Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Нюр, ты бы отпустила Мишку с нами стоговать, - попросила как-то Сонька его мать. Он сам разводил за плетнем пилу и замер. - Мы б его и работать не заставляли, главное, чтоб дух мущинский был с нами. Глянь, одни платья в бригаде, ни одних штанов.
- Какой он тебе мущщина, тяпун тебе на язык, - тихо, чтобы сын не слышал, отмахнулась от Грачихи мать. - Ты, Сонька, смотри мне, не озоруй.
Но Соньку поддержали другие молодицы, а главное, и голос Аннушки различил Мишка в общем шуме. И уговорили-таки они мать, пошел на другой день Мишка в бригаду. Отвечал за коней, подтягивал волокушами копны, как мог, отвечал на шуточки женщин. А надо сказать, что для своих пятнадцати с половиной лет он имел и рост, и достаточную силу, и голос, и, видимо, еще что-то чисто мужское в поведении, потому что женщины не стеснялись вворачивать в свои выкрики довольно щекотливые намеки.
Он же, как ни крутился, где бы ни был, не выпускал из виду ту, ради которой пошел в поле, - Аннушку Вдовину, в белом легком платьице, в платке с мелким горошком, по самые брови спрятавшем от пыли волосы. Ветерок заставлял платье облегать ее ноги, а когда она подавала на стог солому и платье открывало белые, незагорелые колени, он просто прятался за лошадь, казалось, все видят в эту минуту, что он ждет именно этих мгновений. Несколько раз Аня перехватывала его взгляды, улыбалась, незаметно для всех грозила пальчиком, и эта, невидимая другим, связь волновала его еще больше.
Полгода назад, когда село гуляло ее свадьбу, она, веселая, радостная, раскрасневшаяся, подошла к нему, дотронулась ладонью до груди:
- Не грусти, женишок, найдешь и ты себе невесту.
Он хмыкнул, но, чувствуя, как наполняются слезами глаза, и за это дурацкое словечко, торопливо выбрался из шумной толпы возле дома Вдовиных. Ушел к Таре, небольшой извилистой речушке на лугу за селом, просидел там до темноты. Аннушка, в которую он был влюблен, наверное, с пеленок, с которой не спускал глаз в школе на переменках, которую провожал, прячась, вечерами с фильмов и вечеринок, - его тайная любовь, Аннушка была, оказывается, влюблена в Митьку Вдовина. И лишь тот пришел из армии, пошла с ним под венец.
Мишка видел, как перед приходом молодых в дом старая Вдовиха бросила под крыльцо новый незащелкнутый замок, который после свадьбы полагалось достать, закрыть, а ключ выбросить - верная примета закрыть новую семью на замок, уберечь от распада.
В общем гвалте, когда осыпали молодых на крыльце пшеницей с конфетами, когда после первых поздравлений все заторопились протиснуться в дверь и занять место на лавке у праздничного стола, он пошарил под крыльцом, сунул замок за пазуху. Отошел в сторону, незаметно выкинул его в бурьян около погреба.
Недолгим вышло Аннушкино замужество - в первую неделю войны надел Митька Вдовин не успевшую сноситься свою гимнастерку. И не только Митька. Почитай, каждая замужняя молодица в Сонькиной бригаде осталась одна. Сама-то Грачиха потеряла мужа еще на финской, успела попривыкнуть к своему горю и вдовству, но до любви и работы, как поговаривали в селе, оставалась жадная и охочая. Только разве сравнишь ее с Аннушкой? Аня - это... это...
- Миш, чего задумался? Поди на минуту сюда, - позвала его во время обеда Сонька.
Он, дурак, ничего не уловил в той атмосфере, что сложилась в бригаде с его приходом. Поднялся от своей копны, пошел к женскому гурту. Только приблизился, Сонька резко подалась вперед, схватила его за руку, дернула на себя, заваливая в сено.
- Девки, а мужичок-то наш ничего. Может, у него и в штанах что имеется?
Он рванулся - куда там. Женские руки зашарили по его телу, вокруг смех, крики, советы - вроде все в шутку, но он со страхом и стыдом, извиваясь, чувствовал, как распахнулась на нем рубашка, поползли вниз штаны.
