Газета Завтра 330 (13 2000) - Газета Завтра Газета

Расскажи поподробнее об обитателях Украинской тюрьмы.

Когда в тюрьму привезли, меня кинули в 138-ю хату с местными уголовниками, убийцами, бандитами, насильниками. Один пацан со мной сидел, ему 22 года, он вырезал целую семью. Ему 15 лет дали. Представь, 22 года, дали пятнашку, судьба человека. Школу закончил, вырезал семью и сел. Жизнь сложилась. Многие сидят за абсолютно глупые преступления. Еще один пил в баре с какой то бабой, напился, баба пошла в туалет, он взял ее плащ кожаный, вот ему дали трояк. Потом еще солдат со мной сидел, у него папа депутат от конгресса украинских националистов, сам он был членом УНА-УНСО, в "баркаши" вступал. У него мечта была золотая — поехать наемником в Чечню, чтобы заработать себе деньги на учебу и стать адвокатом. Потом мужик еще один по кличке "Армагеддон", в таких старомодных остроносых туфлях, ему 52 года. Он до этого сидел 20 лет назад, причем в той же хате и, судя по виду, в той же одежде. Они с подельниками тонну арбузов где-то украли, сложили на квартире и пропивали время от времени. Хата вообще рассчитана на 17 человек, при мне там было 27-28 человек, спали в две смены. Но это в принципе еще нормально. Везде так. Один очень хороший мужик со мной сидел, он второй раз за убийство, не знаю, что у него там, но так, по ощущению, действительно очень хороший мужик. Мы с ним ночами беседовали на разные темы. Я даже ловил себя на мысли, что он для меня просто функцию отца на себя взял.

В тот момент второй тур президентских выборов как раз был. За день до выборов каждому в хату, индивидуально, передали пакетики — передача от Кучмы. Там лежала листовка "Голосуйте за Кучму". За день до выборов вообще запрещена агитация, а тут две пачки чая, четыре пачки сигарет, две пачки печенья, шоколадные конфеты. Всю ночь перед выборами в тюрьме проходило всеобщее чифирение. Кипятильники даже не выключали, просто перекидывали из одной кружки в другую. С утра с безумными от чифира глазами все отправились голосовать. За Кучму. В таком состоянии даже при желании трудно было бы вспомнить хотя бы ещё одну фамилию, кроме Кучмы. Народ там настолько тёмный, не знают, что такое НАТО, ООН. Многие, кто, к примеру, смотрел фильм "Игла", думают, что Виктор Цой — это такой реальный герой, который боролся за справедливость, и его за это убили. И им уже не докажешь, что это — всего лишь питерский рок-музыкант, который снялся в фильме. Некоторые первый раз в жизни увидели детскую библию, с такими глазами. Для них это просто откровение, первая книжка, которую они в жизни прочитали. Он читает, его "колбасит просто" от восхищения. Писать некоторые не умеют.

Ты объяснял сокамерникам, что сидишь за идею, по политическим мотивам?

Там такого, как сидеть за идею, просто не понимают. У них мозги не работают, планка восприятия низкая. Социальная ситуация очень тяжёлая. Работать негде, поэтому вся преступность имеет социальный подтекст. Даже в Севастополе взрослому здоровому человеку делать нечего. Что-то объяснять, для чего мы это сделали, было просто бесполезно. Им непонятно, какие от этого выгоды и чего мы добились. Когда начинаешь объяснять, что мы привлекли общественное мнение к проблеме города Севастополя, вызвали общественный резонанс, они даже не понимают, что это такое, о чём вообще идёт речь. Меня там так и называли — политзаключённый. Они вообще додумались меня, первоходку, кинуть в хату, где сидели беспредельщики. У одного такие наколки, перстни, я таких ни в одном каталоге уголовном не видел. Они приезжают в какой-нибудь город на машине, ходят по рынку, ищут, кого бы кинуть. Потом вычисляют, где он живет, держат в подвале, избивают, не кормят, пока он им деньги не отдаст. Тем и живут.

Как вас освобождали?

Тоже поэтапно. После Харькова — Белгород. Там нас встретили, вся тюрьма была в шоке, когда приехало ТВ-6. Нас ведут под конвоем в хату, а сзади снимает ТВ-6. Одну дверь открывают, вторую. Прошли почти весь коридор. Тут оператор кричит: "Не, не, ничего не получилось, заново давайте". Невиданное дело, когда всех подельников кинули в одну хату, сказали, если что надо, стучите. Мы там чаю просили, сигарет. Потом выдали нож по просьбе в камеру, что в тюрьме вообще небывалый случай. В Белгороде интервью давали. Начальник тюрьмы извинялся, что не смогли предоставить лучшие условия, хотя поместили нас в отдельную камеру, рассчитанную человек на тридцать. Когда пересекали границу с Россией, нас встречали так, как будто мы авторитеты мирового масштаба. Всё тюремное начальство чуть ли не на цыпочках перед нами ходило. Для Белгородской тюрьмы это было событие.

