Семь божков несчастья - Фаина Раевская

Лизавета присутствовала при процессе исцеления и с суровым видом наблюдала за действиями «целителя». Помотав мою голову минут пять, при этом мой вестибулярный аппарат начал возмущаться подобным хамством, дед глубокомысленно изрек:

— У тебя болит голова, — и добавил еще несколько слов, весьма далеких от медицины.

Я боялась открыть рот, потому что меня натурально одолела настоящая морская болезнь. Видя такое дело, Лизка, как настоящая подруга, пришла на выручку:

— Это мы знаем. Нам бы вылечиться…

— Процесс долгий. Порча глубоко сидит, с седьмого поколения, чтоб ей в дышло! Нужно несколько сеансов. А покамест лечись сама.

Вот тебе, бабушка, и Юрьев день! За что же мы платили, спрашивается? Лизка уже открыла рот, чтобы вступить с дедом в дискуссию на тему «Что бывает с козлами, которые дурят народ», как тот потребовал:

— Давайте масло и одеколон.

Мы безропотно расстались с добром. «Целитель» удалился в комнату, а я, изрядно промерзнув, начала торопливо одеваться. На подругу я старалась не смотреть, потому что очень хотелось врезать ей хорошенько, чтоб душу отвести.

Вернулся «целитель». Как ни странно, масло и одеколон были целыми, даже в упаковке.

— Вот, держи лекарство, — важно изрек дед. — Масло ежедневно натощак по чайной ложке, одеколон лей на голову, как только заболит. Когда лекарство кончится, приезжайте на второй сеанс. Привезите то же самое, я заряжу.

На прощание «целитель» еще раз смачно матернулся, после чего скрылся за дверью.

Надо ли говорить, что «лекарство» я выбросила, едва вышла за калитку, на второй сеанс не поехала, а Лизавете все-таки отвесила увесистую оплеуху, которую она безропотно снесла.

Через какое-то время врачи смогли справиться с моим недугом, я добросовестно пролежала в больнице почти полтора месяца, голова теперь болит крайне редко, а целителей, ясновидящих и прочих магов с тех пор на дух не переношу. То есть не переносила до встречи с бабой Шурой. Сейчас же я стояла перед ней с отвисшей челюстью и пыталась справиться с напавшим на меня столбняком.

— Да не бойся ты, — усмехнулась баба Шура. — заметив мое сумеречное состояние, — худого не пожелаю.

— Но… откуда вы… про шефа… — пролепетала я.

— Ведунья я, знахарка, — спокойно пояснила старушка. — Травками лечу, заговорами. Наши-то, деревенские, меня побаиваются, редко приходят. По болезни разве что…

— А будущее тоже можете?

— Могу, только редко это делаю. В основном, чтобы беду отвести. Так что не спрашивай, когда замуж выйдешь, — строго сказала баба Шура. — Что вам следовало знать, я сказала вчера. Не послушаетесь — дело ваше. А теперь ступай, буди подругу. Молока вам дам, и уходите с богом.

Полчаса спустя мы с Лизаветой покидали добрую бабушку. В дорогу она дала нам литровую банку с каким-то отваром вместо обещанного молока, сопроводив туманным намеком «Пригодится». Лизка хотела было его вылить, едва хлипкая избенка скрылась из виду, но я пресекла неразумный порыв подруги и бережно упаковала драгоценную ношу в свой и без того не легкий рюкзак. После утреннего разговора я прониклась к бабе Шуре безграничным доверием, а в ответ на Лизаветино ворчание и упреки все в том же мракобесии веско произнесла:

— Раз баба Шура сказала пригодится, значит, так оно и будет. И вообще следовало бы прислушаться к советам бабули, как-никак она ведунья.

— Ну, вот! Вчера была ведьмой, от которой ты сама хотела бежать сломя голову в ночную тьму, а сегодня она уже добрая фея, и ее надо слушаться. Ты уж будь добра, Виталия, определись! — недовольно проворчала подруга. Она не выспалась, была голодна, так как кружка травяного чая для ее могучего организма — все равно что молекула в просторах Вселенной, а потому пребывала в дурном настроении.

Я вкратце изложила Лизавете недавний разговор с бабой Шурой, в особенности упирала на то, что она не только знает о моих проблемах на работе, но и о предстоящем увольнении Ашота Акоповича. Внимательно меня выслушав, Лизка сокрушенно вздохнула:

— И какой дурак сказал, что ты умная? Бабке я вчера за ужином сама поведала о твоих несчастьях. Ты, вероятно, была так напугана, что начало разговора пропустила мимо ушей. Зато, наслушавшись рассказов о Киселях, запаниковала. Эх, Витка, Витка…

Признаюсь, я сперва обалдела, но тут же испытала горькое чувство разочарования. Выходит, баба Шура все знала и просто посмеялась надо мной? Теперь понятно, почему она не стала говорить о перспективах моего замужества.

