Круг Девятирога - Владимир Городов

– Странствовать. Как говорится, горы мудры вечностью, а реки – движением. Предназначение скорее найдёт тебя в дороге. А в сей час, думаю, стоит тебе опочивать: время позднее.

Признаюсь честно, спартанский образ жизни мне никогда не импонировал. Есть грех, обожаю комфорт и уют, а потому сразу же заснуть на жёстких нарах мне не удалось. Прибавить к этому ещё и возбуждение от всех тех невероятных событий, которые мне пришлось пережить за последние часы! Асий же вообще не ложился, сидел возле очага, думал о чём-то своём, изредка подкидывая сучья в огонь.

– Скажи, отец, знал ли ты этого Посланника при его жизни? – спросил я. Хотелось знать о бывшем обладателе тела побольше: что-то мне шептало, что «наследство» может преподнести сюрпризы.

– Не довелось, – покачал головой старик.

– А что это за Вечный Схлоп, которым он меня запугивал?

– Вечный Схлоп есть одно из состояний сущности человека после смерти. Того, кого не приемлют во Внешнем Мире.

– Ад, что ли?

– Что есть ад?

– На моей планете так называют место, где нечистая сила мучает души грешников. В котлах со смолой кипятят, на сковородках жарят…

– Без тела нет страданий телесных. Ежели чья сущность недостойна Внешнего Мира, её убирают с пути идущих туда: она уменьшается в размерах, стремительно и бесконечно. И так же бесконечно растягивается для неё время. Нет страшнее наказания, нежели нескончаемое одиночество…

– Ты говоришь: «Внешний Мир»… Следовательно, есть и Внутренний?

– И не един.

– А сколько их? Как располагаются? Где граничат?

Старик немного помолчал, а потом ответил:

– И ты имеешь свой Внутренний Мир. Можешь ответствовать, как далеко он простирается? Где граничит, положим, с моим?

– Подожди, подожди… Что-то я не совсем понимаю. Вот, к примеру, тот мир, в котором мы с тобой живём…

– Это внутренний Мир нашего Бога, сотворенный Им, дабы искупить свои прегрешения.

– Но ты, помнится, говорил об Обоих. То есть, их двое?

– Бог един, но имеет Две Сущности, ибо для любого деяния необходим супротивник, силою равный.

– Ага, «эф» и «минус эф» равны по модулю. Третий закон Ньютона, проходили. Но что же тогда получается? Из твоих слов выходит, что Бог – это один из тех, кого не принял Внешний Мир? То есть, грешник?

– Внешний Мир приемлет всех. Однако же у одних путь прям и светел, у других – тёмен и бесконечно долог. Нет греха непростительного, но прощение даруется через нескончаемую чреду страдательных воплощений.

– Трудно быть Богом? – не к месту сострил я.

– Трудно не стать Богом… – произнёс Асий и, в недвижимости глядя на огонь, ушёл в свои мысли. А мне вдруг очень захотелось покурить.

– У тебя случайно табачка не найдётся? – спросил я.

– Найдётся. И то, правда, случайно.

Я мысленно потёр руки в предвкушении.

– Сегодня утром в рощице нашёл, – продолжал Асий. – На опушке рос. Сорвал несколько листочков: тугие, сочные. Пригодятся, думаю. А что у тебя за надобность? Нешто поранился?

– Так он у тебя что, зелёный? – разочарованно протянул я.

– Да. И очень свежий.

Пришлось объяснять, какой табак мне нужен и что я с ним собирался сделать. Старик посмотрел на меня пристально, затем возложил ладонь на мою голову и сосредоточился.

– Телу твоему нет надобности в отраве, – произнёс он немного погодя. – Жаждет её лишь ум твой. Отныне и навсегда лишаю тебя этой жажды.

С этими словами он легко провёл кончиками пальцев по моему лицу, а потом тихонько толкнул в лоб. Я вновь упал на нары и мгновенно уснул: ни произошедшие со мной невероятные события, ни никотиновый голод меня больше не волновали.