- Да перестаньте, бабы, что ж вы делаете! - послышался Аннушкин голос, и в этот момент, дернувшись из последних уже и не сил, а отчаяния - Аня, ведь и Аня видит его позор, - Михаил вырвался. Не оглядываясь, придерживая штаны, бросился с поля - подальше от стыда и позора. Повеситься, утопиться, сбежать из села, ведь Аня все видела, все...
Остановился на берегу Тары. Реки, наверное, и существуют для того, чтобы остановить идущего, заставить его присесть, задуматься. Но куда было Мишке до размышлений. Руки и ноги дрожали, хотя вода, наверное, и в самом деле успокаивает, приглаживает боль и обиду. Он посидел на берегу, немного успокоился. Зашел в воду, наклонился умыться, но вдруг почувствовал, что за спиной кто-то есть. Резко обернулся.
На том месте, где он только что сидел, стояла поникшая, с платком в опущенной руке Сонька. Враг до гроба, ведьма, стерва, черт в юбке. Мишка отступил от нее в воду, но она тихо попросила:
- Прости меня, Миша. Прости дуру.
И столько жалости было в ее голосе, такая она стояла на себя не похожая - поникшая, виноватая, что Мишка махнул рукой - что с тебя возьмешь, ладно уж, дура так дура. Умылся, вытерся подолом рубахи, вышел из воды. Сел. Сонька опустилась рядом, прикоснувшись своим горячим плечом к его спине.
- Ты прости меня, ладно? - продолжала приговаривать она. Подняла руку, медленно и осторожно положила ладонь на его плечо. Мишка сжался. - Но ты мне и вправду нравишься, я тебя давно приметила, Миша. О-о, давно. - Она повернула его к себе, и Мишка увидел уже не поникшую бригадиршу, а молодую красивую женщину с чертенятами в глазах. - Ми-иша-а, - протянула Сонька и потянулась к нему.
Миша, отстраняясь, завалился на спину, и Соня повалилась за ним, нашла его губы.
- Кучерявый мой, нежный, - слышал ее шепот между поцелуями Мишка, а сам чувствовал только тугие комочки грудей, впившиеся в него. - Ну, обними меня, приласкай. Приласкай, меня так давно не ласкали...
В тот же вечер Мишка прокрался в Сонькину хату и оставался там, пока не загремели по селу подойниками на утреннюю дойку.
В бригаде никто ничего не заметил, кроме... кроме Аннушки. Она сразу поняла, почувствовала, счастливую усталость Соньки и смущенность, виноватость Михаила. Теперь уже он ловил ее грустный взгляд и прятался от него, уезжая за самыми дальними копнами.
Нет, любовь к Ане, восхищение ею не стали слабее, наоборот, он теперь мог представить ее женщиной, и чем больше бывал у Сони, тем чаще заворачивал после нее к хатке Анны, стоял, смотрел на ее окна, шептал ее имя.
И однажды случилось чудо. В одну из ночей, когда он уже собирался уходить от Аниного плетня, окно в ее доме вдруг открылось, и Михаил увидел Аннушку. Освещенная лунным светом, в белой ночной рубашке, она протягивала к нему руки, и он, боясь, что это всего-навсего сон, прикусил губу. Больно. Больно? Неужели не сон?
А Анна продолжала, смущенно улыбаясь, протягивать руки. Он не помнит, то ли перелез через забор, то ли просто перелетел через него. Очнулся только в объятиях Аннушки. Неужели для такого счастья не хватало всего-навсего войны? Или была все же сила в примете с замком?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});- Хоровод смертей. Брежнев, Андропов, Черненко... - Евгений Чазов - Биографии и Мемуары
- Брежнев. Уйти вовремя (сборник) - Валери д`Эcтен - Биографии и Мемуары
- Николай Георгиевич Гавриленко - Лора Сотник - Биографии и Мемуары
- Сталинская гвардия. Наследники Вождя - Арсений Замостьянов - Биографии и Мемуары
- Пограничная авиация в Афганской войне - Михаил Жирохов - Биографии и Мемуары
- Солдаты Афганской войны - Сергей Бояркин - Биографии и Мемуары
- Как управлять сверхдержавой - Леонид Ильич Брежнев - Биографии и Мемуары / Политика / Публицистика
- Лидер «Ташкент» - Василий Ерошенко - Биографии и Мемуары
- Афганский дневник - Юрий Лапшин - Биографии и Мемуары
- Генсеки СССР. Политические портреты пяти генсеков - Виктор Гришин - Биографии и Мемуары