Настенька (СИ) - Лунева Элина

А вот с бельём мне довелось повозиться часа три, не меньше. Конечно до шикарных изделий Victoria’s Secret мне было как до Пекина в одной позе, но всё же это лучше, чем ничего. Ну не приучена я ходить без белья. На это дело даже пришлось пожертвовать одну из тонких расшитых скатёрок, мягкая и гладкая ткань которой лучше всего подходила для этих целей. На моё счастье или на печаль, на бюстгальтере получилось сильно сэкономить и время, и материалы, так как моя микроскопическая грудь в нём абсолютно не нуждалась. Я в очередной раз с унынием посмотрела на себя и вспомнила свой роскошный бюст полного четвёртого размера из прошлой, теперь уже, жизни.

Эх, что ж всё грустно-то так? В прошлой жизни я уже в пятнадцать лет была ростом сто семьдесят сантиметров с бюстом третьего размера, густыми светлыми волосами и красивыми длинными ногами, как любили говорить парни, от ушей. А что сейчас? Мелкая пигалица ростом дай бог сто шестьдесят или чуть более того сантиметров, худое костлявое подростковое тело, бледное лицо с тёмными кругами под глазами, черты которого я никак не могла разглядеть. Ясное дело, ведь в ведре с водой много не увидишь, а зеркал тут не водилось, ни в моём доме, ни в доме Мартёны.

Единственное, что хоть немного радовало меня в моём новом облике, так это тёмно-каштановые волосы. Они, в сравнении со всем остальным, были густыми, длинными и красиво вьющимися. Шикарные волосы, одним словом. Если их коротко подстричь, то из меня получился бы самый настоящий мальчишка, такой себе смазливый пацанёнок – подросток.

Решив, что выглядела я более-менее приемлемо и самое главное практично, я категорически отвергла все попытки Матрёны меня переодеть, отвечая одной лишь фразой: «И так сойдёт».

Сенник, о котором упомянула Матрена оказался чердаком, который располагался над крытым двором. Там, на широкий брёвнах, в самом дальнем углу, за кипой сухого ароматного сена был припрятан простой холщёвый мешок, в котором оказалось две пары коротких валенок тёмно-серого и коричневого оттенков. Валеночки были небольшими и очень аккуратными, как раз на мою маленькую ножку, размера наверное тридцать пятого, не больше. Помимо валенок, мешок обрадовал меня парой лёгких кожаных сапожек, правда изрядно поношенных, но довольно крепких и практичных. Они были тоже примерно моего размера, что несказанно подняло мне настроение. Ну и помимо обуви в мешке оказался небольшой овчинный тулупчик, как и говорила Матрёна, видимо тоже мой, или матери Насти. Он был лёгким и больше напоминал детскую дубленку светло-бежевого цвета. В тон к тулупу нашлись и меховые рукавички.

Находки сильно воодушевили меня, ведь теперь я могла выйти из дома. Не могла же я всё время сидеть в избе, ожидая чего-то, что поможет мне приспособиться к этой новой жизни?

Боже мой, мне до сих пор не верилось, что всё произошедшее со мной действительно было правдой. Сколько раз я читала фантастические романы о попаданцах, но никак не могла предположить, что нечто подобное может произойти со мной.

От мыслей о своей утраченной жизни, я вновь впала в уныние и, под внимательным взглядом Матрёны, спустилась по шаткой лестнице обратно вниз с сенника на крытой двор, видимо предназначенный для скотины.

И вновь мне вспомнились те моменты, проведенные в закрытом гробу. Но на сей раз, я думала уже о другом. Интересно, кто проводил меня, раздавленную мусоровозом, в последний путь там, в том мире? Кто пролил слёзы над моим остывшим телом? Кто-нибудь вообще хоть расстроился?

Осознание того, что я, в прямом смысле этого слова, была никому не нужна, почему-то больно кольнуло сердце. Родителей у меня не было, они погибли в автокатастрофе несколько лет тому назад, друзей тоже растеряла, муж ушёл, коллеги по работе меня недолюбливали, возможно уважали, но друзей я там так и не завела. И что осталось в сухом остатке? Пару –тройку дальних родственников и не наберешь.

