Гремлины - Джордж Гайп

Как бы в качестве финального аккорда к торжественному обещанию Рэнда, Помощник в Мытье издал громкий звук — нечто среднее между отрыжкой и взрывом мокрого цемента — выпустив мощный гейзер липкой массы, достигший левого отворота пиджака изобретателя.

— Еще есть небольшие недоработки, — неуверенно сказал Рэнд.

Тогда китаец взорвался. Губы его разжались, обнажив ряд впечатляюще огромных зубов, и он затрясся от смеха, как Гора Рашмор, которая внезапно оживает. Вначале он раскачивался сбоку набок, потом сверху вниз. Из-под туники появился палец и указал на Рэнда, обличающий крючок слегка подрагивал, поскольку старик трясся от смеха.

— Т..т..т…Томас Эдисон, — сказал он сквозь смех. — Томас Эдисон.

Заметив, что мальчишка видел демонстрацию и теперь тоже смеялся, смущенный, но привыкший к подобному после уже случавшихся неприятностей, Рэнд добродушно хохотнул. Какое-то время он продолжал делать вид, что смеется, терпеливо ожидая, когда веселье закончится. В это время он различил тонкий голосок в общем смехе. Он был выше, чем голоса старика и мальчика, нечто среднее между воркованием младенца и криком попугая.

— Подождите, — воскликнул он. — Что это?

Старику и мальчику еще требовалось время, чтобы прийти в себя. Когда они наконец успокоились, посторонний голос со странной интонацией продолжал смеяться где-то.

— Я никогда ничего подобного не слышал, — пробормотал Рэнд, переводя взгляд с одного китайца на другого. Они отреагировали на его незаданный вопрос, отведя взгляд. Старик вдруг проявил большой интерес к куску бумаги у себя на столе; мальчик, будучи менее тонкой натурой, просто отвернулся. Тем временем странный смех все доносился из маленькой комнатки прямо за ними.

— Бог ты мой, это наверняка что-нибудь интересное, — сказал Рэнд, не обращаясь ни к кому в отдельности, двигаясь к дверям комнаты.

Когда он подошел к входу, он обернулся и посмотрел на мальчика.

— Это то самое? — спросил он. — Ты за этим привел меня сюда? Это та самая «необычная вещь»?

Мальчик уставился в пол под резким взглядом деда.

— Да, наверное, это так, — Рэнд сам ответил на свой вопрос. — Конечно, я хочу посмотреть, кому или чему принадлежит этот смех. — Постояв мгновение в дверях, он подумал о праве собственности. Дальняя комната все же была частным владением, и несмотря на любопытство, он понимал, что ему нужно их разрешение, чтобы заглянуть туда.

В ответ китаец пожал плечами.

— Спасибо, — сказал Рэнд.

Пробравшись сквозь занавеси из бисера, он вошел во внутреннее святилище, и подождал минутку, пока глаза привыкли к темноте. Наконец он смог различить стол, на котором были свалены в кучу несколько десятков коробок из-под обуви, в каждой из них были всякие безделушки. Около них была маленькая клетка, накрытая куском джутовой ткани. Из-под джута раздавались мягкие звуки — уже не странный хохот, как минуту назад, но все же что-то неземное. Подойдя к краю стола, он протянул руку, не видя, что двое китайцев вошли вслед за ним и теперь стояли в дверях, и их тела отбрасывали удлиненные тени.

Мягко, почти благоговейно Рэнд поднял джутовую ткань.

— Ого, — сказал он мягко.

Он никогда раньше не видел подобного существа.

— Что же это такое? — спросил Рэнд.

— Могвай, — ответил старый китаец.

— Мог — что?

— Так он называет себя. Мне потребовалось много времени, чтобы выяснить это. Я понятия не имею, что это.

— Могвай, — повторил Рэнд. — Звучит как что-то с другой планеты. Слишком трудно запомнить и произнести. Мне-то кажется, это просто то, что мне надо.

Существо недружелюбно посмотрело на Рэнда и, не раскрывая рта, издало низкий звук.

— Что он делает? — спросил Рэнд.

— Поет, — ответил мальчик-китаец. — Он делает это только для тех, кто ему нравится.

Рэнд улыбнулся.

— Что он ест? — спросил он.

Старик улыбнулся в ответ.

— Все, что угодно.

— Что Вы хотите этим сказать — все?

— Все, что можно разжевать. Вчера он съел резиновую губку. Он также ел картон и упаковочную стружку. Но мне кажется, что ему больше всего нравится то же, что и нам.

— Сладости? — спросил Рэнд, вдруг вспомнив, что у него есть плитка шоколада в кармане куртки.

— Безусловно, — ответил китаец.

Рэнд нашел плитку и развернул. Осторожно просунув ее в клетку, он пристально смотрел, как существо понюхало ее, и в три-четыре больших приема съело мягкую смесь шоколада и карамели.

Рэнд в восторге зааплодировал. Шумно глотая, Могвай, казалось, ответил вглядом, который говорил «спасибо».

— Сколько вы хотите за него? — спросил Рэнд.

— Могвай не продается, — ответил старик.

— Да ладно, — настаивал Рэнд. — Моему сыну он страшно понравится. И у нас ему будет хорошо.

— Простите.

— Послушайте. Он мне нужен. Ведь Ваш внук для этого меня сюда привел, так?

— Нет. Я посылаю его, чтобы заинтересовать покупателей товарами в моем магазине. Но не Могваем.

— Но это единственное из того, что у вас есть, что не такое, как везде. Остальное — просто экзотика, стандартные сувениры и…

— Безделушки, — прервал его мальчик.

— Не совсем, — добавил Рэнд, увидев отблеск боли в глазах старика. — У вас хороший магазин. Этот комплект шахмат великолепен. Но мой сын не играет в шахматы. А вот эта вещь прекрасна. Я дам вам сто долларов.

— Спасибо, нет.

Рэнд вынул бумажник, надеясь, что вид денег поколеблет стариковскую непреклонность или, по крайней мере, докажет серьезность его намерений. Пошелестев парой пятидесятидолларовых бумажек, Рэнд добавил еще одну, потом еще одну. Старик по-прежнему качал головой.

— Двести пятьдесят, — сказал Рэнд, разложив бумажки на ладони, как игрок в покер, который показывает королевский набор масти. — Возьмите. Пожалуйста.

Старик отвел взгляд от денег, отвращение и желание соединились в выражении его лица, он был похож на сидящего на диете человека, перед которым ставят роскошную еду, которую он одновременно хочет и не хочет.

— Двести шестьдесят, — настаивал Рэнд. — Это все, что у меня есть.

— Возьми, дед, — сказал мальчик.

— Нет.

— Нам нужны деньги. Рента…

— Нет, — повторил старик. — Могвай — не такой, как другие животные. Он совершенно особенный. Могвай — это большая ответственность.

— Послушайте, я человек ответственный, — не сдавался Рэнд. — Я хожу в церковь каждое воскресенье. Ну, часто по воскресеньям. Я плачу налоги, выношу мусор. Чем я не подхожу?

— Дело не в Вас. Дело в человечестве. Простите, но я не могу продать Могвая ни за какие деньги.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});