Семизвездное небо - Герай Фазли

- Камни надо возить вон оттуда, - отец указал на высохшее русло реки. А тот камень особый, это не камень, а фундамент. Видишь эту гору? Если каждый в селе будет крушить по камню в день, однажды Карадаг обрушится на наши головы. Теперь ты понял?

- Ей-богу, у тебя в голове ветер гуляет, уста. Что ты говоришь?

- Если и гуляет ветер, то не в моей голове, а в твоей.

Сколько ни убеждал дядя Касум отца, тот остался неумолим. Когда первый гнев прошел, отец даже предложил дяде Касуму помочь таскать камни из русла реки, чтобы построить хлев. Но твердо заявил, что, пусть хоть небо обрушится, он все равно, пока жив, не позволит кому бы то ни было тронуть хоть один камень в основании горы. После этого происшествия камень так и получил название - "камень Алмардана".

Я вспомнил этот случай, и мне почудилось, что отец может прийти сюда, к этому самому камню, который сторожит уже столько лет. Увидев узелок у меня в руках, свои новые туфли, кисет с табаком у меня в кармане, огниво, он тут же сбросит меня в ущелье Агчай. Как же глупо все получилось! Ведь и этот табак, и эта папиросная бумага, и трубка - все отцовское. Только кремень подарил мне Искендер. И не он ли научил меня курить папиросы? А отец... Он, конечно, поволнуется, но когда узнает, что у него за сын, он все простит: и то, что я курил, и то, что сбежал из дому., и то, что прихватил с собой его новые туфли...

Я выглянул из-за камня. На дороге никого не было. Искендер не появлялся. Вдруг мне почему-то захотелось кремнем, что подарил мне Искендер, нацарапать что-нибудь на камне, носящем имя моего отца. Надо же было как-то отметить этот исторический день! Ну, вроде того: "Испания, жди! Мы едем. Эльдар. Искендер. 1938, июль".

* * *

Однако в Испанию нам попасть не удалось. В тот же вечер, недалеко от районного центра, под скалой, где высилась старинная церковь, называемая Килсебурун, мы были обнаружены. Виноваты в этом мы были сами. Мы увидели милиционера на коне и почему-то решили, что он гонится за нами. Мы растерялись. Сначала хотели убежать. Потом вытащили из-за пазухи два кинжала - их ночью Искендер наточил в кузнице своего отца, а затем спрятал, - эти кинжалы мы приготовили с собой в Испанию. Теперь надо было от них избавиться. Скрежет падающего на камень металла привлек внимание милиционера.

Ночь мы провели в тесной комнатушке с маленьким оконцем. Утром нас отвели к начальнику. Он очень ласково расспросил нас, достал кинжалы, которые милиционер разыскал среди камней, поинтересовался, где мы их взяли и для какой цели. Но мы молчали. Мы не проронили ни слова, как истинные разведчики. Дверь отворилась, и вошел мой отец. Мы обменялись взглядами. И хотя - в его встревоженном взоре я не обнаружил ни заслуженной угрозы, ни гнева, внутри у меня что-то дрогнуло.

- Вот, уста, - громко произнес начальник милиции. - Можешь взглянуть на этих храбрецов, не желающих ни в чем признаваться.

- Передай их в мое распоряжение, начальник...

- Конечно, как договорились, Алмардан-киши, я убежден, что никто лучше тебя не сможет разобраться в этом деле.

Таким образом, мы были доставлены в село. Перед сельсоветом собралось много народа. Отец при всех объявил, что беглецы были обнаружены в Килсебуруне. С этого дня мы должны были отбывать наказание в самой маленькой и самой темной комнатке при сельсовете. Родственникам посещать нас не разрешалось. Еду нам будут доставлять две девочки - Гюльназ и Шахназ. Отец велел им обращаться с нами строго. Время и продолжительность посещений он тоже установил сам: каждое утро не более трех минут.

Но разве есть на свете такая тюрьма, толстые стены, которые не пропускали бы света? Такой оказалась и наша тюрьма в Чеменли. Хотя стены ее были крепки, а двери заперты на замок, зато потолок был низкий и доски в нем кое-где прогнили. Первым это заметил Искендер. Ранним утром в одном из углов комнаты затрепетал слабый солнечный луч.

- Взгляни, Эльдар, что бы это значило?

- Сейчас узнаем... - Я протер глаза и поднялся с жесткого топчана. Солнечный луч отражался на противоположной стене. Вот в каких необыкновенных случаях может прийти на помощь человеку геометрия. И я указал другу на прогнившие доски, сквозь которые виднелась черепица.

- Молодец, вот теперь тебя можно зачислить и в профессора геометрии. Не исключено, что ты можешь вычислить, который сейчас час...

- Нет, с этим я не справлюсь. Тут нужны другие науки - астрономия, физика...

- Зато я точно знаю, что именно сейчас твой отец стоит у ворот, попыхивая папиросой.

- Нет, еще очень рано.