Я представила, как меня тихо и без слёз похоронили на самом дальнем кладбище по эконом-варианту. Как мои троюродные кузины уже делят между собой мою квартирку в центре города. Как постепенно могила моя зарастает, крест кренится, надписи блекнут. И никто так больше и не вспомнит о ней и не придет навестить усопшую.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Тридцать пять лет! Мне тридцать пять, и как я прожила эту жизнь? На что её потратила? Ни семьи, ни детей, ни друзей. Купила квартиру? Поднялась по карьерной лестнице? Денег заработала? Молодец, конечно! Но для кого были все эти старания? Кому теперь они нужны? Кто вспомнит обо мне, хоть одним добрым словом помянет?

Горькие слёзы застилали мои глаза. Я утёрла их рукавом и громко шмыгнула носом.

Мрачно вздохнув, и ничего не говоря Матрёне, я скинула на пол свою поклажу и принялась натягивать на себя валеночки и свой, уже теперь, тулупчик.

Так мы и шли. Нахмуренная Матрёна и я, молчаливая и погрузившаяся в свои тяжёлые мысли.

Дом старосты находился в самом центре села. Он был огорожен высокой изгородью с большими деревянными воротами, рядом с которыми примостилась небольшая калика. Громкий тяжёлый лай собаки заставил меня отшатнуться от калитки и испугано прижаться к Матрёне.

- Не бойся, - проговорила мне женщина, открывая калитку и указывая на здоровенного пса, который оказался, к моему счастью, на привези, - Это Буран. Он, как видишь, на цепи в дневное время, так что проходи, не бойся.

Мне стало страшно от одной мысли, что этого здоровенного кобеля выпускают в ночное время, и он беспрепятственно бегает по всей территории двора старосты, а возможно и всей деревни.

Матрёна торопливо схватила меня за руку и повела по дощатому настилу двора прямо к широкому крыльцу дома. Жилище старосты представляло собой такую же избу, как и все остальные в этом селе. Хотя возможно дом был всё-таки побольше размерами. Пройдя сени, мы оказались в тёпло-натопленной комнате, где возле окна за столом сидело несколько человек.

Во главе стола расположился низенький плотный бородатый мужичок, сгорбившись над какими-то холщёвыми листами, похожими на бумагу, и что-то пытался вывести на них обожженным гусиным пером. Возраст его было определить довольно сложно, так как сильная растительность на лице, и косматая голова с проседью и со спутанными сальными прядями делала его в моих глазах стариком. Но я понимала, что скорее всего все мужчины этой деревни от двадцати лет и старше бородаты и косматы, так что вполне могло оказаться, что и этому аборигену не более сорока лет от роду.

Рядом с этим косматым, сидело двое молодых парней. Ну, так во всяком случае мне показалось, так как у одного борода была совсем ещё небольшой, а другой видимо был ещё юн, и его пушок на лице это подтверждал. Тот, что постарше, тихо пробормотал что-то похожее на слово «ведьма», и его рот злобно скривился. А другой, что помоложе, испуганно вытаращился на меня и перекрестился.

- Здравствуй, Трифан! – громко поздоровалась Матрёна, подтягивая меня за руку ближе к себе и пихая в бок локтем, чтобы я перестала пялиться по сторонам.

- Здравствуйте, - поздоровалась и я, внимательно разглядывая космача, понимая, что этот бородач и есть староста села Грязное.

- И тебе не хворать, Матрёна, - поздоровался в ответ староста, а затем его взгляд прищурился на меня, - И ты Настя, здравствуй. С чем пожаловали?

- За своим пришли, - ответила женщина и выжидательно уставилась на мужчину.

Космач хмыкнул и аккуратно отложил перо в сторону.

- За козой, стало быть? – важно провел он рукой по отросшим усам и бороде, - Хорошо, но только сначала разочтёмся.

Я с непониманием посмотрела сначала на него, а затем перевела взгляд на Матрёну. Женщина же после слов мужичка как-то недобро уставилась на него, а затем вскинула голову и упёрла свои руки в бока.

- Сиротинку ободрать хочешь? – зашипела она на старосту.

- Так за козой тоже как-никак уход нужен. Я её кормил, доил, загон выделил. С сеном опять-таки в расход вошёл. Чай не бесплатно всё это.

До меня наконец-таки начал доходить смысл слов мужичка, что типа за то, что он на время пригрел моё животное, с меня плата полагается. Я громко хмыкнула и, пару раз кашлянув, прочистив тем самым горло, обратила на себя внимание всех присутствующих.