На капитанском мостике - Иван Петрович Куприянов

Это лицо вам не знакомо?

Н а с т я (внимательно разглядывает). Нет, не встречала что-то.

Б о л ь ш а к о в. А вы фамилию своих родителей носите?

Н а с т я. Нет. Меня тетя Даша из приюта забрала и удочерила.

Б о л ь ш а к о в (с надеждой). А других родственников у вас не было?

Н а с т я. Не знаю. Тетя Даша ничего не говорила.

Б о л ь ш а к о в. А как звали вашего отца?

Н а с т я. Не знаю. Федоровной пишусь, по мужу тети Даши.

Б о л ь ш а к о в. Федоровной? (Взялся рукой за голову.)

Н а с т я. Чтой-то с вами?

Б о л ь ш а к о в. Ничего, Настенька, ничего.

Долгая пауза.

Настенька, Настя… А вот один командир пограничной заставы на днях нашел двух своих сыновей.

Н а с т я. Это что у латышского рыбака жили?

Б о л ь ш а к о в. Да.

Н а с т я. Так я про то слыхала. Меня некому искать. Мертвые не возвращаются.

Б о л ь ш а к о в. Да… Это верно. Мертвые не возвращаются. (Пауза.) Трудно вам, конечно, одной?

Н а с т я. А что про меня говорить-то, я ко всему привыкла. Только и слышишь: потерянная, пропащая, грубиянка. А почему я такая? Почему? Кто-нибудь спросил?! Хотя я и не очень-то люблю, когда у меня спрашивают. Ни к чему все это.

Б о л ь ш а к о в. Настенька, извините, а каким образом вы попали в заключение?

Н а с т я. Очень просто. Тетя Даша вскоре после войны померла. Я осталась одна. Ко мне часто приходили мальчишки и девчонки. Потом они как-то принесли сверток и два чемодана. А за ними вслед пришел милиционер…

Б о л ь ш а к о в. А потом?

Н а с т я. А что потом? Судили. Дали пять лет.

Б о л ь ш а к о в. Освободили по амнистии?

Н а с т я. Так.

Б о л ь ш а к о в. А как вы попали к нам на стройку?

Н а с т я. Очень просто. Когда освобождение пришло, нас спросили, кто куда хочет. Я записалась на строительство.

Б о л ь ш а к о в. Вы землекопом работаете?

Н а с т я. Так.

Б о л ь ш а к о в. А крановщицей хотите стать?

Н а с т я. А кто мне доверит-то?

Б о л ь ш а к о в. А почему бы и нет? Я помогу, но при одном условии, если вы дадите слово, что бросите ругаться, пить водку… Ну, и если вы пообещаете хорошо работать.

Н а с т я. Товарищ Большаков… Давайте, я вам полы помою.

Б о л ь ш а к о в. Полы? Они же чистые!

За окном снова слышны гармонь и голос Реброва: «Я помню тот Ванинский порт…»

Н а с т я (смотрит на фотографию, что на столе в рамке). Это жена?

Б о л ь ш а к о в. Да. Моя Наталья Ивановна.

Н а с т я. Красивая. (Увидев на стене гитару.) Это ваша?

Б о л ь ш а к о в. Моя.

Н а с т я. И играть умеете?

Б о л ь ш а к о в. Так, иногда бренчу…

Н а с т я. Сыграйте что-нибудь.

Б о л ь ш а к о в. Что-нибудь? Что ж, могу. (Снимает со стены гитару, играет и поет романс на слова И. Тургенева.)

Утро туманное, утро седое,

Нивы печальные, снегом покрытые,

Нехотя вспомнишь и время былое,

Вспомнишь и лица давно позабытые…

Вот так-то, Настенька, я и играю.

Н а с т я. Можно переписать эту песню?

Б о л ь ш а к о в. Понравилась?

Н а с т я. Так…

Б о л ь ш а к о в. Можно. Ну и как же вы решили?

Н а с т я. Не знаю, что вам и сказать, товарищ Большаков.

Б о л ь ш а к о в. Подумайте, а пока давайте чай пить. (Разливает в чашки чай.)

Н а с т я. А верно, что вы крановщицей устроите?

Б о л ь ш а к о в. Постараюсь. Но если мои условия вам не подходят, вы так и скажите.

Н а с т я. Да условия-то нетрудные, только вот… боюсь обругать кого-нибудь.

Б о л ь ш а к о в. А вы как захотите ругаться, так возьмите и сосчитайте до десяти, а если после этого желание у вас не пропадет, тогда еще до десяти считайте.

Н а с т я. Смешной какой-то вы, Федор Федотович!