- Ну, тогда иди сюда, я взберусь тебе на плечи и попробую сорвать гнилые доски.

Я посмотрел на Искендера, потом на потолок.

- Ты хочешь сказать, что мы можем бежать отсюда?

- Вот именно.

- Куда?

- В Испанию...

Я промолчал.

- Ты что, сдрейфил?

- Какой там сдрейфил, но вот осторожность нам не помешает.

- Что же мы должны делать, по-твоему?

- Переждать ночь. Может быть, даже и завтрашнюю. Пусть отец удостоверится, что мы больше никуда не собираемся бежать.

Мы оба уселись на свои топчаны. Наступило тягостное молчание. Но положение наше уже не было таким безвыходным, мы уже знали, что всегда сможем отсюда сбежать. Одно это сознание привело нас в хорошее расположение духа, мы даже как-то забыли, что сидели взаперти, под двумя замками. На глиняной стене плясал пробивающийся сквозь ломаную черепицу солнечный луч. Мы не отводили от него глаз. Этот лучик принес с собой кусочек неба, в нем парили орлы, громоздились друг на друга розовые облака. А в дальней дали где-то была страна Испания. Страна, куда нам предстояло попасть, где, мы верили, нас ждут. Через два-три дня мы сбежим из этой оштукатуренной тюрьмы и отправимся в ту далекую страну.

Так, в тишине, мы просидели какое-то время. Вдруг тихонько заскрипели ворота, послышались шаги. Вот звякнул ключ в замке на нашей двери. Не собираются ли нас выпустить? Тихий, но уверенный голос отца развеял наши надежды:

- Даю вам три минуты, дьяволята... Ровно три минуты... Слышали?

- Слышали, папа...

Под сильной рукой отца старая дверь на заржавевших петлях захрипела и с трудом поддалась. В комнату ворвался поток света, а вместе с ним и две маленькие дрожащие тени. Две тени и две пары кос. Гюльназ бросилась мне на шею. Слезы лились из ее глаз, словно потоки весеннего дождя.

- Как ты, дадаш? Мой дорогой братишка? Ужасно похудел. - Потом она взглянула на Искендера и улыбнулась, и Искендер ответил ей такой же улыбкой.

С трудом вырывавшись из объятий сестры, я хотел поздороваться и с Шахназ, но наткнулся на строгий взгляд и. протянутую руку. Я покорно нагнул голову, подставив свое левое ухо в ее распоряжение. Нежными пальцами она ухватила кончик уха и тихонько дернула его.

- Ну, считай!.. Иди!..

Так она поступала со мной всякий раз, стоило мне в чем-нибудь провиниться.

В зависимости от тяжести моего проступка она заставляла меня считать то до тридцати, то до сорока, а иной раз до семидесяти. И я считал иногда медленно, иной раз быстро. Я должен был считать, будто поднимаюсь или спускаюсь по лестнице. Поскольку самой длинной в нашем селе была лестница Эльдара, в случае особого прегрешения я должен был считать до семидесяти. Этой лестнице было столько же лет, сколько мне. Маме трудно было таскать кувшин с водой с реки. Когда я родился, отец киркой выбил ступеньки в скале, спускающейся от махала Сенгер, к реке Агчай, и назвал их "лестницей Эльдара".

- Сначала скажи, по какой лестнице?

- Конечно, по лестнице Эльдара.

- Ого... А мы опускаемся или поднимаемся?

- Конечно, поднимаемся. Посмотрите-ка на него, он еще собирается спускаться...

- Один, два... три.

- Медленнее! Я же сказала, поднимаемся.

- Шахназ, имей совесть, - проговорила вдруг Гюльназ дрожащим голосом. Ведь папа нам дал всего три минуты. Разве за три минуты можно подняться по лестнице Эльдара?

- Не беспокойся, я попрошу дядю Алмардана, он даст еще три минуты добавочных. - Проговорив это, Шахназ еще крепче ухватилась за мое ухо.

Шахназ вдруг расхохоталась, а за нею и Гюльназ. Мне тоже стало смешно. Только Искендер растерянно смотрел на нас. Вдруг Гюльназ приблизилась к нему и тихонько зашептала:

- Искендер, вечером дядя Ашраф был у нас. До полуночи он разговаривал с моим отцом.

- О чем?

Гюльназ еще ближе придвинулась к нему:

- Ты никому не скажешь?

- Никому.

- Поклянись!

- Клянусь.

Потом моя сестра взяла его за руку и отвела в дальний угол комнаты. А мы с Шахназ расстелили на полу скатерть, разложили на ней еду из двух свертков, прибывших один из верхней, а другой из нижней части села. В железном ковшике молоко было еще теплым. Круглый медный поднос с пловом источал божественный аромат. В свежий чурек, был завернут бараний сыр. А в противоположном углу комнаты Гюльназ с Искендером после горячих клятв перешли к тайным переговорам.

- Знаешь, вас понарошку посадил сюда мой папа. Просто так... Чтобы вас проучить.