Яркий закат Речи Посполитой: Ян Собеский, Август Сильный, Станислав Лещинский - Людмила Ивонина

сношения с испанцами, а после ее окончания перешел на сторону Мадрида и вплоть до Пиренейского мира 1659 года между Францией и Испанией воевал против соотечественников. Сам же Собеский в мемуарах предпочел опустить этот факт своей жизни.

К концу 1655 года практически вся Речь Посполитая была завоевана шведами. На фоне формировавшихся повстанческих отрядов 29 декабря 1655 года в Тышковцах великий гетман коронный Станислав Потоцкий и польный гетман коронный Станислав Лянцкоронский организовали шляхетскую конфедерацию против Карла Густава. Тышковецкая конфедерация распространила универсал о начале вооруженной борьбы против шведов и отправила гонцов в австрийскую Силезию с призывом к Яну Казимиру вернуться на родину, что и произошло зимой 1656 года. В Великой и Малой Польше сопротивление шведам резко усилилось. И в ночь с 23 на 24 февраля все польские хоругви сложили с себя присягу шведскому монарху и перешли на сторону своего короля. Трехтысячное польско-шляхетское войско под командованием Александра Конецпольского, разбивая шведские отряды, двинулось из Мазовии на Львов, где присоединилось к Яну Казимиру. В конце марта 1656 года Ян Собеский поступил под командование гетманов Стефана Чарнецкого и Ежи Себастьяна Любомирского. Услышав эту весть, рассерженный Карл Густав приказал повесить на виселице портреты Собеского и других польских военачальников, бывших на его службе[27].

«Никогда еще Польша так не нуждалась в своих сыновьях, которые, как он (Собеский. – Л. И.), одновременно являлись и патриотами, и прекрасными воинами, – писал об этом времени Ян, непомерно приукрашивая значение своей особы, – …Собеский был главной надеждой родины и ее короля-беглеца»[28]. Ему очень помогло знание военного искусства татар, когда 28–30 июля 1656 года, умело командуя двухтысячным татарским корпусом в качестве хорунжего великого коронного, он принимал участие в трехдневной битве с армией Карла Густава и бранденбургского курфюрста Фридриха-Вильгельма под Варшавой. Будущий король на поле боя старался «компенсировать» свою «измену» Яну Казимиру, хотя в том сражении восемнадцатитысячная шведско-бранденбургская армия разгромила польско-литовские войска и на время заняла Варшаву.

По большому счету, время, проведенное на службе Карла Густава, способствовало еще большему развитию военных талантов Собеского: он мог изнутри наблюдать за действиями прекрасно оснащенной и обученной шведской армии. Приобретенные знания были успешно использованы в боях с силами союзника шведского короля трансильванского князя Дьердя II Ракоци летом 1657 года. Ракоци был вынужден сдаться и подписать мирный договор с Речью Посполитой. Князь отказался от претензий на польский престол и обязывался заплатить огромную контрибуцию польскому правительству.

В течение последующих двух лет Ян участвовал в ряде военных кампаний и избирался депутатом сейма. В качестве одного из комиссаров он подписал Гадячский договор 1658 года между Польско-Литовским государством и Гетманщиной, предусматривающий вхождение последней в состав Речи Посполитой под названием Великого княжества русского как третьего равноправного члена Унии Польши и Литвы. В августе 1659 года Собеский принял участие в последнем наступлении польского войска под предводительством Ежи Себастьяна Любомирского против шведов в Королевской Пруссии. Тогда поляки осадили и взяли штурмом Грудзендз, а затем принудили к капитуляции шведский гарнизон в городском замке. В 1660 году Ян в составе польского войска сражался в битве при Слободище с силами гетмана Юрия Хмельницкого и при Любаре с русской армией боярина Шереметева, после чего вновь стал членом посольства, заключившего договор с Хмельницким в Чуднове, возобновивший статьи Гадячского соглашения. За это он получил в награду Стрийское староство[29].

В феврале 1660 года Карл X Густав, заболев лихорадкой, скончался в Гетеборге. Новым королем Швеции стал 4-летний Карл XI, и вследствие его несовершеннолетия государством стал управлять Регентский совет во главе с фельдмаршалом Магнусом Делагарди. А в мае 1660 года в Оливском монастыре под Гданьском был заключен мирный договор между Речью Посполитой, Священной Римской империей и Бранденбургом, с одной стороны, и Швецией, с другой. По условиям Оливского мира король Речи Посполитой отказывался от всех претензий на шведскую корону. Швеция получала Эстонию и большую часть Ливонии (или Лифляндии – немецкое название Ливонии – Livland), кроме Курляндии, которая осталась в вассальной зависимости от Речи Посполитой и Инфлянтского воеводства (польских Инфлянтов). Польская и шведская стороны подтвердили независимость Пруссии от Речи Посполитой.

«Шведский потоп» не зря сравнили со стремительно несущейся, все сметающей на своем пути водной стихией: количество шведских войск в той войне в несколько раз превосходило численность поляков, умевших держать в руках оружие. «Потоп» смыл своими водами и значительный сегмент польской культуры – ведь шведское нашествие ознаменовалось не только разрушениями и человеческими жертвами, но и изгнанием из страны протестантов. Вследствие того, что Речь Посполитая с трудом избежала раздела между некатолическими соседями, католической церкви удалось отменить постановления Варшавской конфедерации 1573 года, обеспечивашей религиозную терпимость в государстве. Этот акт временно сделал Речь Посполитую на долгие годы более безопасным и толерантным местом, чем большая часть Европы. Но уже в 1658 году сейм обвинил протестантов в поддержке интервентов и изгнал из страны «польских братьев»[30], отстаивавших идеи рационализма и религиозной терпимости и оказавших влияние на правовую мысль в Европе и Северной Америке. А в 1668 году он запретил отступление от католицизма под страхом смерти. Политика религиозной нетерпимости также свидетельствовала о наступавших сложных для Польско-Литовского государства временах – католицизм стал благословением и проклятием Речи Посполитой.

Восхождение

Уже первая половина XVII столетия внесла существенные изменения в повседневную жизнь европейского общества, прежде всего, элит. «Весь мир лицедействует», – это высказывание римского писателя Гая Петрония Арбитра[31], предварявшее вход в лондонский театр «Глобус», было своеобразным эпиграфом к культуре Нового времени. Ощущение жизни как пространства игры, свойственное барочной эпохе, требовало от человека выбора роли, которую следовало играть на сцене театра-мира. Эта роль как определяла внешние признаки человека (прическа, костюм, грим), так и диктовала социальное поведение, провоцировала возведение соответствующих декораций. В итоге она превращала жизнь человека в процесс творчества. В этот процесс творчества, пусть даже и относительно приземленный и провинциальный, окунулась и польская шляхта.

Повседневные интересы шляхты были достаточно простыми и часто замыкались в сфере бытовых и семейных потребностей. Хотя, согласно господствовавшим представлениям, шляхта не могла непосредственно заниматься торговой и ремесленной деятельностью, препоручая эти сферы зависимым или нанятым лицам, на самом деле это было не совсем так. Дворянское сословие Речи Посполитой не чуралось торговых и промысловых доходов, занималось земельными операциями, поручало своим подданным продавать лесные и зерновые продукты на внутреннем рынке и за границу и т. д. «Маентки» и другие владения шляхты (староства, державы, экономии) поставляли в корчмы значительную часть потребляемых народом спиртных напитков. Довольно