Власть королев - Морган Райс

Ноги солдата подкосились, глаза вылезли из орбит, и он завалился на бок, мёртвый.

Сзади снова прозвучал громкий крик, и Дариус подскочил, оборачиваясь к надзирателю, который слезал со своего зерта. Вид у него был разъярённый, и, обнажив меч, он бросился к Дариусу с диким воплем.

«Ничего, я сам тебя убью», – кричал он. «Но я не просто тебя убью, я буду медленно пытать и тебя, и твою семью, и всю деревню!»

Он накинулся на Дариуса.

Этот имперский надзиратель был явно лучшим воином, чем предыдущие: выше, шире в плечах, и с более мощным оружием. Он был закалённым воякой, лучшим из всех, с кем Дариусу приходилось драться. Дариус вынужден был признать, что испытывает страх перед столь великолепным противником, но отказывался это показать. Он убеждал себя, что перед ним обычный человек. А люди не всесильны.

Люди не всесильны.

Дариус поднял свой меч, чтобы встретить им надзирателя, который обеими руками обрушил на него свой сверкающий на солнце клинок. Дариус уклонился и отразил удар. Противник замахнулся ещё раз.

Слева и справа, слева и справа – солдат наносил удары, а Дариус их блокировал. Металл грохотал у него в ушах и повсюду сыпались искры. Противник заставлял его отступать, и Дариус собирал все силы, чтобы просто защищаться. Этот мужчина был силён и быстр, и Дариус думал только о том, как бы остаться в живых.

Дариус замешкался с тем, чтобы отразить один из ударов, и вскричал от боли, когда надзиратель нашёл дыру в его защите и рассёк ему бицепс. Ранение было неглубоким, но болезненным. Дариус почувствовал, как из его первой боевой раны потекла кровь, и ошеломлённо замер.

Это было ошибкой. Надзиратель воспользовался его замешательством и ударил его тыльной стороной перчатки. Дариус ощутил острую боль в щеке и челюсти, когда металл коснулся его лица. Этот удар опрокинул его назад и заставил отлететь на пару футов, а Дариус в это время отметил про себя, что в бою никогда нельзя останавливаться и осматривать раны.

Когда Дариус ощутил вкус крови на губах, в нём вскипела ярость. Надзиратель снова атаковал, огромный и сильный, но в этот раз, с болью, пульсирующей в щеке, и кровью на языке, Дариус не позволил себя напугать. Первые удары схватки были нанесены, и Дариус понял, что какими болезненными они ни были, это было не смертельно. Он всё ещё стоял, дышал, был жив.

А это означало, что он по-прежнему мог сражаться. Он мог отбивать удары, мог продолжать. Ранение ослабило его не настолько, насколько он опасался. Возможно, он был меньше по размеру и менее опытным, но осознал, что навыки его были также остры, как и у всех остальных. Значит, он тоже мог быть опасен.

Дариус издал утробный крик и бросился вперёд, принимая бой, вместо того, чтобы уклоняться. Не боясь больше, что его ранят, он поднял меч, и обрушил его на противника. Мужчина отразил удар, но Дариус не отступил, замахиваясь ещё и ещё, оттесняя надзирателя, не смотря на его габариты и силу.

Дариус дрался за свою жизнь, за Лоти, за весь свой народ и братьев по оружию. Слева и справа, слева и справа, он продолжал бить, быстрее, чем мог себе представить, больше не позволяя тяжести стали себя тормозить, и, наконец-то, нашёл брешь. Надзиратель взвыл от боли, когда Дариус распорол ему бок.

Он со злостью уставился на Дариуса, и на лице его сперва появилось удивление, а потом сверкнула жажда мести.

Он взревел, как раненый зверь, и атаковал Дариуса. Надзиратель отбросил свой меч, сделал рывок вперёд и поймал Дариуса в медвежий захват. Он приподнял Дариуса от земли и сжал так сильно, что тот выронил меч. Всё случилось очень быстро, это был неожиданный приём, и Дариус не успел среагировать вовремя. Он думал, что враг будет полагаться на меч, а не на кулаки.

Дариус висел над землёй, хрипя, и чувствовал, что скоро каждая кость в его теле будет сломана. Он закричал от боли.

Надзиратель сжал его сильнее, так сильно, что Дариус был уверен, что умрёт. Затем он нагнулся и ударил Дариуса головой в переносицу.

Дариус почувствовал, как хлынула кровь и жуткая боль пронзила его лицо, и глаза, ослепляя его. Этого он тоже не ожидал. Надзиратель нагнулся опять, чтобы повторить удар, и беззащитный Дариус уже не сомневался, что его убьют.

В воздухе зазвенели цепи, и, внезапно, глаза надзирателя выпучились, и он ослабил хватку. Дариус пытался отдышаться, не понимая, что произошло, удивляясь, что его отпустили. Потом он увидел Лоти, стоявшую за спиной надзирателя, которая изо всех сил душила его обрывком цепи, свисавшим с оков на её руках.

