Доля мастера - Ольга Фост

Значит, в первый день к обеду почтовая карета доставит Динь в Ланц, главный город их ланда. Там девочке надо обязательно отдохнуть, поесть, выспаться. Хозяина одного из лучших тамошних постоялых дворов, господина Юнтера, София хорошо знала ещё по прошлой, кочевой и неприкаянной жизни – помогала его супруге разрешиться от бремени… но звездочея и о том не любила вспоминать. Ребёночка она тогда приняла – а вот успокоить роженицу, чтобы та страхами своими не мешала природе, едва удалось… знахари справляются с таким за несколько мгновений.

Утром второго дня человек от Юнтера проводит Динь на вокзал и поможет ей сесть на поезд. Хоть и недешёв этот вид транспорта, шумен и нуден, зато утром третьего дня София увидится со своей малышкой – почтовым же дилижансом от Ланца в Коренбург добираться существенно дольше, да и утомляешься с непривычки куда сильнее.

«Карты всегда пророчат нам дорогу: пока мы живы – мы в пути. Так что собирайся основательно, девочка моя, впереди у тебя очень долгий путь».

***

– Очень долгий путь, – мечтательно перечитала Динь тётушкино письмо. Взглянула на Дона, на мадемуазель Лармур и снова на Дона, – увидеть Коренбург…

Дон одобрительно кивнул в ответ, но отвечать не стал – ему и самому предстояло сообщить нечто… Собеседницы притихли – одна рассматривала отменный маникюр левой ручки, другая глядела ему в лицо так радостно, будто уже знала, что сейчас прозвучит.

– Нынче утром я получил предписание отправиться ко двору.

И он выжидающе посмотрел на Тони, которая в ходе его краткой речи мягко преобразилась в Нинон, заулыбалась сладко. Дон только и видел, что эту улыбку – а потому тихое поздравление Динь прошелестело мимо его слуха.

– Значит, очень скоро все мы встретимся в столице, – пропела мадемуазель Лармур, из-под полуопущенных ресниц наблюдая, как мужчина пытается придать лицу максимум невозмутимости – ведь ему ещё никто не давал ни малейшего права проявлять интерес к её делам.

Но она решила не мучить интересного кавалера слишком долго: и сам – загляденье, и явно из приличной семьи, и на хорошем счету: с поручением, в столицу…

– Матушка приглашена на закрытие сезона, концертировать в доме… – и Нинон назвала одну из известнейших дворянских фамилий. Кто не знает семьи, из которой родом её императорское величество?

***

Солнце ещё только собиралось подняться над равниной, служившей просторным ложем широкой и медленной реке, когда из шлейфа уходящей ночи стремительно вырвалась небольшая птица. Полёт её был неровен и странен – то чёрным зерном падала она к земле, то в последнее мгновение ломала гибельную прямую, остро вверх взрезая воздух.

Мальчишка-пастушок, который именно тогда потянулся и взглянул при этом в небо, решил, будто за юркой вестницей богов гонятся злобные духи тьмы, а она спешит укрыться от их ядовитых когтей в спасительных лучах утренней зари. Паренёк почти не ошибся – ласточка спешила на восток, к славному городу Вершице, с секретным посланием её императорского величества Елизаветы к великой княгине Алисе.

Без передышки летела птица, издалека, но сил у этого тренированного гонца оставалось ещё немало. Только упрямее сжался клюв, и ласточка продолжила черкать по небу, превращая свой след в головоломку для любой слежки.

Осталось перелететь небольшой лесок – и вот, уже виднеются на высоком холмистом берегу восемь всемирно известных башен – как писал в своих путевых заметках один странствующий барон: «С дальних подступов их вполне можно принять за вышедших в дозор исполинов в пылающих золотом шеломах». И он ничуть не преуменьшил на сей раз – многочисленным врагам не удавалось занять эти холмы с тех пор, как шесть сотен лет назад второй из династии великих князей Вершицких окружил свой престол легендарной белокаменной крепостью.

Города растут, как ракушка улитки: по спирали; от центра – вширь. Так и Вершица – за спокойные и богатые столетия оброс могучий детинец многочисленными слободами и торжищами, во все края света шли из города лучи государственных трактов.

Не утихала здесь жизнь, лишь краткую передышку разрешала себе – вот и сейчас, из тумана предрассветных грёз проступала обычная деловитая толкотня столицы поистине великого княжества: ползли от застав подводы с товарами, курился над пекарнями дымок, служки шебуршались в храмах, скрипели в купеческих домах ставни да бренчали в лавках ключи под протяжные зевки приказчиков.