Чувствовать себя облапошенной какой-то темной деревенской старухой не слишком приятно, поэтому я разозлилась не на шутку: ах так?! Ну, погоди, горбунья, назло попрусь в пещеры, и ничего со мной не случится!

Уведомив Лизку о своем твердом намерении спуститься под землю, я немного повеселела и потребовала горе-карту. Подруга подивилась, но документ отдала. Возможно, потому, что карта попала в мои руки, до пещер мы добрались в рекордно короткие сроки, за каких-нибудь два с половиной часа.

Как вы представляете себе пещеры? В моем понимании это огромные пустые пространства в скалах или горах, с длинными извилистыми коридорами и вечно мокрыми стенами. Под сводами пещер непременно гнездятся колонии противных летучих мышей, сверху нависают острые сталактиты, а снизу торчат не менее острые сталагмиты. Может, наоборот, сути это не меняет. На стенах обязательно имеется какая-нибудь наскальная живопись, оставшаяся, несомненно, с доисторических времен. Иначе с чего бы наши далекие предки назывались «пещерными людьми»?

То, что я увидела перед собой, кардинально изменило мое видение мира в целом и пещер в частности. Небольшой холмик, поросший травкой, и где-то в центре холмика нора — не нора, дыра — не дыра, так, отверстие примерно метрового диаметра.

Сразу вспомнился мультик про Винни Пуха. Лизка стояла рядом, озадаченно скребла затылок и, судя по выражению ее лица, тоже вспоминала о симпатичном медведе и его друге Пятачке.

Первой из ступора выпала Лизавета. Она посмотрела на меня все еще очумелым, но уже более или менее осмысленным взглядом, издала какой-то сдавленный писк, после чего неожиданно заявила:

— Надо подкрепиться перед спуском.

Судьба основательно подкрепившегося в гостях у Кролика Винни стала близка и понятна и слегка обеспокоила. Как-то не хотелось повторять чужие ошибки!

— Ты собралась обедать? — уточнила я у Лизки.

— Завтракать, — поправила меня подруга. — Баб-Шурин чай давно закончился, да он, собственно, и не начинался. Разве ж это еда для меня?! Удивляюсь, как я еще ноги дотащила до пещеры!

Лизавета сноровисто накрыла «поляну». Столом служила обычная туристическая «пенка». На ней в парадном строю замерли консервы с зеленым горошком и ветчиной, буханка «чернушки», головка репчатого лука, ну, и ложки с ножом в обязательном порядке. Командовала парадом бутылка шампанского. Немного подумав, Лизка выложила «на стол» два пластиковых контейнера. В одном покоилось картофельное пюре, а в другом — толстые, уже отваренные и остывшие скукоженные сардельки, выглядевшие совсем неаппетитно.

— И это надо съесть? — я с недоверием таращилась на солидный продуктовый набор.

— Обязательно, — серьезно кивнула Лизавета, легким движением руки вскрывая банки. Глаза ее при этом горели страшным голодным блеском. Ее, судя по всему, история Винни Пуха ничуть не впечатляет.

— Но зачем?! — по правде говоря, в отличие от Лизаветы, мне есть совсем не хотелось.

Ответ подруги прозвучал как приговор:

— Чтобы не умереть от истощения, пока нас отыщут.

Я тихо ойкнула и принялась запихивать в себя еду, не испытывая при этом никакого удовольствия. Только шампанское кое-как примирило меня с жизнью. Причем чем больше я его пила, тем больше жизнь начинала нравиться.

Насытились мы довольно быстро, после чего приступили к подготовке к спуску под землю. Дело это муторное до отвращения. Ушло на него часа полтора, не меньше. Сперва, согласно полученным на курсах инструкциям, мы с Лизаветой натянули на голое тело (хорошо, вокруг в радиусе километра никого не было, и мы с Лизкой могли без опаски сверкать своими прелестями) термобелье. Затем, опять же по инструкции, комбинезон-изотермик. За умным словом скрывалась обычная теплоизолирующая одежка. Сразу стало невыносимо жарко. Обливаясь потом и невнятно матерясь, поверх изотермика мы натянули конденсатник — хлопчатобумажный костюм, который призван впитывать влагу. А когда после всех этих мучений пришлось влезать еще и в гидрокостюм сухого типа, терпению моему пришел конец.

— Я не могу больше! Чувствую себя капустой! Может, хватит? Давай уже в пещеру полезем… — взмолилась я со слезой в голосе.

— Ничего, Виточка, последний комбез остался, — «утешила» подруга. — А там еще касочка на головушку и спецботиночки на толстой подошве…