Животные на кубке Аркесилая - l_eonid

присутствием дополнить картину богатства Кирены.

У птиц, летящих или сидящих на балке, нет ни голов, ни когтей, как у орлов и ястребов; их позы знакомы, и та, что быстро снижается, очень похожа на голубя, отчеканенного на монетах Сикиона. Поэтому мы верим, что видим голубей, которых, по словам Пачо, так много в Киренаике.[5]

Между балкой и весами пролетает, хлопая крыльями, большая водная птица с узким хвостом и вытянутыми назад ногами. Пачо еще раз свидетельствует, что во время своего путешествия он видел берега моря, усеянные аистами или журавлями, которые жили там большими стаями.[6]

За спиной правителя большая ящерица — еще один обитатель Пентаполиса. Ножки трона как у газели вполне объяснимы соседством с пустыней.

Нам остается только классифицировать обезьяноподобное животное и разновидность тигра, которые дополняют эту композицию. Мы скоро вернемся к ним, и они помогут нам раскрыть всю тему целиком.

В центре и под картиной мы видим один из сводчатых амбаров, распространенных в Киренаике, под наблюдением смотрителя ΦΥΛΑΚΟΣ. Там уже уложены три плетёных мешка, и двое рабов, каждый из которых несет по одному на плече, поспешно бегут. Слово ΜΑΕΝ, написанное довольно крупными буквами, находится перед первым носильщиком. Никаких надломов, никаких реставраций у надписи нет, поэтому она прекрасно сохранилась и завершена.

Может быть представлено несколько интерпретаций. Самым естественным и, вероятно, наименее справедливым было бы видеть в этом ΜΑΕΝ ливийское слово, совершенно чуждое греческому языку и, следовательно, необъяснимое. Вторым было бы поискать в нем два слова, например, ΑΜΑ ΕΝ[7], вместе в (понимании, движении) или ΜΑ ΕΝ. Третий вариант мог бы предложить преимущество большей простоты, ища в слове ΜΑΕΝ образование от примитивного Μάω, взятого в значении быстро нести; тогда ΜΑΕΝ было бы императивом Μάε с благозвучной буквой ν и обращением первого раба ко второму: Спеши!

Возвращаясь теперь к главному герою — царю, мы заметим его длинные волосы, его скипетр, образованный посохом, оканчивающимся ниломером с орнаментом над ним, очень похожем на диск, сопровождаемый уреем, характерными египетскими эмблемами Пта-регулирующего, и вполне применимого к киренскому правителю, взвешивающему на своих глазах продукцию своего государства. Лотос, завершающий его прическу, немного отличается по форме и деталям от египетского лотоса, но не настолько, чтобы быть неузнаваемым.

Такие отношения с Египтом не могут быть неожиданными в стране, расположенной недалеко от Нила, и под влиянием религиозных идей Барки и храма Аммона.

В середине балки и непосредственно на связующих звеньях, удерживающих весы, мы видим животное, формы которого, довольно грубо очерченные, ближе к киноцефалу, чем к любому другому четвероногому. Это не может быть тушканчик, чей очень длинный хвост, безусловно, был бы виден, в отличие от хвоста киноцефала, который легче спрятать. Голова тушканчика также намного более заострена, а ее поза более перпендикулярна. Кроме того, сходство этой обезьяны в позе и движениях её руки с обезьяной из Египта, считающейся живым и земным символом бога Тота Иерограммата, слишком поразительно, чтобы не быть сколько-нибудь весомым. Место, занимаемое киноцефалом в середине весов, также, по-видимому, выбрано не без умысла.

Наконец, маленькая пантера, лежащая под троном, символизирует Африку, как лев на Пунических картинах, или намекает на остров Фера, откуда уехали первые основатели Кирены.[8]

Если археологи до сих пор разделяют наше мнение, нам останется только установить, кем был этот могущественный и богатый царь Киренаики — Аркесилай, изображенный на этой тирренской картине. Стиль работы, отсутствие какой-либо божественности, такие точные местные детали, которые разнообразят композицию, придают нашему кубку сюжет своей эпохи. Поэтому художник хотел нарисовать последнего из Аркесилаев, того самого, щедрость, мудрое правление и победы которого на Пифийских играх прославлял Пиндар.

В доле с лакедемонскими мужами,

Выселиться на остров, еще звавшийся Каллистой,

С которого простер тебе Аполлон

Ливийские долы,

Чтобы множился в почести от богов

Тот, кому дано

Править божественный город золотопрестольной Кирены

Прямотою разума своего.[9]

Лишь мягкие руки улелеют рану.

Нетрудно и слабому сотрясти свой край;

Но утвердить его вновь — это долгая борьба,

Если бог для вождя не кормчий.

Ткань этой благости ткется тебе:

Решись,

Обложи своей заботою счастье Кирены![10]

Несмотря на эти великолепные похвалы, возданные поэтом монарху Кирены, мы уже видим в его стихах в поддержку изгнанника Демофила первые симптомы мятежей, которые свергли Аркесилая с престола и привели к гибели от рук его подданных.[11]

Со времен правления Батта, прозванного Евдомоном (Счастливым), одного из предков нашего Аркесилая, греческие народы часто поддерживали отношения с берегами Ливии[12]; тирренцы, народ мореплавателей, должны были принимать в этом очень активное участие. Гиерон I, современник Пиндара и Аркесилая, разбил недалеко от Кум тирренский флот и положил начало разорению этой богатой нации, достигшей вершины процветания благодаря своей торговле и грабежам своих пиратов. По этому случаю тиран вручил Олимпии трофей с надписью, выгравированной на шлеме, установленном на вершине памятника. Символы на нем архаичны, как и на нашем кубке, и греческие неправильности там также сильно умножились.[13]

Таким образом, все указывает на то, что мы только что рассмотрели произведение, относящееся к тому же времени, что и знаменитый шлем в Британском музее, и, следовательно, одно из самых значимых памятников своего времени, поскольку его можно приурочить примерно к 80-й Олимпиаде.[14]

Сильвия Бентон. Птицы на кубке Аркесилая

Среди тысяч ваз, сохранившихся со времен Древней Греции, одной из самых интересных является кубок Аркесилая, названный так по изображенной на нем величественной фигуре, рядом с которой написано имя Аркесилай. Керамика, изготовленная из материала, подобного этой вазе, была найдена по всему греческому миру, от Таранто до Самоса, но поскольку известно, что Аркесилай было именем не одного правителя спартанской колонии Кирена в Северной Африке, предполагалось, что такие вазы возникли там. Однако раскопки показали, что изделие было изготовлено в городе Спарта на Пелопоннесе, и поэтому проводившие раскопки назвали её лаконской, по латинскому названию провинции. Литература о кубке Аркесилая огромна (Corpus Vasorum Antiquarian, Vranee, Bibliotheque Rationale 1, plates 20, 21, no. 189), и я не могу утверждать, что изучила её всю. Я довольствуюсь тем, что опираюсь на фундамент, заложенный Э. А. Лейном в его исследовании лаконской керамики (Annual of the British School at Athens 34, 161). Чаша была изготовлена примерно в середине шестого века до нашей