Малахитовый лес - Никита Олегович Горшкалев

по мне, ты похож на того, кому до всего и всегда есть дело.

– Первое впечатление обманчиво, – отведя взгляд в сторону, скупо сказал Астра. Ему казалось, что его видят насквозь, и стало не по себе.

– Ну что ж. Прощай, Астра, – сказал Репрев, поднявшись с напряжённым вздохом. – Приятно было познакомиться, и всё в этом духе, – не оборачиваясь и коварно улыбаясь, проскрипел он и поплёлся, прихрамывая, к двери, хотя ни одна лапа у него не болела. Правда, каждый шаг давался не без труда; его мутило, а в глазах плыло.

– Ну, хорошо, ладно, отнесу я тебя домой! – не сдержался и выкрикнул Астра.

Улыбка Репрева растянулась ещё шире. Мигом избавившись от неё, он повернулся, опустился на зад и, выжидающе глядя на Астру, повелительно сказал:

– Тогда неси меня. Но договоримся сразу: об этом молчок, и чтобы никто и никогда – ты меня понял? Не хватало ещё, чтобы обо мне судачили: вот, Репрева какой-то заморыш-кинокефал на руках носил!

– Договорились, – легко рассмеялся Астра, будто и не было между ними спора. – Перемывать косточки, поверь, не моё.

– Перемывать косточки, говоришь… – буркнул Репрев и странно поглядел на Астру. Астра этому его взгляду значения не придал. – А, и вот ещё что: накрой меня своей бабушкиной кофтёнкой, – вдруг вспомнил Репрев. – И давай пошустрее, а то, того гляди, доктор вернётся, пока ты тут возишься.

«Ну что у меня за утро: все подгоняют, спешат, душит, душит эта суета!» – пожаловался про себя Астра. Колючий не то жар, не то холод накинулся на спину, и кинокефал оттянул ворот рубашки.

– Было бы очень кстати, вернись к нам доктор Цингулон: тогда бы всё разрешилось само собой, – сказал Астра на выдохе, обматывая голову Репрева кофтой.

– Ничего бы не разрешилось, только бы влипли в ещё большие неприятности, – ответил приглушённый голос из-под кофты.

Пыша ноздрями на вдавленном лице, сжимая веки, губы, как цирковой атлет, Астра, собравшись с силами, поднял на руки пса и спросил у него укоризненным, полушутливым тоном:

– Мне кажется или ты – уф!.. – или ты потяжелел?

– Хороший знак: значит, иду на поправку, – бодро донеслось из-под кофты, и шерсть, из которой её связали, задержала, как сито, сквозящую иронию в голосе Репрева.

– Ты-то идёшь, а мне как прикажешь идти? До Дынной отсюда топать квартала три, не меньше!

Астра открыл спиной дверь, и желанный летний воздух, настоянный на аромате цветов и молодой зелени, пробудил дух. На всякий случай он оглянулся – нет ли поблизости доктора, – и скорым шагом направился к Дынной.

– Сколько пронесёшь – дальше я сам, на своих лапах, – отозвался Репрев, просунув морду в рукав кофты и высунув из него сопящий нос. – Мне на самом деле, без шуток, с каждой минутой становится лучше. Может, на полпути где меня сбросишь, а то и раньше, и мы с тобой, к общему счастью, расстанемся.

– Если нас увидит отряд, вопросов будет… – протянул слово «будет» Астра.

– Ну так постарайся не попасться отряду на глаза, – сердито отозвался Репрев, ворочаясь под кофтой. – Да и с чего это отряд будет нас задерживать, скажи на милость?

– А с того!.. – крикнул Астра, но быстро сообразил, что его крик только привлечёт ненужное внимание, и зашептал: – А с того, что отряд может подумать, что я тащу на себе бездыханное тело в мешке! Издалека и не сразу поймёшь, одежда это или мешок!

– Так и быть, постараюсь двигаться поживее, – неохотно согласился Репрев и как бы в доказательство заёрзал у Астры на плече.

– Нет уж, пожалуйста, не усложняй мне и без того непростую работу и не дёргайся! – сказал Астра, укрощая его и крепче прижимая к себе.

– Лады, лады! Так сразу и не поймёшь, чего тебе надо, – пожаловался Репрев, но дёргаться перестал. – Как увидишь отрядовцев, обходи их там, не знаю… сворачивай на тихие улочки…

– Сегодня, на какую улочку ни сверни, любая будет тихой, – загадочно сказал Астра и спросил: – Или одному мне так кажется?

– Ты это о чём?

– Ну, ты не заметил, какая этим утром в городе… тишь?

– Может быть, потому, что все на работе – город-то рабочий, – сказал Репрев и закончил с нарочито вкрадчивой таинственностью: – В отличие от тебя.

– Как… как ты узнал?! – в изумлении и с испугом спросил Астра.

– Да успокойся: я ваш разговор с Цингулоном подслушал, – просто ответил Репрев, посмеиваясь над наивностью Астры. – Мне ничего не оставалось делать, как слушать вашу болтовню. Ещё когда ты нашёл меня, прежде чем нам повстречался доктор, я пытался назвать тебе свой адрес, но язык не слушался меня.

Дома возникали внезапно, словно вырастая из земли, придавленной тротуарными плитами, шитыми ровными стежками бордюров, и чёрными дорогами, запорошенными пылью, как пыльцой. Дома, похожие один на другой, невысокие и старые, сверкали глазированной плиткой; лежат они, как сброшенные панцири, – огрубелые, омертвевшие и твердолобые, с жёсткой щетиной торчащих антенн, переплетённые проводами, как нервными нитями. Но каждый такой панцирь полнился уютом очага, да не одним, а сотнями уютных очагов!

А ещё балконы, балконы, балконы – множество их! И всё обман, один большой обман. Ты стоишь на таком балконе, обескрыленный, и смотришь на город с доступной тебе вертикали, мечтая о несбыточном полёте, а в это время ласточка у тебя над головой вьёт гнездо.

И стена теснится к стене, угол к углу, а в не занятом ничем пространстве, в редких островках пустоты, вздыхаешь с облегчением, словно что-то тяжёлое свалилось с груди. Может быть, поэтому под окнами разбивали тщедушные цветники, безыскусные в своём воплощении суррогаты природы, но, безусловно, радующие усталый от камня глаз.

А камень тем временем вбирал жар солнца, воздух тонко волновался, и грезилось, что в один миг всё треснет и лопнет, и ничего этого не станет.

Астра часто дышал, вспоминая о былой, оставленной где-то позади, минувшей прохладе под тенью тополей; мышцы его рук дрожали от перенапряжения, он старался сдерживать эту дрожь, потому что стыдился её перед Репревом, стыдился своего слабого тела. Репрев же – крепкий, как морской узел, образцовый, и была в нём некая простая красота, и всё в нём было прекрасно, кроме характера. «Будь он кинокефалом, а я – как он, недееспособным, на четырёх лапах, он без труда бы отнёс меня куда надо и даже не вспотел», – думал Астра и потел. Потели чёрные, как паслён, мякиши пальцев, пот струился по спине – рубашка липла к шерсти, пот застилал глаза, щипался, и едкий запах забивал ноздри.

Редким прохожим Астра вынужденно и радушно улыбался, то качая