизм сковал сердца страхом. Еще лучше запретить отчитки, молебны по болящим, тогда беспокоящей совести можно сказать: “Неужели, запрещено, а я бы рад...”

13. Неужели такое возможно, что будут запрещены молебны по болящим с заклинательными молитвами?

Не только возможно, но и происходит повсеместно. Маститые протоиереи выступают против отчиток, заявляя, что теперь это делать нельзя, а возможно было только раньше, при

водят разные доводы в пользу своих взглядов. Архиереи запрещают, чтобы не иметь лишних забот и хлопот. Вырабатывается мнение: все это дело психиатров, а не наше, так как у нас в этом теперь никто не разбирается, нет уж тех старцев, вымерли, как мамонты. Священнику отводится роль помощника врача: успокоить и направить. А там разберутся и вылечат.

14. А этот ужасный мат и грубые блатные выражения, которые произносят болящие?

Это чисто бесовское действие через болящих, они часто страдают от этого невыносимо, впадают в тоску и уныние, думая, что это их худость дает повод бесам изрыгать такое. Бывает, что даже дети говорят такие непотребства, что трудно поверить в это.

Вот подобный случай из книги еп. Василия:

“Однажды меня пригласили причастить умирающую девочку. Когда я пришел, больная, девочка-подросток лет 12-13, находилась, по-видимому, уже в состоянии последней агонии. Трупные тени легли на лицо, в горле слышался слабый клекот, известный в народе под названием “колоколец”, как это у умирающих в последние минуты. Но вместе с ним в ней происходило что-то необыкновенное: из полуоткрытых губ то и дело вырывались ужасные бранные слова. Она ругала свою мать, находившуюся в комнате, ругала самой скверной, солдатской, площадной бранью. Это была жуткая картина.

Девочка, почти ребенок, на пороге смерти — и эта отвратительная брань... Голос звучал резко, точно стукали по деревянной доске, слова вылетали с небольшими паузами, но методически, с какой-то злой настойчивостью. И в то же время по глазам было видно, что бедная девочка вряд ли понимала, что с ней делается... Было впечатление, как будто кто-то изнутри дергал пружинку и слова выскакивали автоматически...

Причастить больную оказалось невозможным: у нее уже не было глотательных рефлексов.

Пришлось лишь окропить ее святой водой и прочитать заклинательные молитвы святителя Василия Великого и отходную. Понемногу она стала стихать”. [Свт. Василий еп. Кинешемский, Беседа на Ев. от Мр., стр. 153-154.]