Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– За Тилигулом его сердешного закатовали в темнице панской за дела гайдамацкие, – сказала Охримовна.
Некоторое время Бурило в раздумье смотрел на старуху. Ее сморщенное заплаканное лицо выражало мольбу и испуг. Потом старик, словно с досады, швырнул в сторону сапу.
– Маринка, – позвал он внучку, – возьми кошелку с зельем да травами – со мной к Кондрату пойдешь.
Девушка быстро побежала в хату. А старик подошел к кусту, под которым лежали пищаль, сабля и серая барашковая шапка. Взял оружие и, нахлобучив шапку, сказал Охримовне:
– Веди к сыну.
По дороге их догнала Маринка с кошелкой. Бурило внимательно осмотрел содержимое кошелки, вынул пучки засушенных растений и что-то проворчал себе под нос.
Исцеление
Осмотрев хворого, Бурило покачал чубатой головой:
– Эх, залечили тебя бабы! – И тотчас распорядился постелить солому на возке, что стоял во дворе, и положить на нее Кондрата.
– Не можна казаку летом в хате лежать. Ему дух вольный надобен, чтобы ночью – звезды над головой. Тогда всякая хворь отвяжется, – проворчал старик.
Бурило вытащил из кошелки сушеные травы, растолок их и бросил в горшок. Налил в него коровьего масла, меда и всю эту смесь отдал сварить Маринке. Белый ароматный пар поплыл по всему двору. Когда зелье сварилось, он напоил им Кондрата, а затем растер тело хворого варенухой[10], настоянной на каких-то кореньях.
– Теперь, коли сон тебя одолеет – то к добру. Значит, хворь уходить начала, – объяснил он Кондрату и, накрыв его бараньим тулупом, ушел.
На больного напал крепкий сон. Около суток спал молодой казак на возке, а когда проснулся, то увидел у своих ног сидящую Маринку.
– Долго я спал? – спросил он девушку.
– Ночь всю да день… поди, цельный, – улыбнулась она и протянула ему большую кружку со вчерашним зельем. – Попей-ка еще разок, авось хворь доконаешь.
Кондрат одним залпом осушил кружку. Он чувствовал себя лучше. Жар, ломивший голову, прошел. Осталась лишь слабость во всем теле. Он с благодарностью посмотрел на Маринку.
– Кабы не дед твой, худо мне было бы. Добре его зелье помогло, легче мне ныне. Уже и на коня мог бы сесть…
– Ишь чего захотел, лежи пока. Не велел тебе дед еще три дня с постели вставать, – сказала Маринка. И ее смеющиеся синие глаза стали строгими.
– Да я шуткую, – успокоил ее Кондрат. – Куда мне на коня садиться – силы еще нет. – И грустно добавил: – Хворым я домой вернулся. А ты вот расцвела как маков цвет. Ой, хороша стала за то время, что мы не виделись! А ведь тогда ты совсем еще девчонкой была.
– Знать, не забыл… Помнишь, – зарумянилась Маринка.
– А как не помнить! Ты и тогда бедовой была. На коне лучше меня сидела.
– Она и ныне казакует лучше иного… Да и с рушницы птицу бьет знатно, – вдруг раздался голос Бур илы.
Кондрат повернул голову и тотчас увидел старого запорожца, сидевшего на пне с дымящейся люлькой недалеко от возка.
– Дедусь, полно хвалить меня, – зарумянилась пуще прежнего девушка. – А то еще кто засватает…
Водка, сваренная из меда, плодов и пряностей.
– Ты, Маринка, не смейся, – сказал Кондрат. – Для казачьей жинки это в самый раз…
– Казачья жинка – сабля вострая, – покачал головой Бурило. – Казак, настоящий сечевик, о жинке не думает. Он не гречкосей.
– Какой я теперь сечевик, дед? Уже сколько годов, как и Сечи нет. О жинке только думать и осталось, – с волнением приподнялся на своем ложе Кондрат.
– Ни к чему эти речи! Ни к чему, – замахал на него люлькой старик. – Ты чего приподнялся – ложись. Вот через три дня здоровым станешь, тогда по-казацки и на коня.