Дрогоут Котур, 3 сатината 8855 года

– Все государства нашей планеты – лад-княжества – подчинены императору. А потому и деньги в обиходе повсеместно одинаковые. Основная монета называется тим. Однако ж стоит она немало, и простые люди редко её видят. Тим состоит из двенадцати катимов – эта монета уже не столь редка. Ещё чаще можно встретить макатимы.

– А макатим, я догадываюсь, это одна двенадцатая часть катима?

– Верно. Ты весьма сообразителен. Однако ж чаще сего ходят по рукам самые мелкие деньги – полушки, четвертаки и шестаки. Есть ещё одна монета, которая в ходу только среди очень богатых людей. Это золотой тим. Стоит он как двенадцать простых тимов.

Весь день мы с Асием брели под палящим солнцем по обширнейшей долине, и он без устали, лишь иногда прикладываясь к фляге с водой, рассказывал мне о местных обычаях, государственном устройстве, денежном обращении – обо всём, что, на его взгляд, могло помочь мне адаптироваться в здешнем мире. Долина называлась Божья Столешница. Травяной покров здесь произрастал не сплошь, а частыми островками, разделёнными «морем» из красной, твердой как камень глины. Деревья встречались чрезвычайно редко, их высокие тонкие стволы и жиденькие облачка крон почти не давали тени. Поэтому свои частые остановки для отдыха мы, старый да убогий, делали прямо на обочине дороги, похожей на застарелый шрам от нанесенного исполинской саблей удара. Дороги покрывают Божью Столешницу гигантской паутиной. В местах их пересечений стоят похожие друг на друга дрогоуты. Каждый из них представляет собой маленькую крепость. Высокие, более чем в два человеческих роста каменные стены предназначены для защиты селян от лихих людей и, главное, от свор крысобак, страшного бича здешних мест. Горе путнику, которого ночь застала вдали от жилья: наутро от несчастного даже костей не сыскать, всё исчезает в ненасытных утробах этих тварей.

За день мы прошли мимо двух таких поселений, а в третьем решили искать пристанища на ночь. Дрогоут назывался Котур. Намного крупнее тех, что я успел увидеть ранее, он, судя по всему, процветал, чему способствовало его расположение на пересечении аж трёх дорог, одна из которых, внешне ничем не отличающаяся от других, носила гордое название Великий Северный Торговый Путь. Поэтому здесь, в отличие от многих других дрогоутов, имелся гостиный двор, отгороженный на всякий случай от основного поселения ещё одной стеной: мало ли кто по большим дорогам ездит!

Подкрепившись нехитрой и недорогой едой, мы сидели в трапезной, отдыхали и наблюдали за местной жизнью. Заезжего люда в трапезной собралось довольно много, в основном мужчины. Ели-пили, отдыхали после долгой и утомительной дневной дороги, вели неспешные разговоры. Небольшая компания в углу, обнявшись вкруговую, горланила грустную песню про «жизнь загубленну-у-у». Кто-то тащил приглянувшуюся, кокетливо отнекивающуюся служанку на топчан, специально стоящий у дальней стенки для желающих заняться любовными утехами. Здесь это считалось в порядке вещей и повышенного интереса не вызывало. За большим центральным столом играли в карты. Мне стало интересно, и я подошёл посмотреть. Весьма простая игра, в которую увлечённо резался приезжий люд, называлась «мерабо» – по первым слогам слов «меньше», «равно» и «больше». Колода состояла из семидесяти двух карт шести мастей – по дюжине карт каждой масти. Крупье выкладывал по три карты себе и игроку, в задачу которого входило угадать, больше у него в сумме очков, чем у сдающего, меньше или одинаково. Если угадывал – получал столько же, сколько поставил. Мелкие медные деньги – резные цилиндрики различной длины, похожие на огрызки карандашей – то и дело меняли хозяев, постоянно переходя из рук в руки, из одной кучки в другую. После того как старая засаленная колода прокрутилась пару раз, я уже запомнил все рубашки карт и знал их лучше, чем многодетная мамаша своих пострелят.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});