Отбор огненного дракона. Путь в столицу (СИ) - Ганова Алиса

Доброго Веню пришлось долго успокаивать. Мы уже стали думать, где обустраиваться на ночлег, как услышали голоса…

Теперь и Веня прижался к траве, чтобы остаться незамеченным.

Как два грабителя, мы прятались в поросли и следили, как мимо нас брёл деревенский караван, состоящий из десятка простых телег. Люди везли на продажу товар, живность и походили на обычных деревенских жителей, едущих на ярмарку.

Мы с Веней переглянулись и, не сговариваясь, кивнули. Рискнем.

Под крики жалостливые:

— Люди добрые! Возьмите нас с собой! — поспешили выйти из укрытия.

Не ожидавшие «гостей» из леса, люди переполошились, а мы, испугавшись своей храбрости, споткнулись о суховей в траве и едва ли не кубарем скатились на дорогу…

И все-таки нам повезло. Люди попались нам честные, за небольшую символическую плату разрешили присоединиться к обозу. Только дядька Никул, старший в караване, в самом красивом жилете, с алой лентой на соломенной шляпе, ещё долго поглядывал на нас недобро.

Лишь когда в сумерках обоз догнал большой караван с хорошей охраной, остановившийся в поле на ночлег, дядька Никул смилостивился. Убедился он, что мы не лихие люди, а два балбеса, убежавшие без родителей на ярмарку.

— Выпороть бы вас, да покрепче, чтобы слово родительское уважали! — крякнув, он шутливо потянулся к ремню на поясе.

— Так мы так и эдак поротые, — широко улыбнулся братишка, не робея. — Места целого на заднице не осталось.

Хорошо, что я сидела в телеге, и моего удивленного лица не заметили.

Дарида подзатыльники сыну отвешивала щедро, за уши хватала больно, но Веньку очень любила и бить не била. А он тут соловьем разливается.

— Ничего, домой вернетесь, вам добавят, — хмыкнул дядька Никул, покручивая седой ус. Он уже был старым, но крепким, добрым, и этим вызывал уважение.

Когда развели костры, нам разрешили присоединиться и погреться, а на ночь позволили примоститься под одной из телег на мешках, набитых сеном.

Вот мы обрадовались! Не самое мягкое ложе, но после ночевок на жестких ветках и это за счастье. И диких зверей можно не опасаться.

А когда в ночи к нам под бок улегся наш четырехлапый телохранитель Тучка, стало тепло и даже уютно.

Следуя с обозом, мы общались с жителями из деревеньки Мажура, обменивались шутками, и путь наш стал почти комфортным. И было бы совсем здорово, если бы не Мемека, ставший для Вени исчадьем мрака.

Норовистого козла везли на продажу в город. Всю дорогу он шёл на привязи, а во время привалов его, бородатого, серого, с белыми подпалинами на пузе, отпускали пастись.

Вокруг можно было найти много чего вкусного по козлиным меркам, но он прельстился нашими запасами, за которые, на беду Мемеки, или беду Вени, отвечал братишка.

Сначала Мемека подходил к сумке с провизией как можно ближе — подкрадывался, одним словом.

Веня сразу обозначил границы. Мемека понял, что ему ничего не перепадет, успокоился и ничего не делал, разве что начал пялиться на нас желтым глазом с вытянутым зрачком и изводить противным духом.

Его взгляд раздражал Веньку. Братишка пытался отвязаться от настырного козла, но Мемека принялся ходить за ним по пятам. А когда Венька, умаявшийся в дороге, захотел умыться в речушке, что встретилась по пути, Мемека выждал момент, разбежался и боднул его в спину.

Венечка нырнул в воду рыбкой, а когда вынырнул, заорал так, что у меня едва не случился сердечный приступ. Я, бежавшая ему на помощь, испугалась, что при падении братишка ударился, поранился, что ему очень больно…

Оказалось, что Вене и вправду было больно. От одного вида, как козел нагло пожирал выпавшую из сумки еду.

Пока Венька выбирался из речушки, пока карабкался на пригорок, козел ополовинил наш и без того скудный запас. За остатки Веня устроил настоящую битву, но с того раза Мемека затаил злобу. И когда ему удавалось застать Веньку врасплох, норовил побольнее боднуть, став для Вени сущим наказанием.