Ласточка сделала ещё один виток над пробуждающимся Подолом, заодно подкрепившись кстати попавшейся мошкой – позади всё чисто, а часовым и подавно не до шныряющей по своим делам птицы.

Она ринулась вниз, по широкой дуге обогнула юго-западную башню и на бреющем полёте пересекла мощёный булыжником двор. Шмыгнула за конюшню, пролетела по галерее крепостной стены к главному храму крепости. По пути уловила сладкий дух свежей выпечки из дворцовой кухни, наметив себе потом непременно тут поживиться, и устремилась к белёному зданию, расположившемуся во дворе с типичными для местных строений широтой и основательностью.

Ласточка выплела ещё две изящные петли вокруг – над крышей и вдоль окон. На общем светлом фоне дома заметно выделялось приоткрытое слуховое окошко – туда-то птица и влетела.

На чердаке царили сумерки, тишина и прохлада. Ласточка устроилась на стропиле: отдышаться, оглядеться, прислушаться: ход на чердак так же предусмотрительно открыт, из него тянет чуть влажным теплом и уютным ароматом кофе – в доме либо уже проснулись, либо так и не ложились ещё. Впрочем, если хоть немного знать ту, к кому спешила вестница, последнее всё же вернее. Ну что ж, за дело?

О, да тут неизвестно чем больше пахнет – тайной или нервной бессонницей! Но чернокрылая птица в полном соответствии со служебным уставом и здравым смыслом не совала клюв в секреты хозяев слишком глубоко: надо будет, сами попросят! По-прежнему не выпуская из внимания всё окружающее пространство, ласточка пронеслась по узкому коридору в самый дальний его конец, где виднелась приотворенная дверь.

Птица знала – там, у изящного бюро из драгоценной полярной берёзы сидит удивительной красоты женщина – великая княгиня Алиса. Сидит и при ломком свете двух свечей аккуратно пишет что-то, иногда поднося к глазам крохотный белый платок.

– Диль-тиль-трррррри!

Хоть и ждала этого приветствия женщина, но вздрогнула: сказалось напряжение, в котором жила с рождения второй дочери.

Впрочем, почти тут же нетерпение её оказалось задавлено – и простая аристократка не имеет права на такую роскошь, как прилюдная демонстрация чувств, а уж супруга государя и подавно. Неторопливо качнулся клакспапир, промокая излишки чернил с недавних строчек, закрылись рукопись и чернильница, перо опустилось в изысканной работы фарфоровую подставку. Только после этого Алиса величаво поднялась из-за бюро и посмотрела на вестницу.

Всё дальнейшее также происходило в полной тишине. Ласточка пошуровала клювом в грудном оперении, выдернула оттуда пушинку и бережно опустила её на узкую, в предательских блёстках пота ладонь повелительницы. Та медленно закрыла кулачок, прижала его к сердцу и словно в молитвенном благоговении опустила веки.

Это был единственный момент в работе, который ласточка не то, чтобы не любила, а попросту не выносила – да не даст соврать пресветлый Эрмий: лучше десять раз без передышки слетать из конца в конец и обратно, чем присутствовать при распечатке секретного послания. Но имперская почтовая служба – занятие не для слабонервных болтунов. Да, в любом случае, ласточка оставила бы своё мнение при себе даже под пыткой: на гонцах лежало заклинание, помогавшее им в случае чего быстро и безболезненно умереть, но не выдать хозяйских тайн и не запятнать ни одного имени, своего в том числе.

Человек – не единственный зверь, которому дано притворяться: ведь иной раз попросту не выжить, если не замаскироваться хорошенько… да хотя бы и осе под тигра! Однако на сей момент за крылатой посланницей никто не следил, и она могла позволить телу вести себя так, как тому хотелось. Вонзились в обивку кресла коготки, встопорщились перья – на дать ни взять, ёж в птичьем обличье. Хвала милостивым небесам, единственная, кто могла бы видеть это жалкое зрелище, пребывала в жемчужно-сером мареве транса и под столь тягостные для ласточки вибрации магии одну за другой снимала с зачарованного письма печати заклятий.

Если бы не тренированная выносливость и природное умение терпеть, ласточка уже давно сошла бы с дистанции, уступив место более крепким коллегам. Но ни первого ей было не занимать, ни второго – хотя те, кто знал эту ласточку в иной обстановке, никогда бы даже не заподозрили, что весёлый, душа нараспашку и слегка рассеянный господин Тинген-старший на самом деле – один из лучших агентов личной курьерской службы его императорского величества.