Сыщик - Роман Буревой

Хозяин вышел из дома, наряженный в черный фрак и черные брюки, из-под которых выглядывали носки лакированных туфель. Белый галстук развязан, жилет расстегнут, и на блестящем шелке жилета алело винное пятно. Очевидно, хозяин с вечера еще не ложился. Барон Фейра поднял вверх правую руку. В низких лучах восходящего Фаэтона блеснул золотой контактный браслет.

– Не-ет… – Люс болезненно сморщился: поднятие руки означало, что хозяин намерен говорить с рабами через управляющие чипы ошейников, и голос барона, пронзительный, режущий, будет звучать непосредственно в мозгу.

– Ма фуа![2] А по-человечески он не может? – Марк стиснул зубы.

Опять же вопрос был риторическим.

«Рабы усадьбы Фейра! – раздался внутри черепа голос хозяина. – Вы дерьмовые работники. Вас всех надо отправить на живодерню. Да другие не лучше. Лентяи! Пахать надо, а не лежать кверху пузом! Пахать! Я вас кормлю себе в убыток, а вы только жиреете, как крысы! Сегодня я приказал зарезать барана. Целого барана для таких бездельников! Вам, может, еще и трюфели подать или вино бургундское? Вы ж все сожрете, а работать будете еще хуже! Хотя бы сегодня постарайтесь заслужить свой обед, а не то мне придется продать вас в каменоломни. Если кто из вас надеется остаться в усадьбе, должен набирать не менее ста корзин в день».

Голос смолк.

– Пошли… – Марк замотал головой, будто пытался вытрясти оттуда застрявшие звуки. – Пошли! – Он подтолкнул Люса к проходу между бараками.

Если они окажутся на первой грузовой платформе, то их отвезут на поле с неубранной маисолью. Стебли, прихваченные морозом, расползаются в кашу, едва их тронешь, так что машиной эту маисоль уже не собрать, можно только вручную. Но початки, прихваченные морозцем, можно грызть и сырые. Очень даже ничего… Куда лучше горелой каши.

Марк заскочил на платформу и помог залезть Люсу; здесь, на перемазанном глиной полу, сидели уже человек пять.

– Сказали, что на маисоль берут только двоих! – радостно выкрикнула толстушка Эбби, – так что вы опоздали.

– А кто корзины тебе будет подносить, мадмуазель? – поинтересовался Марк.

– Да за початок маисоли мне любой корзины на платформу составит, – засмеялась Эбби.

– За початок и за кое-что еще, – фыркнул Люс.

Каждый раб мужского пола считал своим долгом во время уборки приставить к штанам либо початок маисоли, либо корнеплод ле карро[3], особенно если тот попадался трехрогий, и продемонстрировать «протез» Эбби. Девицу эти выходки приводили в совершенный восторг. Особенно усердствовал в этом Люс, не пропуская ни одного подходящего для шутовства корнеплода.

На платформу уже набилось изрядно народу. Последние сидели на самом краю, свесив ноги. Эти точно попадут на морковь, или, как для краткости называли ее рабы, – моркву. Хозяин, правда, требовал, чтобы овощ сей именовали «ле карро». Да и, право, неловко как-то именовать морквой оранжевые конусы длиной до полуметра. Жерар бросил возле кабины связку коротких острых ножей – резать ботву. Значит, в самом деле… как ее… ле карро. Взвыли нагнетатели, платформа тронулась. Красный диск Фаэтона медленно карабкался по небу, но иней на деревьях и на траве не собирался подтаивать. После жаркого лета на Южное полушарие Колесницы Фаэтона пришла осень – время уборки маисоли и овощей. Недели через две-три закончится уборка, выпадет снег. Или пойдут ледяные дожди. Для рабов это краткий «полуотдых» – то есть работа в хранилищах или подготовка теплиц. А то, если вовсе нет работы, посадят где-нибудь в холодном бараке (не топят, потому как роскошь – на рабов термопатроны изводить), выдадут скребки, и так с утра и до вечера счищаешь засохшую глину с изношенных пластиковых башмаков. Неведомо, откуда их столько берется – этих башмаков. Работа неспешная, сядешь с кем-нибудь, с кем поговорить охота, – да хоть с Люсом – и стучишь скребком, оббивая засохшую глину.

Платформа остановилась.

– Люс! Марк! – крикнул Жерар. – На поле рядом с дотом. Собрать ле карро до вечера.

Марк поднялся, взглянул из-под руки.

– Да там корзин пятьсот можно набрать. А норма на одного – сотня. Хозяин сказал.

– А я сказал – убрать все, – рявкнул Жерар.

Люс кубарем скатился с платформы, уворачиваясь от тяжелой руки Жерара. Марк спрыгнул следом. Платформа поплыла дальше, слегка кренясь на правый борт, а приятели зашагали по полю. Большую часть моркови уже убрали. Осталось лишь несколько грядок-хвостов. Кто-то из нерадивых рабов не выполнил норму. Островки покрытой инеем ботвы виднелись тут и там.

Сзади послышалось громкое фырканье и удары копыт. Марк обернулся. Прямо на них по влажному полю, взметая копытами ошметки мороженой ботвы, мчался всадник. В морозном утреннем воздухе окутанный паром конь казался огромным. Всадник в зеленом с желтыми отворотами мундире, в сверкающей каске размахивал плеткой, погоняя коня. На разгоряченном красном лице драгуна топорщились черные, блестящие, будто лакированные, усы.

– С дороги! – крикнул драгун, замахиваясь плеткой.

Марк и Люс прыгнули в соседнюю межу.

Конь пронесся мимо, обдав рабов теплым паром и запахом пота. Дальнее, уже убранное, поле вчера распахали и укатали катками, чтобы проводить репетиции.

– Интересно, конский хвост у него на каске настоящий или синтетика? – спросил Люс и вздохнул.

– В прошлом году было Бородино. А в этом?

– Маренго. – Люс всегда все знал. – В этом году реконструируют Маренго. Битва будет в Северном полушарии. Сейчас там весна. На Земле битва была 14 июня. К началу лета успеют подготовиться. Вот бы поглядеть, а? Хоть одним глазком… Тра-та-та… – Люс изобразил голосом пение боевых труб. – Пороховой дым, шеренги пехоты, вооруженной кремневыми ружьями, пушки системы Грибоваля. Гусары, уланы, драгуны… Генерал Дезе, что принес Наполеону победу. Если б я родился колесничим, мог бы воплотить на реконструкции Дезе. Или хотя бы воплотиться в капрала, командира орудийного расчета. Я бы кричал: «Шарже!»[4] У Анри, кстати, есть отличная реплика настоящего кремневого ружья!

Марк попытался вытянуть хотя бы одну морковку из грядки. Не получилось: ботва осталась в руках. Мороз намертво сковал почву. Люс ударил несколько раз башмаком по замерзшей грядке. Тут же взвыл от боли: пластиковый башмак лопнул. Мороз превратил влажную почву в камень.

– Пошли в дот, – сказал Марк. – Все равно грядки еще часа два не оттают. Зажарим маисоль, поедим. Тогда и работать начнем. Замечательной ле карро от мороза ничего не сделается. А нам очень даже сделается…

Люс кивнул.

Они свернули на знакомую тропинку.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});