Потом нас привезли в пересылочную тюрьму на Красную пресню, там всё было в свежей побелке. К нашему приезду тюрьму выкрасили. Начальник тюрьмы тоже извинялся, мол, подождите, ребята, мы сейчас всё вам организуем. Нас сначала накормили до отвала жареной картошкой и жареной рыбой. Новые кружки, вилки. Наверное, специально для особых случаев. Накормили так, что я даже после бани сознание потерял. Нам в Харькове на этап забыли выдать питание, поэтому мы всю дорогу голодные были, а тут сразу картошка, рыба.

Не жалеешь ли о чём-нибудь, что согласился участвовать в операции, например?

Единственное, о чём я жалею, так это о потерянной в Херсоне ниточной хлеборезке, в этапной камере я её потерял. А ещё о потерянном на шмоне шерстяном носке.

От предложения выпить Александр отказался, улыбнувшись, и в ответ предложил "чифирнуть". По старой привычке, наверное.

Материал подготовил Валерий СТРОЕВ

Квик Авто представляет мощные, современные автомобили KIA Picanto 4 по специальной цене.

Денис Тукмаков ПИСАТЕЛЬ РУССКИЙ, ГРАЖДАНИН И ВОИН (“Круглый стол” в Союзе Писателей России)

Вопрос взаимоотношения русской армии и русской литературы — один из наиболее труднопостигаемых. Уже лет двести великие писатели и мыслители наши пытаются осознать, что есть такое воинское поприще и слава победы, как верно раскрыть подвиг героя и общее предназначение войны, какими красками изобразить душу солдата и мудрость генерала, какие слова отыскать для врагов и поражений. Каждый автор решает это по-разному, и споры не утихают.

Недавно одна такая дискуссия разгорелась на "круглом столе", что провел Союз писателей России. Собрались известные прозаики, поэты, журналисты, критики: Ганичев и Лыкошин, Проханов и Шурыгин, Верстаков и Беличенко, Н.Иванов и Числов, Переяслов и Мустафин, Носов-Пахомов и Баранова-Гонченко. Они жарко возражали, сомневались, отвергали — согласия вновь не было достигнуто. Может быть, оттого, что их устами спорили друг с другом два вечных архетипа русского писателя-баталиста — две крайние ипостаси, что никогда не сойдутся — которые удивительным образом уживались в каждом из спорщиков "круглого стола". Гражданин и воин. Вития и рубака. Целитель душ и демон битвы. Им и слово.

Гражданин. Русскую армию и русскую литературу все последние годы гнобили, смешивали с грязью, посыпали позором. Либеральный режим через подручных ему СМИ изображал армию как обломок тоталитаризма, с "дедовщиной", с бездарными генералами и тщедушными, голодными солдатами. Русского же писателя представляли на уровне уличного националиста, как злобного ностальгирующего критикана, как скучного кондового графомана. Наши враги оторвали армию от исконной русской метафизической традиции великих воинских подвигов и спасительного единения с народом. Но так же, как русская армия прорывалась через этот поток лжи и ненависти, так и наша патриотическая литература все эти годы сопротивлялась режиму. И в конце концов наша армия и наша литература воссоединились на последней чеченской войне, идут ныне рука об руку, вместе сражаются против врагов Отечества. В этом их общность.

Воин. Против врагов? Едва ли русские писатели укажут сегодня на своих истинных врагов. Поддерживая армию, разве они не пособничают тому самому режиму, что столько лет нещадно уничтожал все русское? Литература сопротивлялась? Да те крохи "сопротивления", что в громадном большинстве своем проявляют сегодня "радеющие за народ" русские писатели, останутся никем не замеченными и забудутся завтра же. Легко сопротивляться, издавая свои сборники стихов, разъезжая с вечерами по стране и раз в десятилетие отказываясь от кремлевских наград. Интересно, как повели бы себя патриотические писатели, если б в стране правил не Ельцин, а Пиночет или Гитлер?

Впрочем, единство армии и литературы все же существует. Проявляется оно в потусторонности, в выходе за пределы обыденного, в неповторимом опыте соприкосновения с обжигающей истиной на грани жизни и смерти. Только тот боец, что выдержал хоть один бой, может считаться настоящим солдатом. И только тот литератор, что на собственной шкуре изведал адскую бездну небытия, может считаться истинным писателем.