Синий. История цвета (Фрагменты книги) - Мишель Пастуро

Такая точка зрения возобладала среди цистерцианцев. В соответствии с ней и строились церкви этого ордена в течение почти всего XII века, а кое-где еще и в XIII. Впоследствии суровость цистерцианцев несколько смягчится. Начиная с середины XIV столетия обе позиции начинают сближаться. Одни больше не настаивают на том, чтобы интерьер церкви был ярким и красочным, другие не требуют, чтобы он был одноцветным. Постепенно вырабатывается общее мнение: в интерьере церкви должны преобладать серые тона, допустимы несколько цветовых пятен, а также немного позолоты (исключительно на ребрах арок и нервюрах сводов). Так будет во Франции и в Англии. А вот в странах Священной Римской империи (кроме Голландии), в Польше и Богемии, в Италии и Испании цвет в храме по-прежнему занимает весьма значительное место. Золота много, даже слишком много, и убранство не уступает в роскоши облачениям и утвари. Поэтому в XV веке возникают народные движения (например, гуситов), которые, как впоследствии протестанты, выступают против чрезмерной пышности церковных интерьеров: обилия золота, ярких красок и изображений. Кое-где эти голоса были услышаны. С начала XV века на миниатюрах, созданных на севере и северо-западе Европы, часто можно увидеть бесцветные церковные интерьеры: примерно так будут выглядеть двести лет спустя интерьеры кальвинистских храмов на картинах голландских художников.

Таким образом, к началу Реформации церкви уже не сверкали прежним многоцветьем. Напротив, время полихромного убранства прошло: церковные интерьеры становились строже и аскетичнее. Но, во-первых, новая тенденция проявляется не повсеместно, а во-вторых, идеологам Реформации этого недостаточно: они считают, что цвет вообще нужно изгнать из храма. Подобно святому Бернару Клервоскому в XII веке, Карлштадт, Меланхтон, Цвингли и Кальвин (позиция Лютера была не столь жесткой) не одобрят использование цветов в церковном убранстве и чрезмерно яркую алтарную роспись. Вслед за библейским пророком Иеремией, который осыпал упреками царя Иоакима, они осуждают тех, кто строит похожие на дворцы храмы, "и прорубает себе окна, и обшивает кедром, и красит красной краскою"{9}. Красный цвет — в Библии выполняющий роль цвета как такового — воспринимается как главный символ роскоши и греха. Он ассоциируется уже не с кровью Христа, а с людскими заблуждениями. Карлштадт и Лютер осыпают его проклятиями. Лютер видит в нем эмблему папской власти, одетой в пурпур, словно вавилонская блудница.

Все это сравнительно хорошо известно — особенно рассуждение о греховности ярких цветов в связи с многоцветными облачениями священников и пышностью богослужения. Менее известно другое: каким образом эти теоретические и догматические принципы были претворены в жизнь в протестантских общинах, принадлежавших к различным ветвям этой конфессии? Каковы хронология и география изгнанного цвета? Сколько церквей было разрушено, в скольких многоцветное убранство закрыли от верующих, либо превратили в одноцветное (стерли позолоту, настенную роспись закрасили однотонной краской, либо забелили известью), а где интерьер полностью переделали? Всегда ли добивались абсолютного отсутствия цвета, или же в отдельных случаях проявляли терпимость? И потом, абсолютное отсутствие цвета — это как? Все должно стать белым? Или серым? Или синим? Или же остаться некрашеным?

По всем этим вопросам мы располагаем неполными, упрощенными, иногда противоречивыми данными. Цветоборчество — не иконоборчество, к нему нельзя применить те же хронологические и географические схемы. Война с цветом — если такая война в самом деле была — велась не так ожесточенно, более мягкими, более хитроумными методами, поэтому историку труднее ее отследить. И вообще: случалось ли так, что изображения, богослужебная утварь и само здание уничтожались единственно за их слишком яркие, вызывающие цвета? Как ответить на этот вопрос? Как отделить цвет от его носителя? Конечно, полихромная окраска скульптур, особенно Богоматери и святых, в глазах протестантов превращала эти статуи в идолов. Но одними скульптурами дело не ограничивается. Что стремились уничтожить сторонники Реформации в тех многочисленных случаях, когда они разбивали витражи? Изображение или цвет? Формальный принцип (представление божественных существ в антропоморфном облике)? Или сюжет (сцены из жизни Богоматери, подвиги святых, портреты пап и епископов)? И на эти вопросы у нас пока тоже нет ответа. Порой даже возникает соблазн взглянуть на все с другой стороны: а вдруг ритуалы поругания и разрушения изображений и многоцветья были своего рода "литургией цвета"? Такая мысль возникает потому, что иногда (чаще всего в Цюрихе и в Лангедоке) в этих ритуалах было нечто театральное, чтобы не сказать карнавальное.

