Стихотворения (Полное собрание стихотворений) - Георгий Иванов

72. ЛИТОГРАФИЯ

Америки оборванная картаИ глобуса вращающийся круг.Румяный шкипер спорит без азарта,Но горячится, не согласен, друг.

И с полюса несется на экваторРука и синий выцветший обшлаг,А солнца луч, летя в иллюминатор,Скользит на стол, на кресло и на флаг.

Спокойно все. Слышна команда с рубки,И шкипер хочет вымолвить: "Да брось…"Но спорит друг. И вспыхивают трубки.И жалобно скрипит земная ось.

73

Растрепанные грозами — тяжелые дубы,И ветра беспокойного — осенние мольбы,Над Неманом клокочущим — обрыва желтизнаИ дымная и плоская — октябрьская луна.

Природа обветшалая пустынна и мертва…Ступаю неуверенно, кружится голова…Деревья распростертые и тучи при луне —Лишь тени, отраженные на дряхлом полотне.

Пред тусклою, огромною картиною стоюИ мастера старинного как будто узнаю, —Но властно прорывается в видения и сныГлухое клокотание разгневанной волны!

74

Как я люблю фламандские панно,Где овощи, и рыбы, и вино,И дичь богатая на блюде плоском —Янтарно-желтым отливает лоском.

И писанный старинной кистью бой —Люблю. Солдат с блистающей трубой,Клубы пороховые, мертвых грудуИ вздыбленные кони отовсюду!

Но тех красот желанней и милейМне купы прибережных тополей,Снастей узор и розовая пенаМечтательных закатов Клод Лоррена.

75

О, празднество на берегу, в виду искусственного моря,Где разукрашены пестро причудливые корабли.Несется лепет мандолин, и волны плещутся, им вторя,Ракета легкая взлетит и рассыпается вдали.

Вздыхает рослый арлекин. Задира получает вызов,Спешат влюбленные к ладье — скользить в таинственную даль..О, подражатели Ватто, переодетые в маркизов, —Дворяне русские, — люблю ваш доморощенный Версаль.

Пусть голубеют веера, вздыхают робкие свирели,Пусть колыхаются листы под розоватою луной,И воскресает этот мир, как на поблекшей акварели, —Запечатлел его поэт и живописец крепостной.

76

Пожелтевшие гравюры,Рамок круглые углы,И пастушки и амурыОдинаково милы.

В окна светит вечер алыйСквозь деревья в серебре,Золотя инициалыНа прадедовском ковре.Шелком крытая зеленым

Мебель низкая — тверда,И часы с Наполеоном —Все тридцатые года."Быть влюбленну, быть влюбленну", —

Мерно тикают часы.Ах, зачем НаполеонуПодрисованы усы!

77

Кофейник, сахарница, блюдца,Пять чашек с узкою каймойНа голубом подносе жмутся,И внятен их рассказ немой:

Сначала — тоненькою кистьюИскусный мастер от руки,Чтоб фон казался золотистей,Чертил кармином завитки.

И щеки пухлые румянил,Ресницы наводил слегкаАмуру, что стрелою ранилИспуганного пастушка.

И вот уже омыты чашкиГорячей черною струей.За кофеем играет в шашкиСановник важный и седой.

Иль дама, улыбаясь тонко,Жеманно потчует друзей,Меж тем как умная болонкаНа задних лапках служит ей.

И столько рук и губ касалось,Причудливые чашки, вас,Над живописью улыбалосьИзысканною — столько глаз.

И всех, и всех давно забытыхВзяла безмолвная страна,И даже на могильных плитах,Пожалуй, стерты имена.

А на кофейнике пастушкиПо-прежнему плетут венки;Пасутся овцы на опушке,Ныряют в небо голубки.

Пастух не изменяет позы,И заплели со всех сторонНеувядающие розыАнтуанеты медальон.

78. ОТРЫВОК

Георгию Адамовичу

Июль в начале. Солнце жжет,Пустые дали золотя.Семья актерская идетДорогой пыльною, кряхтя.Старуха, комик и Макбет —Все размышляют про обед.Любовник первый, зол и горд,Колотит тростью о ботфорт.

Все праздны… Бедный Джи — лишь тыПриставлен движимость блюсти, —А кудри — словно завиты,И лет не больше двадцати…Следить так скучно, чтобы мул,Шагая, вовсе не заснул,Не отвязался тюк с едойИли осленок молодой

Не убежал. Пылит жара,А путь и долог и уныл.Невольно вспомнишь вечераТе, что в Марсели проводил,При свете звезд, в большом порту.Лелеял смутную мечтуО южных странах. А вдалиЧернели молча корабли.

Напрасно мирный свет луныЗемле советует: «Усни», —Уже в таверне зажженыГостеприимные огни.Матросы, персы, всякий люд,Мигая трубками, идут,Толкают дверь, плюют на полИ шумно занимают стол.

Как часто Джи глядел в окноНа этих дерзких забияк,Что пили темное вино,И ром, и золотой коньяк.Как сладко тело била дрожь,Когда сверкал внезапно ножИ кровь, красна и горяча,Бежала в драке из плеча.

Все из-за женщин. Как в мечте,Проклятья, ссоры и ножи!Но завитые дамы теСовсем не волновали Джи.Когда одна из них, шутя,Его звала: "Пойдем, дитя…" —Он грубо руки отводилИ, повернувшись, уходил.

Но, пробужденному, емуЯвлялось утром иногдаВоспоминание, как тьмуВдруг пронизавшая звезда.Не знал когда, не помнил где,Но видел взгляд — звезду в воде,Но до сих пор горячий рот,Казалось, — и томит, и жжет.

Ах, если бы еще хоть разУвидеть сон такой опять,Взглянуть в зрачки огромных глаз,Одежду легкую измять, —Но в этой жизни кочевойОн видит только ужин свой,Да то, что выкрали осла,Да пьесу, что сегодня шла.

79

М. Н. Бялковскому

Кудрявы липы, небо сине,Застыли сонно облака.На урне надпись по-латыниИ два печальных голубка.

Внизу безмолвствует цевница,А надпись грустная гласит:"Здесь друга верного гробница",Орфей под этим камнем спит.

Все обвил плющ, на хмель похожий,Окутал урну темный мох.Остановись пред ней, прохожий,Пошли поэту томный вздох.

И после с грацией неспешной,Как в старину — слезу пролей:Здесь госпожою безутешнойПоставлен мопсу мавзолей.

80

Как хорошо и грустно вспоминатьО Фландрии неприхотливом люде:Обедают отец и сын, а матьКартофель подает на плоском блюде.

Зеленая вода — блестит в окне,Желтеет берег с неводом и лодкой.Хоть солнца нет, но чувствуется мнеТак явственно его румянец кроткий.

Неяркий луч над жизнью трудовой,Спокойной и заманчиво нехрупкой,В стране, где воздух напоен смолойИ рыбаки не расстаются с трубкой.

81

Визжа, ползет тяжелая лебедка…,О берег разбивается волнаЯнтарная. И парусная лодкаЗакатом медно-красным зажжена.

Вот капитан. За ним плетется сеттер,Неся в зубах витой испанский хлыст,И, якоря раскачивая, — ветерВзметает пыль и обрывает лист…

А капитан в бинокль обозреваетУзор снастей, таверну на мысу…Меж тем луна октябрьская всплыветИ золотит грифона на носу.

82