Главная улица - Синклер Льюис

«Здесь, — размышляла она, — самая молодая страна мира: север Среднего Запада. Страна молочного скота и чудесных озер, новейших автомобилей и хибарок из толя, страна красных силосных башен, грубой речи и безграничных надежд. Страна, которая кормит четверть мира, хотя работа здесь еще только началась. Несмотря на все свои телефоны, банковские счета, пианолы и кооперативные союзы, эти потные фермеры, по сути дела, еще только поднимают целину. Несмотря на все изобилие и богатство, это все еще первобытная страна. Что ждет ее впереди? — думала она. — Неужели и эти ровные, бескрайние поля, как хлопьями копоти, покроются городами и фабриками? Что там будет — красивые, добротные дома для всех? Или самодовольные дворцы, окруженные угрюмыми лачугами? А люди? Потянется ли молодежь к знанию и радости? Будет ли у нее желание бороться с веками освященной ложью? Или будущее здесь — это толстые, дряблокожие женщины, вымазанные жиром и белилами, вырядившиеся в шкуры животных и окровавленные перья убитых птиц; женщины, которые будут играть в бридж, держа карты пухлыми, унизанными драгоценностями пальцами с розовыми ногтями; женщины, которые, несмотря на проделанную над ними кропотливую работу, до смешного похожи на своих надутых болонок? Воцарится ли и тут старое, неизбывное неравенство, или история этой страны будет иной, отличной от унылой зрелости других стран? Какое будущее и какие надежды?»

От этих мыслей у Кэрол разболелась голова.

Она смотрела на прерию, то плоскую на огромном протяжении, то полого-волнистую. Ее ширина и беспредельность, час назад вдохновлявшие Кэрол, теперь пугали ее. Как она раскинулась! С ней не совладать, ее не постигнуть!.. Кенникот был погружен в детектив. С чувством одиночества, которое особенно томительно, когда оно охватывает вас на людях, Кэрол старалась отогнать встававшие перед нею вопросы и взглянуть на прерию беспристрастно.

Трава вдоль полотна выгорела, остались лишь сухие колючки и обугленные стебли. За ровной линией ограды из колючей проволоки кое-где золотились пучки лозняка. И больше ничего не отгораживало ее от необозримой равнины — вдаль уходили осенние сжатые поля, по сто акров на участок, шершавые и серые вблизи, но в туманной дали напоминающие рыжеватый бархат, распяленный на склонах пологих холмов. Длинные ряды пшеничных скирд маршировали, как солдаты в поношенных желтых плащах. Свежевспаханные поля лежали, как черные знамена, упавшие на отдаленный склон. Воинственная огромная стихия, могучая, немного суровая, не смягченная приветливыми садами.

Кое-где попадались купы дубов на лужайках, поросших низкой дикой травой. А через каждую милю или две — цепочки кобальтово-синих болот и над ними трепещущие стайки зуйков.

Вся эта трудовая страна была залита оплодотворяющим светом. Солнце нестерпимо сверкало на оголенном жнивье. Тени гигантских кучевых облаков непрерывно скользили по невысоким пригоркам. Небо было шире, и выше, и синее, чем в городе, — так решила Кэрол.

«Великая страна и родина великих», — вспомнила она строчку откуда-то.

Кенникот вдруг вывел ее из задумчивости, радостно объявив:

— Знаешь, вторая остановка отсюда — Гофер-Прери! Мы дома!

III

Это слово «дома» ошеломило ее. Неужели она обязана жить всю жизнь в этом городе, называемом Гофер-Прери? А толстый человек рядом с ней, осмелившийся определять ее будущее, — ведь он чужой! Она повернулась в его сторону и уставилась на него. Кто он такой? Почему сидит возле нее? Он совсем другой породы! У него массивная шея, тяжелая речь. Он на двенадцать или на тринадцать лет старше ее. Он не способен чем-нибудь увлечься, принять участие в какой-нибудь фантастической выходке. Ей не верилось, что она спала в его объятиях. Это был один из тех снов, которые видят, но о которых потом не говорят.

Она твердила себе, что он добр, предан и деликатен. Дотронулась до его уха, погладила по щеке и снова отвернулась, стараясь увидеть город глазами Кенникота. Он не будет похож на эти запущенные поселки, этого не может быть! Ведь в нем три тысячи жителей. А это много! Домов там около шестисот или даже больше. И… маленькие озера под городом, наверное, прелестны. Она видела их на снимках. Право, они очаровательны!

Когда поезд отошел от Уэкиниана, она начала нетерпеливо ждать озер — этих ворот в ее будущую жизнь. Но когда она увидела их — слева от полотна, — единственным впечатлением было то, что они похожи на снимки.

