Кто предал СССР? - Егор Лигачев

Да, было бы неправильным, неверным рисовать Черненко только одной краской, как пытаются это делать некоторые. Судьба этого человека сложилась, можно сказать, трагически: ни по состоянию здоровья, ни по своему политическому и жизненному опыту он не был готов к тому, чтобы занять пост Генерального секретаря ЦК КПСС. Его беда в том, что под давлением своего окружения он дал согласие на избрание Генсеком, вдобавок, в тот закатный период жизни, когда его силы угасали.

Думаю, здесь не в последнюю очередь сказалась другая черта Константина Устиновича, странным, загадочным образом сочетавшаяся с житейской скромностью: он любил награды и прославления. Только-только избрали его Генеральным секретарем, как некоторые деятели, поднаторевшие на изготовлении мемуаров Брежнева, тут же начали суетиться по части аналогичных книг Черненко. Красноярские товарищи немедленно вспомнили о его работе в крае. Кто-то тут же заговорил о погранзаставе, где когда-то служил Черненко. Сам он не протестовал. Это была его слабость — возможно, слабость кабинетного политика, большую часть жизни остававшегося в тени, пребывавшего в безвестности.

Впрочем, только ли Черненко страдал этой слабостью? И не есть ли это «профессиональная болезнь» иных нынешних кабинетных деятелей, никогда не руководивших крупными организациями, коллективами, никогда не несших на себе бремя лидеров, а сделавших карьеру путем интриг в коридорax власти? Кстати, по части «профессиональных заболеваний» у таких кабинетных политиков есть еще одно сходство с Черненко: видимо, из-за своей особой приверженности к аппаратной работе, к бумагам, а также из-за слабого знания реальной жизни он не шел на широкое общение с рабочими, крестьянами, с научно-технической интеллигенцией.

Понятно, тут речь идет о болезнях в иносказательном смысле. Но в связи с событиями, происходившими в период Черненко, мне представляется необходимым подробнее остановиться на вопросе о здоровье лидера вообще. Отнюдь не случайно именно с такой главы — «Здоровье руководителя» — начинает бывший президент Франции В. Жискар д'Эстен свою книгу воспоминаний, изданную у нас под названием «Власть и жизнь».

По мнению автора книги, государственные заботы требуют от лидера колоссального напряжения не только духовных, но и физических сил. От физического здоровья главы государства, правительства, министра, да и руководителей рангом ниже зависит, по мнению Жискар д'Эстена, активность или, наоборот, пассивность политики, ее взвешенность или, наоборот, импульсивность. Здоровье государственного деятеля, а в особенности лидера, — это отнюдь не его семейное дело, это предмет заботы и интереса всего общества, ибо речь идет о факторе, непосредственно влияющем на судьбы страны, народа.

Так считает Жискар д'Эстен и в связи с этим, вспоминая встречи с Брежневым в конце семидесятых годов, задает вопрос: как мог больной человек руководить огромной страной?

Действительно, у нас с давних времен тема о состоянии здоровья Генерального секретаря ЦК КПСС считалась запретной.

Вообще говоря, тот факт, что о здоровье Генерального секретаря не информировали ни партию, ни членов ЦК, я считаю серьезным нарушением внутрипартийной демократии. А если учесть систему партийно-государственного управления, которая существовала в те годы, то речь можно вести о нарушении демократических процедур в целом. Какуже говорилось, во всех развитых странах состояние здоровья лидера — предмет особого интереса общественности, и здесь не может быть никаких тайн. Любые слухи на этот счет должны опровергаться немедленно и решительно. Если слухи есть, а опровержений нет — это уже ненормально.

Но здоровье лидера, это был, повторяю, один из главных партийных и государственных секретов. Мы, конечно, догадывались, что Генсеку нередко делают какие-то процедуры непосредственно в здании ЦК, во время рабочего дня. После них он выглядел порозовевшим, более энергичным. Но заряда хватало ненадолго, всего-то на час-полтора.

Именно тяжелая болезнь Черненко, не оставлявшая сомнений в ее скором и печальном исходе, инициировала определенные процессы в высшем эшелоне партийного руководства. В скором времени несомненно предстоял очередной раунд борьбы за власть, связанный с избранием нового Генерального секретаря ЦК КПСС. И вспоминая тот нелегкий год, я снова и снова прихожу к мысли о том, что здоровье руководителя — государственного, партийного — очень важный элемент формирования политики. В развитых странах уже давно установилась практика медицинских освидетельствований претендентов на высшие государственные посты. В Соединенных Штатах Америки, например, каждая, даже незначительная, даже амбулаторная операция, которой подвергался Рональд Рейган, широко освещалась в прессе. У нас же бюллетени о состоянии здоровья лидеров появлялись лишь тогда, когда дело принимало крайне тяжелый, а то и безнадежный оборот.