Но совсем Веня потерял веру в доброту мироздания, после того как кролики, сбежавшие из клетки, сгрызли краюху очерствевшего хлеба.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Я спрятал сумку подальше в телегу, чтобы противный козлина не добрался! — жаловался он, обещая Мемеке переломать рога, а кроля лишить меха. И хоть Найра, владелица живности, в качестве возмещения убытков угостила нас капустным пирогом и сладким, горе Вени было безграничным.

Весь обоз с улыбками следил за непримиримым противостоянием. Мемека демонстрировал Вене рога во всём великолепии, и Венька гневно сверкал темными глазищами из-под бровей и обещал лишить козла самого дорогого — рогов.

Все, кто видел их стычки, хохотали до слез. Венечка злился и тоже смеялся, и ни капли не сожалел, что мы выбрали именно этот обоз. Только всё хорошее когда-нибудь заканчивается.

Наши спутники приехали в Дарнен, где должна была состояться ярмарка, а нам с Веней предстоял путь до столицы.

Распрощавшись с обозниками, мы отправились дальше, но ещё долгое время у нас в ушах звенело сердитое блеяние мстительного козла.

***

— А другие до столицы порталами переносятся… — канючил Венька, медленно перебирая босыми грязными ногами по пыльной дороге. Его обувь разваливалась, и он решил сохранить, положив в сумку.

Я бы тоже так сделала, если бы могла без боли ступать на камушки и ветки. Но кожа у меня нежная, поэтому пришлось подвязать подошву тканью, оторванной от нижней юбки.

Так мы и брели, с ног до головы покрытые дорожной пылью, похожие на нищих. Лишь очень внимательному человеку с большим трудом удалось бы в нашей одежде опознать добротную ткань.

Пустая сумка, в которой не осталось ни крошки, тряпкой болталась на плече брата, и настроение у нас было самое что ни на есть горестное.

— К сожалению, денег на портал нет. Переход стоит очень дорого, — напомнила я.

— Мы умрем в дороге. От истощения, голода и…

— И нытья, — проворчала я. — Если хочешь, можешь развернуться и идти обратно.

— Издеваешься? — Веня даже запнулся на пустом месте. — До столицы далеко, но и до дома тоже. Я не дойду, умру от слабости. И живот крутит от листьев.

Если бы он мог, расплакался, но и на это у братишки не осталось сил.

— Ты же утверждал, что Дарида из них делает начинку для пирогов, — припомнила брату его же слова.

— В том то и дело, что начинку, а не весь пирог. Ой! — он схватился за живот, согнулся и помчался в ближайшие кусты.

Когда вышел, на нём лица не было. Бледный, измученный, поникший. У Веньки даже милых щёчек не осталось. Только уши.

— Венечка, потерпи немного. Дойдем до города, я продам чего-нибудь.

— Чтобы пройти через портал? — в глазах братишки вспыхнула надежда.

— На портал не хватит, если даже я продам всё, что у меня имеется, — призналась честно. — Но мы сможем снять комнатку, поесть, помыться.

— Если дойдем, — всхлипнул Венька и, больше не желая разговаривать со мной, побрел дальше.

Мы шли медленно, шарахаясь всадников, мчавшихся по дороге, подозрительных путников. От голода болело нутро, ноги переставляли чисто на упрямстве. Зато к вечеру старания вознаградились, и у излучины широкой реки мы увидели большую деревню.

«Если поторопимся и доберемся затемно, сможем там что-нибудь продать и купить еды...» — мелькнула в голове мысль.

Веня подумал о том же, только как мы ни старались, скорее идти не могли. И, вообще, нам оставалось надеяться, что обессиленные, мы не заночуем прямо у дороги.

Чтобы сократить путь, решили срезать. Но даже так добрались до деревни затемно.

Жители ещё не спали, но добропорядочные давно разошлись по домам.

Надежды на комнатку растаяли, и когда мы наткнулись на стог сена в поле, я выпалила, падая на траву:

— Я умру тут.

Веня не ответил. Раскинув руки, упал рядом, и мы, не сговариваясь, застонали. Ноги горели, руки не слушались. Рядом возились и сновали полевки, но мне было на них плевать. Да и стоит ли волноваться, если Тучка разгонит их?