Б о л ь ш а к о в. Очень неплохой рецепт, а главное — помогает. Значит, принимаете?.. В таком случае завтра в три часа дня жду вас в парткоме. Знаете, где партком помещается?

Н а с т я. Партком? (Пауза.) Это где комитет комсомола?

Б о л ь ш а к о в. Правильно.

Н а с т я. Я пойду, товарищ Большаков.

Б о л ь ш а к о в. Куда же вы? А чай?

Н а с т я. А я его не люблю. До свиданья, товарищ Большаков.

Б о л ь ш а к о в. До свиданья, Настя!

Н а с т я. Парторг, а ты, знать, и взаправду в меня влюбился?

Б о л ь ш а к о в (полушутя, полусерьезно). И даже очень. Только, Настенька, разная любовь бывает.

Н а с т я. Разная?

Б о л ь ш а к о в. Да! Когда молодой человек любит девушку — это одна любовь, брат сестру — другая, отец дочь — третья. И все любят.

Н а с т я. Чудной вы, секретарь!

Б о л ь ш а к о в. Возможно. А вы разве со мной не согласны?

Н а с т я. Не знаю, что вам и сказать.

Входит  И г н а т ь е в.

Б о л ь ш а к о в. Очень кстати. Заходите, заходите, товарищ инженер. Сейчас мы проверим, кто из нас прав. Скажите, товарищ Игнатьев, вы могли бы влюбиться в хорошую девушку?

И г н а т ь е в (посмотрев на Настю). В хорошую? Кто ж в хорошую не влюбится?

Н а с т я. Ха! А что он понимает-то в любви? Он же шибко идейный.

Б о л ь ш а к о в. А это разве мешает?

Н а с т я. С виду мы все хороши, а вот поди узнай, какие мы на самом деле?

И г н а т ь е в. Это трудно, но… можно. Вы, к примеру, хорошая, добрая, товарищеская.

Н а с т я. Ха. Перекрестись!

И г н а т ь е в. Рад бы перекреститься, да звание члена ВЛКСМ не позволяет.

Н а с т я. Да, может быть, я самая колючая, как ежик.

И г н а т ь е в. А я ежей с детства люблю, и главным образом за то, что они колючие, что не дают себя взять без рукавичек.

Б о л ь ш а к о в. А что я говорил?

Н а с т я. А ну вас, секретарь. Вечно вы шутите.

В комнату врывается  Р е б р о в. Кепка набекрень, красный, в руках гармонь.

Р е б р о в (растянув мехи гармони). Парторг, в чем дело?

Б о л ь ш а к о в. Не совсем понимаю ваш вопрос.

Р е б р о в. Спрашиваю, что тут у вас за канитель?

Б о л ь ш а к о в. А разве вы не видите? В любви объясняемся.

Р е б р о в. Ты, секретарь, брось эти шутки.

Б о л ь ш а к о в. А я не шучу.

Р е б р о в. Хочешь на корню подрубить мою семейную жизнь?

Н а с т я. Алешка!

Р е б р о в. Невеста она мне. (Хватает за руку Настю.) С приветом!

Н а с т я. Отстань! (Вырывается.) Ты с ума сошел!

Р е б р о в. Вон она какая история?! Продалась за монету али за так?..

Н а с т я (бьет с силой по щеке Реброва). Дурак! (Уходит.)

Б о л ь ш а к о в. Довольно странные у вас отношения с невестой.

Р е б р о в. С Насти не взыщу. Ей все можно.

И г н а т ь е в. Может быть, ей можно и не любить тебя?

Р е б р о в. Чего-чего?..

Б о л ь ш а к о в. Всё, Ребров, выяснили?

Р е б р о в. Всё! Только ты заруби, секретарь, лучше поперек дороги не становись.

Б о л ь ш а к о в. Угрожаешь?

Р е б р о в. Нет, так, пока предупреждаю. С приветом, секретарь.

Б о л ь ш а к о в. С приветом!

Ребров уходит.

И г н а т ь е в. Любопытный субъект.

Б о л ь ш а к о в. Всякие водятся.

И г н а т ь е в. А я конспекты институтских лекций вам занес.

Б о л ь ш а к о в. Спасибо. Далеко путь держите?

И г н а т ь е в. В кино. Сегодня, говорят, картину интересную привезли.

Б о л ь ш а к о в. Да-да, знаю. Я тоже собирался, но… партактив надо готовить.

И г н а т ь е в. Не буду мешать. До свиданья, Федор Федотович!

Б о л ь ш а к о в. До свиданья!

Игнатьев уходит.

(Подходит к столу, берет портрет жены.) Да!.. Тетя Даша! И никаких сведений о родственниках. Вот тут и разберись.

Появляется