Мне кажется, к вопросу о состоянии здоровья лидеров нам пора научиться подходить спокойно и «по-взрослому». Нельзя допускать ажиотажа, нельзя создавать питательную почву для различных слухов, будоражащих общественное мнение. На мой взгляд, надо непременно, в обязательном порядке выработать соответствующий механизм, который позволял бы объективно и непредвзято оценивать физические и психические возможности лидера. Ибо здоровье человека такого уровня, наряду с его интеллектуальными, политическими, деловыми, моральными и другими качествами — залог успешной, здравой политики.

Если не хватает здоровья, то даже самый мудрый политик не в силах осуществить свою программу — так произошло с Андроповым. Если силы лидера на исходе, то у некоторых политиков рангом пониже, а также у целых политических кругов возникает соблазн и появляются возможности манипулировать лидером.

В общем, на мой взгляд, дело ясное: народ вправе и обязан знать полную правду о здоровье того человека, которогоон предназначает в свои лидеры.

* * *

Но пора вернуться к событиям 1984 года. Начавшаяся в эпоху Андропова замена кадров при Черненко замедлилась, однако все-таки продолжалась. И сама логика кадровой работы, выдвигавшая в разряд наиболее важных задач очищение руководящего звена партии от людей, злоупотреблявших своим служебным положением, вывела нас на тогдашнего заведующего общим отделом ЦК K.M. Боголюбова.

Боголюбов был особо приближен к Черненко, пользовался его полным доверием, и эта странная благосклонность со стороны Генсека служила для меня одним из проявлений двойственности натуры Константина Устиновича: сам он был человеком скромным, а Клавдий Михайлович явно злоупотреблял своей высокой должностью. И все-таки Черненко ему доверял! Вот и разберись…

Но так или иначе, а оставить Боголюбова в покое, скажем, просто не обращать на него внимания я никак не мог: он был одним из старых, могущественных аппаратных столпов, на которого, как говорится, замыкались и некоторые другие высокого ранга работники, олицетворявшие прежние порядки Старой площади. Такого же мнения, кстати, придерживался и Горбачев.

Тут надо еще напомнить, что при Андропове Боголюбов, что называется, стоял по стойке «смирно», он буквально менялся в лице, когда ему звонил по телефону Юрий Владимирович, — однажды я наблюдал это сам, поскольку в момент звонка находился в боголюбовском кабинете. Зато после смерти Андропова Боголюбов, видимо, решил сполна взять свое.

В 1984 году, помнится, у него был семидесятилетний юбилей, встал вопрос о награждении. Горбачев и я, уступая нажиму Черненко, скрепя сердце вынуждены были дать согласие на то, чтобы Боголюбова наградили орденом. Однако ему и главного ордена показалось мало, он буквально выклянчил у Черненко звание Героя Социалистического Труда, о чем я узнал лишь из газет.

История с Боголюбовым длилась довольно долго и завершилась уже после апреля 1985 года. Личных отношений у меня с Боголюбовым не было, никогда он мне, как говорится, дорогу не перебегал. Но Боголюбов олицетворял стиль начальствующего партаппаратчика, он был чиновником не по должности, а по сути. И пока он находился во главе одного из важнейших отделов ЦК, это символизировало, что бюрократический стиль не сломлен. Вопрос, таким образом, был по крупному счету объективным, а не личностным.

О том, каким в те годы был этот начальствующий аппаратный стиль на Старой площади, свидетельствует такой пример.

Буквально на следующий день после утверждения в апреле 1983 года заведующим орготделом мне, как говорится, «подали» автомобиль «Чайка». Но я очень не любил эту огромную, явно нескромную машину. В гараже Томского обкома партии с давних времен была одна «Чайка», но мы ее держали только для встречи высоких московских гостей. За семнадцать лет работы в Томске сам я ни разу не воспользовался «Чайкой». Ни разу! Ездил на «Волге», а нередко на «уазике» — вот машина, которая дремать не дает. Правда, знавал я одного человека, который умудрялся прикорнуть даже в неимоверно тряском «уазике», — это Алексей Кириллович Кортунов, с которым мы проехали на вездеходе сотни километров вдоль трубопроводов. Бывший министр газовой промышленности Кортунов — воевал, был удостоен звания Героя Советского Союза — рассказывал мне, что умение дремать в любой обстановке приобрел на фронтовых дорогах.