Предатель. После развода - Арина Арская

побегу к папе жаловаться, то он выйдет в открытую борьбу против моей семьи, которая приняла мою сторону.

— Я тоже была рада познакомиться, — Диана смущенно улыбается рядом с Германом.

Неловко мнется, решая, можно ли ко мне лезть с объятиями, но я торопливо ретируюсь.

Проклятье.

До этой встречи я думала, что власть в моих руках, но Герман показал мне, что это совсем не так.

Теперь я не бывшая и оскорбленная его изменой жена, которую надо молить о прощении и просить о разговоре, а просто бывшая, с которой теперь будет совсем иной разговор.

Меня выпнули с пьедестала той, у кого надо добиваться встреч, бесед и терпеть высокомерное фырканье “оставь меня, мне не о чем с тобой говорить”.

На крыльце кафе пытаюсь отдышаться, унять дрожь в пальцах и сердце, которое вот-вот выскочит на ступеньки.

Спускаюсь, цокаю каблуками по тротуару и останавливаюсь у окна, ведь за столом в глубине главного зала кафе Герман с улыбкой смахивает со лба Дианы локон пшеничных и целует ее, коснувшись двумя пальцами аккуратного острого подбородка.

Сейчас, не два года назад, а сейчас меня пробивает ржавый прут отчаянной ревности и гнева.

Того гнева, который я, казалось, оставила в подростковом возрасте, когда меня крутило дикими эмоциями от гормональных всплесков.

— Мы развелись, — цежу себе под нос и шагаю в сторону парковки. — Развелись. И мне с этим человеком не по пути. Я не смогу быть с ним. Не смогу, поэтому мы и разошлись. Мне же было противно. Было противно. Не смогу. Не смогла бы…

Прячусь в машине, отбрасываю сумку на соседнее сидение и прижимаю кулаки ко лбу, уговаривая себя, что я не должна сейчас ревновать, сожалеть и злиться.

Не должна.

И я знаю, что если Герман решит, то может испортить мне жизнь, и он дал четко понять, что гордая обиженка начала его раздражать.

Теперь он будет терпеть заскоки Дианы, а я…

Я — бывшая.

Глава 9. Мои правила

Фотограф Алексей нажимает на кнопочки фотоаппарата, листая на маленьком экране отснятые снимки со стройными моделями в моих платьях и костюмах.

Обычно я прошу многое переснять, а сейчас мне все равно. Ко мне пришло осознание бессмысленности всей этой красивой возни вокруг тряпок. Ну да, мой бренд и дизайн. Да, ночами не спала над зарисовками, выбором тканей и определения концепции нового модельного ряда.

Да, потратила кучу нервов и времени, но в итоге меня тошнит, и я не в силах сосредоточиться на работе, в которой я раньше находила иллюзорное спасение.

— Есть замечания? — спрашивает Алексей.

Как и все модные, крутые и дерзкие фотографы, он весь в цветных татуировках. Тощий, высокий и с ранними залысинами, но талантливый в плане создания продающей глянцевой картинке.

— Я не знаю, — честно отвечаю я. — Не знаю.

— Давай-ка я все отсниму еще раз, — хмурится, — а потом…

— Хорошо, — киваю я и торопливо отхожу к высокому окну, присосавшись к стаканчику кофе.

Сажусь на низкий подоконник и блекло наблюдаю за тем, как ассистенты Алексея переставляют свет, как поправляют макияж моделям.

Я должна, как обычно, все строго проконтролировать, но не могу. Я сижу и пью кофе.

У меня после вскрытия того, что Герман погуливает, был подъем сил, а после развода будто каждый день ящиками пила энергетики. Я столько идей реализовала, и обманулась тем, что я сильная и независимая.

Ага.

Как только на горизонте замаячила серьезная рыбка для Германа, который вывел ее из тени для меня и для своей семьи, то меня перемкнуло.

Герман пусть и не был со мной в браке эти два года, но я его все еще считала своим. Да, я его наказывала, держала на расстоянии, огрызалась, отталкивала…

А еще я не позволяла ему оставаться с Афинкой наедине, и у нас в жизни были выходные, в которые он приходил к нам и возился с дочерью под моим зорким контролем.

Он не раз поднимал вопрос того, что стоит доверять ему Афинку хотя бы на ночь, чтобы она привыкала, но я была резко против.

Будь с ней только при мне и без лишних разговоров.

Он был в моей жизни по моим правилам.

Да, не муж официально, без обязательств с моей стороны, но он был. И, видимо, ему надоело.

Надоело и подвернулась милая девчушка, у которой к нему нет обид, претензий, желчи, но есть восторг, какой он сильный, красивый, богатый и серьезный.

А я что?

Я каждым взглядом, каждым намеком говорю ему о том, что кобелина проклятый, но вместе с этим не отпускаю.

И во встречах с Афинкой с моей материнской позиции было много превосходства. Буду честной, я его, наверное, даже наказывала тем, что вечером после того, как он укладывал нашу малышку спать, уходил.

Периодически он порывался то внезапной страстью, то раздражением, то агрессией продавить ситуацию в своих интересах, но я была скалой, которую ничем не взять.

И он уходил.

И да. Да! Да, черт возьми!

Каждый раз я ему показывала, что он потерял меня, потерял семью, в которой есть мама и папа для детей, и не отступала! Я не отступала, не прогибалась и не поддавалась Герману.

Я всегда была категоричной, однако это не помешало мне в свое время ждать от матери того, что она должна простить моего отца за внебрачную дочь на стороне.

Но ведь у моих папы и мамы все было иначе. Верно? Совсем не так, как у меня.

Во мне нет логики. Только эмоции.

— Мудила!

Замолкаю. Затихают щелчки фотоаппарата. Десятки удивленных и настороженных глаза смотрят на меня, и гадают, кого я тут назвала мудилой.

— Это мысли вслух, — встаю и сминаю пустой стаканчик из-под кофе. — Работайте.

Торопливо выхожу из студии. В коридоре с трудом сдерживаю себя от криков и матов.

— Анфиса, — ко мне выглядывает моя испуганная помощница Кариша. — У нас же были планы и вас отснять.

— В жопы все эти планы, — цежу я сквозь зубы и прижимаю пальцы к переносице.

— Что-то случилось?

— Да, — убираю руку с лица и зло щурюсь на Каришу, будто она в чем-то передо мной виновата. — Случился бывший муж.

— Ясно…

— Не бери в голову, — отмахиваюсь и спешно шагаю к выходу, — ты за главную.

Я в дикой панике, потому что понимаю, что Герман теперь