Железная Маска и граф Сен-Жермен - Эдвард Радзинский

Во время этих отлучек графа королем овладе­вал все тот же безумный страх заразиться дурной болезнью. Но оставить любовные забавы было свыше его сил. Достаточно было ему заглянуть за корсаж дамы или увидеть женскую ножку на каче­лях, как этот несчастный (или очень счастливый) буквально пламенел. Но пламя он привык гасить немедля. «Порыв не терпит перерыва» — была его любимая присказка.

И тогда верная мадам де Помпадур придумала, как соединить постоянное желание этого Муче­ника Любви с его безопасностью. Девственницы! Они не только гарантированно безопасны, но эти едва распустившиеся розы должны были поддер­жать огонь в, увы, хладеющей крови постаревшего монарха. Маркиза сама подыскивала ему этих юных любовниц, как ваш Потемкин подыскивал молодых любовников вашей стареющей Екатерине.

Так они оба придумали сохранять свое влияние в покинутой ими царственной постели.

«Олений парк» — старинное название отдален­ного квартала в Версале. Он был создан на месте древнего лесопарка, где когда-то в изобилии води­лись олени. Здесь, в Оленьем парке, были спешно построены несколько очаровательных «петит ме­зон» для безумств (folies) короля. В этих домиках и поселили несколько тринадцатилетних фей. Лю­довик навещал их инкогнито, под именем кавалера из свиты польского короля. Тени оленей, прежних рогатых обитателей этого места, породили мно­жество шуток. Впрочем, не только мадам Помпа­дур, эта великая Муза всех тогдашних поэтов Фран­ции, была королевской сводней... Сводниками с удовольствием и добровольно становились отцы юных фей.

Вот что писал Людовику старый воин, узнав­ший о королевском гареме... Я держал это письмо в руках, но владелец не согласился мне его продать. Сейчас оно хранится в Парижском архиве:

«Ведомый горячей любовью к королевской персоне, имею честь быть отцом прелестной девочки, настоя­щего чуда Свежести, Красоты и Здоровья. Я был бы счастлив, если б Его Величество соблаговолили нарушить ее девственность. Подобная милость была бы для меня наградой за мою долгую и верную службу в армии ко­роля».

В отличие от знаменитых придворных любов­ниц короля нежные обитательницы Оленьего парка остались безымянными. Их неопытность, долгая возня с лишением девственности, слезы, боли и страхи раздражали монарха. Так что над­кушенный плод второй раз к королевскому столу подавали редко. Вчерашних избранниц короля обычно быстро выдавали замуж, и заботливый король обеспечивал приданое. Повторных посеще­ний короля, пожалуй, удостоилась только она — ирландка О'Морфи.

Ей было тринадцать, когда ее нашел Казанова. Сестра-актриса торговала ее девственностью. Ко­гда Казанова отмыл нищую девчонку, он понял, что не ошибся. У нее оказалось божественное тело и восхитительное личико. Но, как часто говаривал этот веселый распутник: «Любовь, как война, должна кормить самое себя». Так что он сразу пред­назначил продать ее для королевской постели. Ночами Казанова посвящал ее в тонкости любви, оставляя нетронутым главный приз. Не мог же он подсунуть венценосному Адаму надкушенное яблоко... Впоследствии ее много рисовали худож­ники. Буше обессмертил ее обнаженное тело: она лежит на животе, щеголяя несравненной попкой: поза, сводившая с ума мужчин. Один из таких порт­ретов Казанова отправил королю. И тотчас юная прелестница очутилась в Оленьем парке. Когда ма­лютка впервые увидела Людовика, она... расхохо­талась. Изумленный король спросил:

— Почему ты смеешься?

— Потому что Вы как две капли воды — шести-франковый экю!

Эту монету с изображением короля простодуш­ная О'Морфи хорошо запомнила — она получала ее после каждой ночи с Казановой.

Так она сразу разоблачила королевское инког­нито. Но вскоре дурочка осмелела и стала дерзкой. На правах цветущей юности как-то безжалостно спросила монарха:

— Как поживают ваши старушки, сир?

— Ты о ком? — удивился король.

— О Ее Величестве и Вашей маркизе.

Король молча ушел из комнаты. О'Морфи в тот же день отправили вон из Оленьего парка. Свою супругу король глубоко уважал, Несравнен­ную маркизу любил. Он удалил ее из постели, но не из сердца. Но Несравненная и вправду стала стремительно стареть. Притирания перестали по­могать. Ибо, став сводней, Несравненная стала от­вратительна себе самой. Теперь все зеркала в ее комнатах в Версале были тщательно завешены чер­ной материей. Призванный на помощь Сен-Жер­мен объявил со вздохом, что сделать, увы, ничего не может, ибо у нее постарела... душа! Мадам де Помпадур поняла приговор... Она предпочла по­торопиться. Ее нашли мертвой среди траурных зеркал. При дворе все были уверены, что маркиза умерла от яда. На самом деле, она просто сумела заснуть... навсегда. Как заполучить такой благоде­тельный сон? Этому научил ее граф Сен-Жермен.

