Однажды ты пожалеешь - Елена Алексеевна Шолохова

наедине с горем.

4.

Кажется, я все-таки заснула. Хотя сложно назвать сном двухчасовое тяжелое забытье, вынырнув из которого, я чувствовала себя совершенно разбитой, будто спала на голых камнях. Не хотелось выползать из кровати, тащиться на линейку, встречаться с нашими. Да вообще ничего не хотелось. Внутри меня как будто кровоточила и ныла огромная рана. И вся школьная суета на фоне моего личного горя казалась такой пустой и ненужной. Но я знала, что вот так валяться, жалеть себя и хандрить – это еще хуже. Можно накрутить себя до того, что с ума сойдешь. А эти простые и понятные действия – привести себя в порядок, дойти до школы, отстоять со всеми во дворе час-полтора, после линейки потусить с одноклассниками в роще, пусть даже на автомате, – не давали зацикливаться и раскисать. Пойду, решила я, и постараюсь ни о чем пока не думать, хотя горькие мысли сами лезли в голову, как их ни отгоняй.

Мать уже ушла, оставив на столе завтрак, но мне бы сейчас и кусок в горло не полез. Девчонки из нашего класса ещё накануне договорились прийти на первое сентября в белых фартучках и с бантами, как первоклашки. Тогда я всеобщую затею поддержала, обещала, что буду, как все. Но сейчас эти кружева и бантики казались пафосной и наивной ерундой. Белой футболки-поло и клетчатой серой юбки, решила я, будет вполне достаточно.

На линейку я немного опоздала. Когда подошла к школе, директор уже вещал с небольшого деревянного помоста, установленного посреди школьного двора. Я протиснулась за спинами родителей первоклашек к своему классу.

– Ой, Дашуля, привет. Иди к нам! А ты чего не в форме? У-у, договаривались же, – сразу же началось, стоило мне подойти.

Я отмахнулась от девчонок, типа, потом скажу. Да и классная сразу шикнула на нас.

Наш одиннадцатый был самым малочисленным классом. Каждый год выбывало по одному, а то и по двое, а в девятом отсеялась чуть ли не половина. И теперь нас всего тринадцать. Чертова дюжина, как шутит наша классная. Хотя на самом деле какие там черти? Наши парни, которые в свое время доводили учителей до истерик, а в седьмом классе чуть школу не спалили, давно остепенились. И сейчас сбились в группку и тихонько переговаривались. А раньше бы на ушах стояли. Я посмотрела на одноклассников и поймала пристальный взгляд Мясникова. Меня тут же передернуло. Непроизвольно захотелось вытереть губы, но я лишь сморщилась и отвернулась.

Решила, что в другой раз с ним поговорю. Жестко. Скажу, что, если он ещё посмеет меня тронуть, пожалуюсь отцу… Отец… В груди снова противно заныло. Он ведь не пришел сегодня утром с ночной смены, а должен был. Неужели он уже нас бросил? Мать – потому что врала. Меня – потому что я не его дочь. Так что ли? Нет, нет, он не мог так со мной поступить.

Я нашла глазами мать. Она стояла со своими третьеклашками напротив и наискосок. Стояла сама не своя, с убитым, опухшим от слез лицом. Даже притворяться у нее не получалось. И так её вдруг жалко стало, аж горло перехватило…

Нет, не нужно на нее смотреть. Не хочу ее жалеть. Это ведь она виновата, она одна, напомнила я себе и отвернулась.

Я пыталась поставить себя на место отца, хотела понять, простила бы такую ложь или нет, но не могла. Слишком больно было самой, чтобы представлять чужие ощущения. Только разозлилась вдруг на него. Он так легко бросил и мать, и меня, как будто все, что было, для него вообще не важно...

Кто-то тронул меня за локоть, выдернув из раздумий. Я вздрогнула и обернулась. Нелька. Стояла, улыбалась, виновато потупив глаза, и теребила кружевной подол белого фартука.

– Дашуль, ты сегодня какая-то не такая. Ты из-за Дэна сердишься? Из-за того, что я сказала, чтоб он тебя проводил? Но я же за тебя волновалась! Поздно же было, темно. На переезде даже фонари не работают.

– О, так, может, мне тебе еще спасибо сказать, заботливая ты моя? – зло прошипела я.

Если честно, то про нее я почти забыла. Точнее, не забыла, а перестала про нее думать. Размолвка родителей как-то сдвинула всё остальное на задний план. Но сейчас Нелька подлезла под горячую руку.

– Блин, ну ты чего, Даш? Ну, подумаешь, проводил тебя Дэн. Нет, ну че такого-то? Не раздувай из мухи трагедию.

– Ах, из мухи трагедию?! – развернулась к ней я. Остальные девчонки тотчас затихли и уставились на нас с любопытством. – А ты знаешь, что он приставал ко мне?

– Как?! – округлила глаза Нелька. – В каком смысле – приставал?

– Ну а в каком еще пристают? Отойди от меня и даже заговаривать со мной не смей, – отчеканила я с угрозой.

– Девочки, девочки, вы чего? На вас смотрят, – всполошились наши.

Нелька отступила, но на протяжении всей линейки то и дело на меня поглядывала. Я, конечно, понимала, что просто сорвала на ней обиду и злость, но мне было все равно.

После школы всем классом отправились в рощу – мы там частенько в теплое время зависаем. Даже место «свое» есть. Небольшой ровный пятачок в кольце деревьев. Два старых сухих бревна типа скамеек, а между ними черное пятно пепелища, с лета осталось. Сегодня, ближе к ночи, парни тоже замыслили развести костер. Только я эту романтику не застала. Я и так-то еле высидела пару часов, и как меня наши ни уговаривали побыть ещё, поплелась домой.

Что толку сидеть, когда внутри всё клокочет и болит? Только другим настроение портить.

– Даже не думай идти за мной, – предупредила я Мясникова, нацелив на него указательный палец. А то он тоже подскочил с бревна, как только я встала.

– По ходу, вчера что-то было, чего мы не знаем?