Небесам виднее - Ярина Рош

и присматривать за козой, вскоре находила их около старших. Вот так вздыхая и жалея детей, мы собирались.

12

Добрава складывала вещи, Анита помогала ей. Все были при деле. Нашла в сундуках ткани. Пусть уж хозяйка простит, что тут хозяйничаю. Было как — то неудобно, но почувствовала какое-то успокоение и поддержку, будто Хелена присутствует рядом.

Просмотрела рулоны ткани. Наверное, уже всё складывалось на приданное девчатам. Но нам сейчас нужнее. Была грубая ткань, наверное, шла больше на покрывало, плащи. Среднее полотно, шло на женские, мужские рубашки, скатерти, полотенца (называли усцинка), тонкое отбеленное полотно (называли бель, тончица, частина), она была мягкая. Про все ткани рассказала Добрава.

Подумала и решила нам сшить плавочки их тончицы, а мальчикам трусики. Раскроила, показала Добраве, и мы вдвоем сшивала их. Правда, вместо резинки пришлось вставлять тесёмку. Сначала они как- то странно приняли их, но потом привыкли. Хоть голой задницей не будут сверкать. Себе пришлось юбку шить, отрезала от сарафана верх(благо сарафан расклёшенный), и юбка готова. Только пришлось и здесь шнурок вставлять, что б ни слетела. Из длинных сорочек нашила кофточек. Ну не хочу ходить в сарафанах. Думаю, яйцами не закидают от новой моды. А вот на волосы замужние женщины одевали повойник (полотняная шапочка с твердым очельем, сзади затягивалась тесемками или лентами. Он должен был скрывать волосы замужней женщины. Вместе с повойником носили повязанный сзади платок — подзатыльник. С 19 века повойник стал самостоятельным головным убором.). Ну, надевать платок я не собираюсь в такую жару.

Одежду и ткани сложили в мешки. На них будут лежать дети. Еще один мешок набили травой, сделали матрас. Пригодится. И мы стали всё складывать на повозку. На низ положила мешок с мехом, которые нашла в тайнике. Если будет нужда, можно продать. С одной стороны (у заднего борта) сложили продукты: картошку, тыкву, репу, лук. Некоторые мешки ставили на попа, некоторые уложили. Шкуры, я все спрятала, и уложила вниз под первые мешки. Крупы в мешках поставила тоже на попа. Уложить бы всё. И ещё, как потянет лошадь, всё это? Посмотрим. Хорошо, что борта высокие, для чего сделаны, не знаю, но для нас как раз. А то думала, что при поездке всё вывалилось бы. А сейчас опасения прошли.

— Кирей. Покажи лошадь.

Мы зашли за дом, и вдалеке у ограды увидела лошадь. Я её тогда не заметила, когда знакомилась с домом. О, эта лошадь потянет. Она тяжеловес. Коричневая лошадка стояла и жевала траву. Мы подошли, я протянула руку и погладила.

— Она смирная и добрая, для своих. А чужих не подпускает. Задирой зовут, — пояснил сын.

— Хорошо, ну, милая, тебе предстоит тяжелая работка, — говорила я, и продолжала гладить лошадь.

Фррр… ответила она мне и мотнула головой, говоря, мол, чего там, справимся.

Мы засмеялись.

— Ну что, завтра поутру, закидываем остатки в телегу и в путь. Мы так почти больше недели собирались, — сказала я.

— Неделя? — спросил Кирей.

— Седмица по- вашему. Ну, пошли. Запрячь коня, сможешь? — спросила я его.

— А как же, — с гордостью ответил он.

Я обняла его за плечи, и мы пошли назад. Ещё есть дело. Всё что оставляем, мы решили спрятать в тайник. Есть такой, только он не в доме, а у ограды. Снимается дёрн, там обработанная яма с крышкой. Вот туда мы всё и сложим.

Не хочу ничего оставлять мародером. Как будто это моё, нажитое. Я думаю, не зря Хелена с мужем жили отдельно, а не в деревне. Почему, мы уже не узнаем. Мы потихоньку всё опустили в яму и закрыли. Этот тайник, не найдешь, если не знать. Кто знает, как всё обернется, может, кто из детей захочет сюда вернуться. Если будет куда.

А вечером я опять пела песню колыбельную.

Легкий ветер присмирел, Вечер бледный догорел, С неба звездные огни Говорят тебе: «Усни!» Не страшись перед судьбой, Я, как няня, здесь с тобой, Я, как няня, здесь пою: «Баю-баюшки-баю».

Тот, кто знает скорби гнет, Темной ночью отдохнет. Все, что дышит на земле, Сладко спит в полночной мгле. Дремлют птички и цветы; Отдохни, усни и ты, Я всю ночь здесь пропою: «Баю-баюшки-баю».

«Колыбельная» (К. Бальмонт)

Будет у нас вот такой ритуал на ночь. Я раньше часто пела своим детям, вот эти тоже ждут, как благословения на ночь.

13

Утром я посмотрела на повозку, и у меня возникла мысль. Ехать нам пять дней, сейчас поздняя весна. Солнце светит вовсю. Сидеть будет жарко. Надо навес. Мы с Киреем, нашли шесть палок, привязали их по бокам, и я натянула полотно, на них. Закрепили по бокам. Получилось, как в кибитке. Выдержит ли? Но жарится под солнцем тоже не дело. Тепловой удар можно схлопотать. С навесом провозились долго, и отъезд отложили, на другой день.

Утром встали рано, накормила детей. Запрягли лошадь. И стали грузить козу на приступок.

— Ну, милая. Нам надо уезжать. Ты же не хочешь остаться, — уговаривала я её и подводила к повозке.

— Беее, — отвечала она, мотая головой.

— Вот, видишь, мы тебе место приготовили. А то дорога длинная, ходом, тебе трудно будет, — продолжала я.

— Беее, — мне в ответ, и коза опустила голову.

— А,здесь ты поедешь, как принцесса, поставим мешок с травой, — продолжала я, подталкивая её.

— Беее, — подняла голову она.

Мы подставили к повозке скамейку, чтобы её сначала поставить на неё, а затем на приступок. Но коза удивила нас. Она запрыгнула сразу на приступок. И посмотрела на меня, мол, где трава.

— У тебя в роду не было горных козлов? — с шуткой спросила я.

— Беее, — в ответ.

— Ну, вот и поговорили, — уже со смехом сказала я.

Дети смеялись и помогали её устраивать. А коза тихо и мирно стояла на своем месте. Мы ей поставили мешок с травой, и она стала её щипать, как будто она это делала всегда. Я с облегчением вздохнула. Оставила детей укладывать корзины с едой, а сама пошла в дом. Тянуло меня туда. Сначала не поняла, а потом вспомнила про домового. Его- то тоже надо позвать.

— Дедушка домовой, — обратилась я. — Мы уезжаем отсюда. Так сложилось. Не хотелось бы тебя оставлять здесь. Может, с нами поедешь? Правда, не знаю, где мы будем жить. Если у сестры, то там тоже может быть домовой. Я не знаю, поладишь ли ты с ним. Решать тебе.

И тут на столе появился маленький старичок. Одетый в рубашку, брюки, жилетка,