Герои Черного моря - Владимир Шигин

В то же время контр-адмирал более иного сокрушался, что волнами разбит был его кормовой салон, а в штормовое море унесло всё: личные вещи, деньги и золотую с бриллиантами жалованную императрицей табакерку. При расспросах о пережитом Войнович лишь вздыхал да истово крестился:

– Качки таковой я никогда и вообразить не мог! Страх! Сущий страх!

Когда, наконец, подсчитали все вернувшиеся с моря суда, то оказалось, что не хватает двух – фрегата «Крым» и линейного корабля «Мария Магдалина». О «Крыме» никто никогда больше ничего не слышал. Фрегат навсегда сгинул в штормовом море вместе со всей командой. Гибель его так и осталась одной из вечных тайн моря, которые вряд ли когда-либо будут раскрыты.

Состояние, в котором Черноморский флот вернулся в Севастополь, было ужасным. Все без исключения корабли нуждались в многомесячном ремонте. Невысок был и дух избежавших гибели команд. Особенно удручающе на всех действовала бесследная пропажа в штормовом море фрегата и линейного корабля.

О «Марии Магдалине» не скоро, но вести всё же пришли. Были они, однако, весьма безрадостны. Во время шторма линейный корабль, как и большинство других судов Севастопольской эскадры, потерял все мачты, а затем ветром был унесён прямо в Босфор. Когда же ветер немного стих, турки окружили дрейфовавшее у самого берега судно. Капитан «Марии» англичанин Тиздель, понимая, что победой неизбежная схватка для него кончиться не может, драться был особо не намерен.

– Как потерпевший жесточайшее кораблекрушение, я имею теперь полное право более не сопротивляться! Крушение оправдывает спуск флага всегда!

Желая сдаться, он собрал офицерский совет. И хотя офицеры как один высказались за бой, Тиздель самолично и спустил Андреевский флаг под радостные улюлюканья турок. Жизнь свою Тиздель спас. А чести у него никогда и не было. Нам, читатель, ещё предстоит встреча с изменником-англичанином, встреча эта будет не из приятных!

Турки немедленно сняли с «Марии Магдалины» команду, заковав всех в кандалы. Сам же корабль под радостные крики многотысячных толп зевак втащили в Босфор и поставили напротив султанского дворца как первый боевой трофей. Султан Селим таким подарком был доволен чрезвычайно.

– Вот, – говорил он своим приближённым. – Я ещё и не начинал по-настоящему воевать, а гяуры уже сами плывут к нам, чтобы сдаться. Само море помогает нам, что же станет с неверными, когда они услышат гром моих пушек?

– О великий из великих! – падали перед ним на колени вельможи. – Только ты способен потрясти основы вселенной и донести священное знамя пророка до крайних её пределов! Надменная гордость московитов рассыплется в прах перед твоей поступью! Шторм, разметавший и побивший флот московитов, есть великое предзнаменование твоей победы!

В тот день в Константинополе палили пушки, а нищим на Галате разбрасывали медные монеты и куски жареной баранины.

Когда известие о печальном исходе плавания эскадры Войновича доставили Потёмкину, тот впал в крайнее отчаяние. Один-единственный шторм надолго вывел из строя весь корабельный флот России на Чёрном море, в один миг перечеркнув все планы князя. Недоброжелатели позднее говорили, что Потёмкин был столь удручён, что полагал войну уже проигранной и даже думал как быстрее вывести войска и флот из Крыма, который не сегодня-завтра всё равно достанется туркам. На самом деле заключать мир с турками и уступать им Крым Потёмкин не собирался.

– Было у меня две руки, на море Чёрное положенных: эскадры Севастопольская да Лиманская! – изливал он душу своему другу и помощнику поэту Петрову. – Одну теперь море побило, и остался я нынче однорук! Не турки ударили, но Господь!

– Ничего, Григорий Александрович! – утешал его Петров. – Кто управляется при одном глазе, тому и с одною рукою совладать можно, была бы голова на плечах!

Посмеявшись шутке, светлейший несколько успокоился, а успокоившись, грохнул кулаком по столу:

– Я ещё так султана за шальвары потрясу, что враз всех своих мамок забудет!

Русско-турецкая война ещё только начиналась. Небывалый по силе шторм значительно ослабил Черноморский флот, надолго выведя его из строя в самый ответственный момент. Но русские моряки ещё возьмут своё! Впереди ещё будет не только Измаил, Фокшаны, Мачин и Рымник, но морские победы при Керчи, Гаджибее и Калиакрии! Впереди ещё будет слава и бессмертие Ушакова!

Клевета и клеветники

А что же сталось с пленённым капитаном 2-го ранга Верёвкиным и его товарищами? Спустя несколько дней после боя на столе у светлейшего лежал подробный мордвиновский отчёт о произошедшем сражении и последовавшем крушении плавбатареи. Что же писал и кого обвинял в письме Николай Семёнович Мордвинов? Контрадмирал называл виновными всех, кроме себя! Мордвинов писал так: «Сколько я мог узнать, то неудача произошла оттого, что Ломбард, который был назначен со своею галерою, пошёл на батарею, а галере приказал сняться с якоря и идти вслед; другая галера не скоро снялась с якоря и потеряла батарею из вида. Батарея же поторопилась идти одна, а не соединённо с двумя галерами, как от меня было приказано».

Из отчёта командующего выходило, что главный виновник происшедшего – Ломбард. Но дело в том, что одновременно с мордвиновским докладом на стол Потёмкина лёг ещё один. Автором второго письма был не кто иной, как Юлиан де Ломбард! Каким образом, находясь в плену, да ещё в такой малый срок, он смог переправить своё послание, остаётся загадкой и поныне. О чём же писал мичман Ломбард? И зачем ему вообще понадобилась эта затея с письмом?

Ответ ясен из содержания его бумаги. Мальтийский рыцарь подробно доносил светлейшему все перипетии трагического сражения. При этом как мог выпячивал свои заслуги, не забывая поливать грязью командира плавбатареи. Ни о каком рыцарском благородстве речи не шло. Не до того – надо было спасать свою репутацию героя и отчаянного смельчака. И Потёмкин поверил… Ломбарду! Ещё бы, в его памяти были свежи лихие рейды бравого мичмана у Кинбурна.

Наконец, и сам Суворов, благодарный за оказанную ему помощь, заступился за Ломбарда! За капитана Верёвкина же заступников не имелось. Под впечатлением ломбардовского пасквиля Потёмкин немедленно отписывает письмо Мордвинову: «Милостивый государь мой, Николай Семёнович! Полученное мною. письмо к Вам от лейтенанта Ломбарда сим препровождаю. Из оного усмотрите, ваше превосходительство, сколь малонадёжного человека употребили вы на батарее и сколь пагубно было его упорство и невнимание к советам, которые преподаёт ему господин Ломбард. Вы же сами довольно знали невозможность господина Верёвкина, чтобы вверить ему жизнь многих храбрых людей.»

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});