Слово "литургия" вновь отсылает нас к ритуалу католической мессы, в котором цвет играет первостепенную роль. Церковная утварь и облачения священников не только выполняют функцию, обусловленную их местом в системе богослужебных цветов, они гармонично сочетаются со светильниками, архитектурным декором, полихромной скульптурой, миниатюрами в Библиях и часословах и всеми драгоценными украшениями храма: в итоге получается настоящий спектакль, где герой — цвет. Как движения и позы священнослужителей, как ритмы и звуки молитв, цвета необходимы для католической церковной службы. Однако мы уже говорили о том, что синий цвет был полностью исключен из системы богослужебных цветов, сложившейся в эпоху раннего Средневековья и закрепившейся в XII—XIII веках. Возможно, именно этим обстоятельством и следует объяснить то, что идеологи Реформации всегда будут благосклонно относиться к синему цвету, как во внутреннем убранстве храма, так и в наружном, одобрять его использование как в художественном творчестве и общественной жизни, так и религиозной практике.

В своей борьбе против мессы, этого "непристойного балагана, который делает из Церкви посмешище, превращает ее служителей в 'фигляров'" (Кальвин), "выставляет напоказ никчемные украшения и богатства" (Лютер), Реформация не могла нейтрально отнестись к цвету — и к самому факту его присутствия в храме, и к его роли в литургии. По мнению Цвингли, внешняя красота обрядов препятствует искреннему богопочитанию. А Лютер и Меланхтон считают, что людскому тщеславию не место в храме. Карлштадт убежден в том, что церковь должна быть "чиста, словно синагога". Лучшее украшение храма, говорит Кальвин, это слово Божие. И все они сходятся в том, что храм должен приводить верующих к святости, а значит, должен быть простым, все в нем должно быть в гармонии, без прикрас и излишеств, ибо его чистота очищает душу, либо символизирует ее чистоту. Поэтому в протестантских храмах не найдется места богослужебным цветам, которые так важны для католицизма, и более того: цвет не будет играть никакой роли в отправлении религиозного культа.

Реформация и цвет: искусство

Существует ли какое-то особое протестантское искусство? Вопрос этот не нов. Но ответы, которые пытаются на него дать, по-прежнему туманны и противоречивы. И вот что любопытно: об отношениях между Реформацией и художественным творчеством написано достаточно, однако лишь немногие исследователи уделили внимание проблемам цвета. И вообще, авторы трудов по истории искусства (включая, как ни удивительно, историю живописи) словно игнорируют историю цвета.

Мы видели, как в иных случаях борьба с изображениями превращалась в борьбу с цветами, которые показались их противникам чересчур яркими, роскошными, вызывающими. Эрудит и антиквар Роже де Геньер (1642—1715) оставил нам зарисовки многочисленных средневековых надгробий анжуйских и пуатевинских прелатов: эти надгробия были покрыты великолепной многокрасочной росписью, однако в 1562 году, когда поднялась мощная волна иконоборчества и цветоборчества, гугеноты эту роспись стерли, либо превратили в одноцветную. Летом 1566 года погромщики церквей на севере Франции и в Голландии действовали сходным образом, хотя в принципе им больше нравилось крушить, чем отскабливать краску с надгробий и красить их заново. Однако среди последователей Лютера, после первоначального всплеска агрессивности, наступает период более уважительного отношения к старым изображениям (их не уничтожают, а вынимают из алтарей и красят заново) и большей терпимости к цвету в интерьере храма, особенно если речь идет о цветах, которые считаются "приличными" или "высокоморальными": белом, черном, сером и синем.

Но хватит о разрушении. Чтобы прояснить отношение протестантизма к искусству вообще и цвету в частности, нам надо узнать, что создали его последователи. А значит, надо изучить палитру художников-протестантов и то, что предшествовало ее формированию: мнения вождей Реформации об изобразительном искусстве и эстетическом восприятии. Задача непростая, поскольку на эту тему они высказывались весьма многословно и в разные годы по-разному. Так, например, Цвингли в конце жизни стал относиться к ярким краскам менее враждебно, чем в 1523—1525 годах. Правда, его, как и Лютера, гораздо больше интересует музыка, чем живопись. Возможно, именно поэтому наибольшее количество замечаний или указаний, касающихся изобразительного искусства и цвета, мы находим не у Лютера и Цвингли, а у Кальвина. К сожалению, они рассеяны по объемным текстам его сочинений, и их приходится собирать по крупицам. Постараемся изложить их вкратце, по возможности не искажая смысла.