От заката до рассвета (СИ) - Артемов Александр Александрович

Каурай сорвал повязку и посмотрел ему прямо в глаза. Сердце мальчика учащенно отбивало дробь, но когда Игриша взгляд столкнулся с правым глазом Каурая, оно на мгновение пропустило один удар и подпрыгнуло. Каурай ясно видел бледное, вытянувшееся лицо Игриша, залитое бледно-голубым сиянием. Мысль о том, чтобы пнуть мальчонку в лапы умертвий, бытовала в его голове лишь мгновение. Он отбросил ее.

Прикусив язык, Игриш взгромоздился на спину Красотке, и та, взрыхляя травянистую землю, бросилась прочь.

Одноглазому оставалось лишь надеяться, что сослепу они не врежутся в дерево. Неважно. Это уже их беда, и жизни обоих только в их руках. Он сделал все, что мог. Как обычно. А сейчас пришло время взяться за штыки.

Горячий Щелкун висел у Каурая на поясе, пробивал мрак рубинами пылающих глаз и выхватывал из темноты то одну, то другую оскаленную морду. Посеребренные лезвия штыков обливались гнилой кровью, закапывались во внутренности, рвали умертвий на части, разрезали плоть как масло. Твари не сдавались — водили вокруг смертельный хоровод, рычали на все голоса и пытались достать упрямого человечка когтями. Каурай укладывал их одного за другим, но на месте одной безумной твари неизменно вырастали две новых.

Путь Каурая уже устилал ворох отрубленных конечностей, вспоротых животов и отсеченных голов, когда верхом на метле появилась она. Мягко и плавно сошла с неба, словно спускалась по ступеням босыми ногами. Легкая и грациозная, лепесток на спокойном ветру. Из одежды на ней была только остроконечная широкополая шляпа.

Щелкун присвистнул и довольно защелкал челюстями:

Вот эту плоть я с удовльствием вкушу. Ради такого стоило поголодать месяцок!

— Зверь… — разошлись черные губы ведьмы, приветствуя одноглазого. — Безумный, безумный, безумный зверь. Почему ты не можешь просто пропустить один удар и закрыть глаза? Эта жалкая комедия закончится очень быстро. Я обещаю. Они не будут мучить тебя, если я не прикажу.

Каурай угрюмо поднял глаза и швырнул штык, целясь в сердце. Знал, что промахнется, но не мог не попробовать.

— Отойди, одноглазый, — наклонила голову ведьма, усевшись на плечи двух умертвий, словно на два стула. Метлу она положила себе на плечи. — Не мешай. Ты только оттягиваешь неизбежное.

— Как обычно, — выдохнул Каурай, пятясь в сторону могилы, усыпанной цветами. Земля гудела под его ногами. Приближалась орда.

— Эта несчастная душонка того не стоит. Она уже нарушила ваш треклятый Договор.

— Это не тебе решать, ведьма… — пробурчал одноглазый, всматриваясь в морды чудовищ, которые обступали его цепь за цепью.

— Прошу, зови меня Варва, — сладко потянулась ведьма, которую умертвия бережно поддерживали с четырех сторон, словно она была их богиней.

Человеческого в них осталось немного, но не признать под слоем тины и грязи вчерашних крестьян было невозможно. За остатки одежды держались твари поменьше, пыря в Каурая безжизненные глаза, скаля молочные зубы. Или пытаясь скалить то, что больше никогда не вырастет.

— Напрасно рискуешь, опричник, — закатила глаза ведьма. — Эта девушка уже сделала свой выбор. К чему это геройство? Уже слишком поздно — ритуал завершен. Теперь все окрестные болота свободны от тех, кто столетиями лежал на дне. Скоро здесь будут сотни умертвий, и они поднимут еще тысячи, которыми устилает себе путь армия Крустника.

— Зачем? — спросил Каурай. — Их вал накроет половину Пхеи. Они пожрут тут все, не пожалеют даже тех, кто долгие годы верно служил вам. Неужели вы настолько безумны?

— Люди Хлебны решили свою судьбу, — покачала головой Варва и погладила макушки двух умертвий, которые служили ей троном. — Предпочли стать острием копья, направленного чудовищу прямо в сердце. И не тебе винить их в этом. Это меньшее из зол, по сравнению с тем горем, что несет с собой Крустник.

— Замечательно, — сплюнул одноглазый. — Раньше вы убивали ради своих темных божков, а нынче к этому добавились размышления о меньшем из зол. Это вы что ли меньшее зло?