В тот день шел проливной дождь. Граф при­ехал во дворец тотчас после того, как маркиза за­крыла глаза. Но согласно этикету в королевском дворце не могло оставаться мертвое тело. Так что, торопливо накрыв простыней, ее понесли прочь из дворца. Вчерашнюю некоронованную королеву Франции, чей благосклонный взгляд ловили принцы крови, чью красоту воспевали поэты, то­ропливо выносили прочь, как подохшую собаку. Только граф Сен-Жермен шел за носилками. Ко­гда-то мокрая простыня в ванне облегала ее совершенное тело. И теперь под проливным дождем простыня так же нарисовала ее мертвую плоть. Король, стоя у окна, проводил глазами носилки, столь знакомое тело и шедшего за ними графа. И даже махнул платком вослед. «Это все, что я смог для нее сделать», — вздохнул Людовик. Он поста­рался забыть маркизу. Галантный король ненави­дел думать о неприятностях, он верил, что от этого появляются морщины. Единственной, кто позабо­тился заказать мессу по некоронованной королеве Франции, была королева коронованная — Ее Ве­личество Мария Лещинская, жена Людовика XV.

Интрига в галантном веке

После смерти мадам Помпадур Сен-Жермен остался без главной покровительницы. Конечно же, тотчас объявился могущественный враг. Пер­вый министр короля герцог Шуазель всегда дей­ствовал в союзе с мадам де Помпадур. И пока была жива некоронованная королева, первый министр был самым добрым знакомым Сен-Жермена. Он великодушно мирился с опасной близостью графа к Людовику, с дипломатическими поручениями ко­роля, которые Сен-Жермен выполнял, не совету­ясь с первым министром. Но тотчас после смерти маркизы Шуазель начал действовать. Сначала он убеждал короля, что граф — опаснейший шпион Англии. Но блеск бриллиантов, созданных графом, затмил наивную интригу. Через некоторое время Шуазель сообщил королю, что граф хранит ере­тические, развратные книжонки Аретино и про­клятые церковью «Ключ Соломонов» и «Пикатрикс», позволяющие вычислять влияние планет на судьбы смертных, вступать в сношения с духами и исполнять обряды черной магии. Это было по­серьезнее. Людовик призвал графа и показал ему донос. Граф расхохотался. Он объяснил, что эти книги написаны проходимцами, мало смысля­щими в астрологии. Держат их у себя шарлатаны вроде Казановы, чтобы завораживать ими просто­душных богачей. И хотя граф знает, как вступить в сношения с духами, он никогда этого не делал. Такое общение — самый верный путь угодить в руки дьявола. Что же касается книги великого Аре­тино «Сладостные сонеты», — это описание самых соблазнительных любовных поз. Ее всегда возил с собой великий Леонардо. Именно этот экземпляр действительно имеется в библиотеке графа, и он с удовольствием преподнесет его государю.

Он преподнес королю бесценный экземпляр, принадлежавший несравненному да Винчи. И Его Величество смог сравнить любовные фантазии Аре­тино с позами, которые были известны ему прежде. Все последующие месяцы девочки в Оленьем парке овладевали знаниями Аретино. Именно то­гда взбешенный Шуазель придумал воистину муд­рый ход.

Самое постыдное для легкомысленных фран­цузов — стать смешным. Шуазель нанял некоего ак­тера, умеющего великолепно имитировать голоса.

Здесь тяжелые веки месье Антуана раскры­лись, и в ледяных глазах загорелся огонь, и он ска­зал с удивившей меня ненавистью:

— Этот гнусный комедиант, этот презренный фигляр посмел ходить по парижским салонам, вы­давая себя за Сен-Жермена. Не знавшие графа с хохотом принимали россказни потешного мер­завца за чистую монету. Он быстро превратил в карикатуру монологи графа — его путешествия в прошлое. Голосом графа презренный шут заявлял: «Как же, как же, мы с Иисусом были очень близки. Но он был слишком романтичным и очень любил преувеличивать. Как сейчас слышу, он рассказы­вает эту потешную историю про семь хлебов, ко­торыми он будто бы накормил тысячи. Я уже тогда предупреждал его, что с такими выдумками он не­пременно плохо кончит...» Слушатели умирали от смеха. Презренные проходимцы Калиостро, Ка­занова — те, кто завидовал графу, — приняли уча­стие в поношении.