За милю до Гофер-Прери поезд поднимается на невысокий, изогнутый кряж, и Кэрол разом увидела весь город. Порывистым движением подняла раму окна и выглянула; пальцы ее левой руки трепетали на подоконнике, правая была прижата к груди.

И она увидела, что Гофер-Прери — просто увеличенная модель всех тех поселков, мимо которых они проезжали. Только в глазах такого человека, как Кенникот, он мог быть чем-то исключительным. Скученные низкие деревянные дома нарушали однообразие равнины не больше, чем его нарушила бы какая-нибудь ореховая роща. Поля набегали на город и проносились дальше. Он не был защищен и сам никого не мог защитить. В нем не было и намека на достоинство и зарождающееся величие. Только красный элеватор и несколько обитых железом церковных шпилей возвышались над общей массой зданий. Просто лагерь на переднем краю цивилизации, рабочий поселок на краю света. Жить здесь нельзя. Немыслимо. Невозможно.

Люди здесь должны быть так же неказисты, как их дома, так же плоски, как их поля. Она не может оставаться здесь. Придется порвать с этим человеком и бежать.

Она покосилась на мужа. И сразу почувствовала себя беспомощной перед его зрелой силой и была тронута его волнением, когда, отбросив в сторону книжонку, он нагнулся за чемоданами, а потом поднялся с пылающим лицом и торжественно провозгласил:

— Приехали!

Она сочувственно улыбнулась и стала смотреть в окно. Поезд входил в город. Дома на окраине представляли собой старые, потемневшие красные строения с деревянными карнизами или мрачные дощатые коробки, похожие на ящики из-под овощей. Попадались также новенькие бунгало на бетонных, под камень, фундаментах.

Поезд шел мимо элеватора, мимо безобразных резервуаров для нефти, мимо маслобойного завода, мимо дровяных складов, мимо скотного двора, грязного, затоптанного и зловонного. Вот показалось приземистое красное здание станции и платформа, переполненная небритыми фермерами и просто зеваками — вялыми людьми с потухшими глазами. Путешествие Кэрол окончилось. Дальше пути ей не было. Здесь был конец — конец света. Она сидела с закрытыми глазами и страстно желала проскользнуть мимо Кенникота, спрятаться где-нибудь в поезде, умчаться дальше, к Тихому океану.

Но что-то большое поднялось в ее душе и приказало: «Довольно! Не будь плаксивым ребенком!» Она быстро встала и произнесла:

— Вот и чудесно, что мы наконец приехали!

Он так верил ей. Она заставит себя полюбить это место. И она еще покажет себя!

Она пошла за Кенникотом и за подпрыгивавшими чемоданами, которые он нес. Их задержали медленно выходящие пассажиры. Она напомнила себе, что наступил торжественный момент приезда новобрачной домой. Ей полагалось быть в приподнятом настроении. Но она чувствовала себя только раздраженной медлительностью их движения к выходу.

Кенникот нагнулся, выглянул в окно и смущенно воскликнул:.

— Смотри-ка, смотри! Нас пришла встречать целая компания! Сэм Кларк с женой, и Дэйв Дайер, и Джек Элдер и… — кто бы подумал! — Гарри Хэйдок и Хуанита — целая толпа! Они, кажется, уже заметили нас. Ага, ага, они нас видят! Видишь, машут нам!

Кэрол послушно высунулась и взглянула на встречающих. Она овладела собой. Она готова была любить их. Но их сердечность ее смущала. Она помахала им с площадки, но уцепилась на миг за рукав помогавшего ей сойти кондуктора, прежде чем решилась нырнуть в водоворот людей, которые протягивали к ней руки. Все лица сливались для нее в одно, и у нее создалось впечатление, что у всех мужчин хриплые голоса, большие влажные ладони, подстриженные усы, лысины и масонские брелоки.

Она видела, что все они рады ей. Их руки, их улыбки, их возгласы, их ласковые глаза подавляли ее. Она пробормотала:

— Благодарю, благодарю вас!

Один из мужчин орал Кенникоту:

— Док, я приехал на машине, чтобы отвезти вас домой!

— Молодчина, Сэм! — воскликнул Кенникот и, обращаясь к Кэрол, добавил:-Давай сядем вот в этот огромный пэдж. Машинка недурна, можешь мне поверить! Сэм обгонит на ней любую из этих миннеаполисских колымаг.

Только сев в автомобиль, она могла различить лица троих поехавших с ними людей. Владелец машины за рулем был полон солидного самодовольства — крупный лысеющий мужчина с ровным взглядом, с шершавой шеей, но с круглым лицом, гладким, как разливательная ложка. Он пробасил:

— Ну как, вы запомнили нас всех?