Осколок солнца. Повесть - Владимир Немцов

Бабкина удручало иное. Вот если бы ему Димкин язык. А то ведь совсем говорить не умеет. На собраниях отмалчивается. С места, куда ни шло, еще может пикнуть, а на трибуну вылезти — ноги отнимаются. Стеша и то подсмеивается (от нее он ничего не скрывал).

Как-то давно на собрании пришлось рассказывать свою биографию. Выдвигали его кандидатуру в состав комсомольского комитета. Ребята тогда еще плохо знали Бабкина и захотели познакомиться. Знакомство не состоялось. Выйдя на трибуну, он начал бормотать что-то невнятное, краснел, бледнел до тех пор, пока, сжалившись, кто-то не крикнул:

— Ясно!

И другие поддержали:

— Понятно!

Хорошо, что Димка выступил с отводом — в командировках, мол, вместе бываем, когда же Бабкин будет работать, а мертвые души нам не нужны. Если бы не этот довод, остался бы в списке, и в конце концов — два голоса «за», остальные против. Позор.

Несмотря на разность характеров, дружба Багрецова и Бабкина была крепкой, выдержала немало испытаний. С нею считался даже начальник отдела, стараясь посылать техников в командировки всегда вместе. В этом случае они как бы дополняли друг друга, и работа шла успешнее.

Иной раз Бабкин подтрунивал над Димкой: трусишка! «А ты? А ты? — наскакивал на него Димка. — Своих же ребят боишься!»

Бабкин замолкал, не желая распространяться на эту тему. Неужели Димка не понимает, что здесь не трусость, а смущение?

Сейчас, шагая по странному зеркальному полю, он с горечью и скрытым раздражением смотрел, как Димка — здоровый, долговязый парень — пугливо озирается, еле-еле переступает ногами, будто вот-вот провалится под лед. И надо же было так случиться, что не в дремучей тайге, не в пустынных степях, даже не в здешних песках, а на зеркальном поле, созданном руками человека, вдруг оказалось длиннохвостое чудовище, точно оно вынырнуло из глубины веков.

Димка ойкнул и присел. Даже Бабкин застыл с раскрытым ртом.

Быстро перебирая лапами, по зеркалу скользила двухметровая ящерица, рыжая, с темными полосами на спине. Видно, она попала сюда неожиданно. Перепуганная, заметив людей, заметалась, не зная, в какую сторону бежать. Кинулась на Димку. Бабкин бросился вперед. Ящерица метнулась в сторону, но поскользнулась и, видя, что враг приближается, раскрыла зубастую пасть.

«Крокодил!» — мелькнуло в сознании Димки. Он почувствовал, как у него отнимаются руки и ноги, — сейчас упадет.

А «крокодил», приподнимаясь на передних лапах, бил хвостом и шипел угрожающе.

Бабкин не растерялся и выставил вперед чемодан. Ящерица вцепилась в него зубами — не оторвешь. Тимофей резко дернул чемодан и потащил. Ящерица отскочила и со злобным шипением кинулась в сторону, к кустам.

Тимофей осмотрел чемодан — угол его слегка ободран, — повернулся к Димке, сказал с раздражением:

— Водятся тут всякие… — и замолк.

Димка смотрел остекленевшими глазами в одну точку, будто неживой. Пришлось усадить его на чемодан, чтобы отдышался. Опасливо поглядывая в темноту, Димка пробормотал, что лучше всего здесь подождать утра.

Бабкин возмутился: что за глупости! Он любил порядок, теплую постель и определенность в жизни. Кто они сейчас с Димкой? Командировочные. А если так, то могут находиться либо в пути, либо на месте назначения. Никакого отступления от правил.

Немного успокоившись, Вадим почувствовал к себе жалость. Бывают же храбрецы, им и сам чорт не брат. А он трус. Надо вещи называть своими именами. Если это болезнь, то болезнь противная и, кто ее знает, видно, хроническая.

Он вытащил из кармана платок, вытер потные, липкие руки.

— Твоя правда, — и сказал приподнимаясь: — Пошли.

Бабкин решительно завладел Димкиным чемоданом. Вадим не сопротивлялся. Ноги еле двигались, шел он неуверенно, как на ходулях. Шелковый пыльник, висевший на руке, казался тяжелым, как намокший брезент. Непонятное, гадкое ощущение — страх. Почему-то он испытывал его по всяким ничтожным поводам. Надо лечиться. Наверное, существуют какие-нибудь лекарства…

Шли молча. Вадиму было не по себе, а Бабкин не мог найти нужных слов, боялся хоть чем-то напомнить Димке о пережитом.

Впереди, как светлячки, рассыпанные в траве, светились огни лаборатории. К их сочетаниям — шесть внизу и семь повыше — Бабкин уже привык. Хотелось как можно скорее туда добраться и в спокойной обстановке, за стаканом чаю поговорить с Димкой начистоту. Надоело с ним нянчиться. Кстати, надо расспросить, живут ли в пустыне крокодилы? Может, из зверинца сбежал? Бабкин разозлился на свою нелепую догадку. Абсолютная ерунда.

В темных зарослях, где-то у границы зеркального поля, вспыхнули еще два огня. Вначале Тимофей подумал, что это засветились окна в соседнем корпусе, но огни двигались, приближались. Бабкин кивнул головой Димке: дескать, иди за мной поторапливайся и, покачивая чемоданами, пошел навстречу огням.

Это была грузовая машина. Свет ее фар отражался в зеркале, как огни парохода в воде. Бабкин прибавил шагу. Машина, конечно, принадлежит здешней испытательной станции, а если так, то можно спросить, как найти Курбатова и даже проехать к нему на этой машине. Откровенно говоря, Бабкину надоело таскаться с чемоданами по зеркальному полю. Уж больно скользко. Чувствуешь себя, как жук на тарелке.

Устали, затекли руки. Бабкин поставил чемоданы, чтобы передохнуть минутку, а Вадим, поглощенный своими мыслями, ничего не замечая, шел вперед. Теперь ему не страшно — вряд ли возле машины он опять встретится с крокодилом.

Вдруг ноги его неожиданно разъехались, и он больно ударился о скользкий паркет. Стараясь приподняться, Вадим искал точку опоры, но пальцы его скользили по гладкой поверхности, точно покрытой слоем жидкого мыла.

Багрецов не перепугался, ему даже не изменило чувство юмора. Вот теперь он почувствовал, сколь неприятно быть черепахой, перевернутой на спину.

Заметив, что Димка упал, Тимофей поспешил к нему, но не успел сделать и пяти шагов, как оказался в таком же беспомощном положении. Чемоданы вырвались из его рук и помчались, будто куски мыла по мокрому полу. Догоняй их, лови.

Терпеть не мог таких шуток Тимофей. Он представлял себе, что все было подстроено заранее. Сейчас выскочат из темноты неумные весельчаки и начнут потешаться. Но, кроме Димки, смеяться было некому, а он действительно хохотал до колик в животе. Удивительная непосредственность, ржет, как в цирке!

— Неуместный… смех, — пробурчал Тимофей.

Лежа на спине, он сучил ногами, как младенец, хотел приподняться, не поворачиваясь на бок, чтобы окончательно не измазать костюм. Наконец ему удалось сесть. Он подал руку Димке, тот уцепился, но неудачно — уехал вперед. Приподнявшись на одно колено, Тимофей совсем было встал на ноги, но они его не послушались и, как ножки развинченного циркуля, разбежались в разные стороны. Бабкин пытался свести их вместе, но снова поскользнулся и, рухнув, покатился вслед за чемоданами.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});