– Не в хвори дело, а казаковать не лежит уж душа.
– Не лежит, так ляжет! Хворь пройдет – и дурь твоя пройдет.
Но Кондрат на эти слова деда так яростно затряс головой, что его светлые волосы волнистыми струйками разметались по подушке.
Бурило был не рад, что вызвал у хворого такое душевное смятение. И он, отвлекая Кондрата от неприятных воспоминаний, спросил его о встрече с ордынцами. Выслушав, старик стал рассказывать смешную историю о том, как запорожец турецкого султана с крымским ханом обманул, а затем, как чумак потчевал попов горохом. Бурило рассказывал так смешно, что вскоре Кондрат и Маринка стали прыскать от смеха. Хохот их услышали соседи, и возле возка, на котором лежал Кондрат, собрался кружок хуторян. Они и не ведали до сих пор, что суровый знахарь может быть таким веселым рассказчиком.
Откровенная беседа
Через несколько дней Кондрат поднялся с постели. За год его отсутствия дома скопилось много работы, которая была под силу лишь мужчине. Нужно было починить хозяйственные постройки, поправить плетень, вырыть тайный погреб взамен старого для хранения запасов соленого мяса и сала. А там подоспела косовица, пришла пора собрать взращенный матерью урожай.
Только в воскресный день к вечеру Кондрат сумел освободиться от всех этих дел и пойти к Бур иле. Юноше хотелось поблагодарить деда за его помощь, а главное – увидеть Маринку.
Нарядившись в новый жупан, натянув мягкие сапоги, опоясавшись саблей покойного отца, Кондрат залихватски заломил шапку-кабардинку[11]. Он оседлал своего иноходца и выехал со двора.
Работа на свежем воздухе укрепила Хурделицу. Теперь он с наслаждением почувствовал, что по-прежнему крепко сидит в седле и с былой ловкостью может управлять низкорослой татарской лошадью. Не выдержав искушения, Хурделица дал коню шпоры. Застоявшийся за время болезни хозяина иноходец, казалось, был рад такой разминке и галопом понес седока вдоль по зеленому переулку.
Проскакав к центру слободы, где понор было погуще, он перевел своего иноходца на медленную рысцу и, озорно улыбнувшись, запел:
Пан Старостин[12] Козерацький,Він їв хліб наш гайдамацький,Як пустили паничаБез окупу й могорича,То додому так погнав,Що й cnacибi не сказав…
Его не по-юношески сильный низкий голос прорезал сонную тишину слободы. У плетней появились слобожане: хлопцы, девчата, а затем и старые казаки. Глядя вслед молодцеватому всаднику, они улыбались гайдамацкой задорной песне. И по слободе пошел слух, что Кондратка Хурделица, которого мучили в панской темнице, снова крепко сидит в седле, видать, готов отплатить своим обидчикам за себя и за своего батьку.
Кондрат остановил коня у поноры Бурилы. Всадник выпрыгнул из седла и отдал поводья выбежавшей навстречу Маринке.
В горнице у старого запорожца сидел чернобровый мужчина.
– Человека этого, крестник, зовут Лукой. Сербиянин он торговый, от басурман потерпевший много, и живет пока у меня, – сказал запорожец.
- Огненный скит - Юрий Любопытнов - Исторические приключения
- Когда-то в Минной гавани - Валерий Петрович Екимов - Историческая проза / Исторические приключения / Русская классическая проза
- Фрегат Его Величества 'Сюрприз' - О'Брайан Патрик - Исторические приключения
- Коллективная вина. Как жили немцы после войны? - Карл Густав Юнг - Исторические приключения / Публицистика
- Восстание - Елена Гвоздева - Исторические приключения / О войне
- Тень Земли: Дар - Андрей Репин - Исторические приключения / Прочее / Фэнтези
- Чёрная маркиза - Олеся Луконина - Исторические приключения
- Горная лань. Сказочные приключения с романтическим флёром - Инна Комарова - Исторические приключения
- Земля ягуара - Кирилл Кириллов - Исторические приключения
- Золотая роза с красным рубином - Сергей Городников - Исторические приключения