Дариус стоял, покачиваясь, и восстанавливал дыхание, в то время как надзиратель немного попятился, затем потянулся через плечо, ухватил Лотти сзади, нагнулся и перебросил её через себя. Лоти, вскрикнув, с размаху приземлилась спиной на жёсткую землю, в грязь.

Надзиратель сделал шаг вперёд и занёс над ней ботинок, целясь подошвой в лицо, и Дариус понял, что он проломит ей череп. Надзиратель был сейчас в добрых десяти футах от Дариуса, и он бы просто не успел вовремя до него достать.

«НЕТ!» – закричал Дариус.

Думать пришлось быстро: он поднял свой меч с земли, шагнул вперёд и ловким движением метнул его в противника.

Меч, вращаясь, рассекал воздух, а Дариус заворожённо наблюдал за его полётом, пока остриё не пробило доспех надзирателя, встряв ему прямо в сердце.

Его глаза округлились снова, он закачался и упал, сначала на колени, а потом – лицом на землю.

Лоти быстро поднялась на ноги, и Дариус поспешил к ней. Успокаивая её, он положил руку ей на плечо. Он был невыразимо благодарен ей и безмерно рад, что с неё всё хорошо.

Внезапно они услышали свист. Дариус обернулся и увидел, как надзиратель приподнялся з земли, поднёс руку ко рту и свистнул ещё раз, последний раз перед смертью.

Ужасающий рык нарушил тишину, и земля задрожала у них под ногами.

Дариус обернулся и застыл, как громом поражённый: их атаковал зетра. Он нёсся на них в приступе ярости, опустив острые рога. Дариус и Лоти быстро переглянулись: бежать было некуда. Дариус подумал, что через мгновение им обоим суждено погибнуть.

Дариус огляделся, в поисках решения, и заметил рядом с ними крутой горный склон, усеянный скалами и булыжниками. Дариус выставил одну руку ладонью вперёд, а другой обхватил Лоти, прижимая её как можно ближе. Дариус не хотел призывать свою силу, но знал, что в данный момент это был единственный способ выжить.

Он почувствовал знакомый невыносимый жар внутри, силу, которая едва поддавалась его контролю, и увидел, как свет полился из его открытой ладони на крутой склон. Раздался гул, сначала тихий, но постепенно набирающий громкость, со склона посыпались булыжники, образуя мощный поток.

Лавина камней обрушилась на зетру, и поглотила его за секунду до того, как он их достиг. Поднялось огромное облако пыли, раздался громкий треск, и, наконец-то, всё успокоилось.

Дариус стоял и слушал тишину, наблюдая за пылью, кружащейся в лучах солнца, и не в силах понять, что он только что сделал. Он повернулся к Лоти, и увидел полный ужаса взгляд, которым она смотрела на него. Он понял, что всё изменилось. Он раскрыл свой секрет. Пути назад не было.

Глава седьмая

На носу маленькой лодки сидел Тор. Ноги его были скрещены, спина выпрямлена, а ладони расслабленно лежали на бёдрах. Он сидел спиной ко всем остальным и вглядывался в холодное жестокое море. Его глаза были красными от слёз, и он не хотел, чтобы его видели таким. Слёзы уже высохли, но следы рыданий были ещё слишком явными, и он продолжал сидеть и в оцепенении смотреть на море, размышляя о странности бытия.

Возможно ли, что судьба послала ему сына только затем, чтобы потом отнять? Возможно ли, что тот, кого он так любил, исчез бесследно, без предупреждения и без единого шанса на возвращение?

Жизнь, казалось Тору, была чересчур жестока, ведь если бы в ней была хоть какая-то справедливость, он получил бы сына обратно.

Тор отдал бы что-угодно – что-угодно – самому пройти сквозь огонь и умереть миллионом смертей, только бы вернуть Гувейна.

Тор закрыл глаза и встряхнул головой, пытаясь отогнать от себя видение кипящего вулкана, и языков пламени вокруг пустой колыбельки. Он избегал мысли о том, что его сын умер такой страшной смертью. Его сердце обжигала ярость, но ещё сильнее душила тоска. И стыд за то, что не добрался до своего малыша немногим раньше.

К тому же, Тор чувствовал, как внутри него разверзается пропасть, как только он пытался вообразить себе будущую встречу с Гвендолин и то, как он сообщит ей такую новость. Вряд ли она когда-нибудь снова захочет посмотреть ему в глаза. И прежней она после этого тоже уже никогда не будет. У Торгрина будто разом отобрали всю его жизнь. Он не знал, как её восстановить, как собрать по обломкам. Он не представлял, как люди в подобной ситуации находили новую причину жить.

Тор услышал шаги и почувствовал, как лодка накренилась под весом того, кто сел с ним рядом. Он обернулся и с удивлением обнаружил Конвена, занявшего соседнее место и глядящего в морскую даль. Тору казалось, что он целую вечность не говорил с Конвеном, с самой смерти его близнеца. Тор был рад ему. Когда Тор внимательней всмотрелся в скорбное выражение его лица, он впервые его понял. По-настоящему понял.