— Конечно. Ведь в каждом селении живет зло, позволяющее людям сводить концы с концами, растить детей и собирать урожай. Ни князь пхейский, ни князь феборский, ни сам Спаситель с высоты своего Престола даже не подумал бы о судьбе этих бедолаг. И они вынуждены думать о себе сами, привечать зло, приносить ему жертвы и взращивать в себе решимость пойти на жертву, чтобы отомстить за свое вековое унижение.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— С вашей помощью, конечно?

— Тебе ли этого не знать, опричник? Сколько подобных селений ты видел на своем пути? Дикий Гон полнится теми, кто знает, что такое милосердие королей и сколь мало оно стоит. Все эти люди лишь жертвы ненасытной жадности, подлости и деяний зла истинного. Не было бы этой войны, не было бы и почвы для нашего Гона, за которым ты так упорно охотишься, не понимая главного, прикрываясь пустыми фразами из никому не нужного Договора. Ты встал на пути у этих людей, которых якобы защищаешь от зла, а мы действительно поможем им погибнуть не напрасно. Заставим Следы Крустника подняться и стать его погибелью. Закончим войну одним ударом. Знаешь, как долго мы все ждали этой возможности?

Она помолчала немного, прислушиваясь к топоту ног, который раздавался все ближе.

— Я слышала о тебе, одноглазый опричник, прозванный Каураем, — снова начала говорить ведьма. — И у тебя самого не меньше причин ненавидеть Крустника, чем у этих оборванных крестьян, которым не повезло оказаться на пути у скоморошьего войска Крустника. И ты прекрасно знаешь почему это происходит, но продолжаешь упрямиться. Я не приглашаю тебя присоединиться к нам, я предлагаю лишь отойти и не мешать тому, что уже идет полным ходом. Слишком много невинных и так погибли ради желаний феборского деспота, а затянувшаяся война лишь удесетерит эти смерти. Слишком много простых людей, населяющих эти земли, уже добровольно пожертвовали собой, чтобы дать этому свершится. Уваж их выбор. Это единственное, что ты еще можешь сделать полезного.

— Да в рот е… я их выбор, — сплюнул одноглазый. — Я подозревал, что вы настолько безумны, чтобы предпринять нечто подобное. Впутать кучу людей в свои ритуалы, а потом превратить пылающие земли в безжизненную пустыню, населенную нежитью. Ведь этого хочет Яма, не так ли? И это меньшее из зол?

— Не думала, что ты решишь встать на сторону того, кто виновен в уничтожении тебе подобных. Однако поздно думать над тем, как остановить камнепад, когда он уже несется тебе на голову, — сладко улыбнулась она и щелкнула черными пальцами.

Умертвия зарычали и сделали шаг вперед.

— Умертвия не чувствуют боли, они яростные и бесстрашные орудия чистой злобы. Их цель — добраться до войска Крустника и покончить с ним. Что до остального, то не мне тебе рассказывать, что не пройдет и нескольких дней, как солнце и зной прикончат умертвий быстрее, чем это сделают твои железяки. Пхеи будут спасены, пусть и большой ценой, но люди княжества готовы к жертвам ради будущего, а вот ты похоже выступаешь на стороне большего зла, и поэтому будешь уничтожен. Лучше брось все и спасай свою жизнь. Рога поют — Гон вышел на охоту! Хочешь, я даже сжалюсь над тобой, и дам тебе фору? Адэ не узнает.

— Где она?..

— У тебя сейчас есть дела поважнее, чем гоняться за призраками…

Рев сотни истлевших глоток приближался. Через пару ударов сердца вся армия мертвых заполонила рощу — их могильно-синие глаза сомкнулись на одном единственном человеке, который имел наглость выйти один на один с посланниками самой гнусной силы, которую носила земля.

— Слишком поздно, — вздохнула ведьма, взмывая в воздух верхом на метле. — Если от тебя останется хоть что-то, то ты тоже присоединишься к нашей пляске. Надеюсь тебе понравится.

Изъеденные червями руки потянулись к нему, готовые разорвать наглеца на клочки, вбить в землю, а потом пожрать его теплую плоть. А за его спиной земля под цветочным покрывалом начала трещать и расползаться…

Каурай сделал глубокий вдох, впуская в себя запах гниения и неописуемой злобы. И сомкнул пальцы на рукояти меча. Оплетка встретила его легким покалыванием на коже — от нетерпения меч наэлектризовался и дрожал, сгорая от желания напиться кровью до отвала.