Опознание невозможно - Ридли Пирсон

— Нет. Слава Богу, он был дома с отцом, — ответил Болдт. На мгновение он представил себе своего сына Майлза в таком пожаре, как этот. — Слава Богу, — повторил он.

Баган сказал:

— Мы отдадим образцы в лабораторию и подождем результатов. Пока еще слишком рано строить предположения. Пока все в руках химиков.

— А мы продолжим расспросы, — согласился Болдт. — Может, что-нибудь выяснится. — Члены Специальной комиссии по расследованию поджогов кивнули, но собственный детектив Болдта, Ламойя, отнюдь не выглядел удовлетворенным. — Джон? — обратился к нему Болдт, раздумывая, не хочет ли тот добавить что-либо.

— Ничего, — ответил Ламойя.

Но все было не так просто, и Болдт знал это. Чувство, что надвигаются неприятности, не покидало его, когда он возвращался в свой кабинет, где его уже поджидали накопившиеся телефонные сообщения.

— Лейтенант Болдт? — послышался от двери глубокий мужской голос, повысив сержанта в звании.

— Хватит уже шуток, — рассердился Болдт, решив, что это Ламойя приставил к нему очередного новичка.

Но, обернувшись, он оказался лицом к лицу совсем не с новичком, а с одним из инспекторов, присутствовавших на совещании. Он не помнил его имени. Это был высокий широкоплечий мужчина приятной наружности, кареглазый, с густой бородой и крупными зубами. Скандинав, решил Болдт. Сержант встал с кресла и поправил вошедшего, уточнив свое звание. Они пожали друг другу руки. Правая рука мужчины была жесткой и заскорузлой. Его значок посетителя, пристегнутый в спешке, висел вверх ногами. На поясе у него болтался пейджер, на ногах были ботинки из толстой кожи, рукава рубашки закатаны. Он снова представился, назвавшись Стивеном Гарманом.

— Вы из какого района? — поинтересовался Болдт.

Гарман ответил:

— Четвертый батальон: Баллард, Гринвуд.

===[1]

— Я думал, что совещание прошло хорошо.

— Ну да, наверное, — сказал Гарман с раздражением.

— Но не для вас? — попытался уточнить Болдт.

— Послушайте, сержант, — ответил Стивен, налегая на слово «сержант», — мы тоже перерабатываем и нам тоже не доплачивают. Звучит знакомо? Поэтому нам иногда удается соединить все точки в рисунок, а иногда нет.

Разговор не доставлял Болдту никакого удовольствия и ему очень хотелось, чтобы Гарман уже ушел.

— Вы соединяете точки по номерам, как в детских книжках, где надо провести линию от одной цифры к следующей, — сказал он.

— Именно так. Я знал, что ты поймешь. И когда цифры путаются, то мы видим неправильную картинку.

Болдт чувствовал себя неуютно из-за того, что Гарман нависал над ним. Сержант пододвинул стул от соседнего стола к своему и предложил его Гарману. Тот отнесся к действиям сержанта с подозрением и сказал:

— Может перейдем куда-нибудь, где потише и поменьше народу?

— Если это было попыткой притупить мое внимание, то это не сработало, — пошутил Болдт.

Ему хотелось растопить лед, но его собеседник никак не среагировал на шутку.

— Ладно, пошли, — сказал Болдт и повел его в кабинет Б, небольшую комнату рядом с основной комнатой для допросов А. Болдт закрыл звуконепроницаемую дверь и они сели за пластиковым столом со следами ожогов от потушенных сигарет.

— Ну что, поговорим о точках с номерами? — спросил Болдт.

— Мне сказали, что ты тот человек, к которому нужно обращаться, если хочешь знать, что здесь и как, — сказал Гарман.

— Если ты имел в виду, что я здесь самый старый, то это так, — скромно возразил Болдт.

— И еще мне сказали, что ты любишь время от времени отгадывать загадки.

— Только мои собственные загадки, — согласился Болдт.

Он и так был в немилости у своего лейтенанта за эти игры. Еще одна такая игра была ему совершенно не нужна.

В свое время он взялся за расследование преступления, произошедшего за границами юрисдикции его департамента. Разлагающийся труп 35-летнего мужчины был найден посреди национального заповедника недалеко от Рентона. Сама по себе эта находка не была бы такой необычной, если бы не одно обстоятельство — на трупе был костюм аквалангиста. Полный костюм, включая ласты и маску. Ближайший водоем был в семи милях отсюда.

Необычная находка заинтересовала Болдта и он взялся за это дело, сразу же сказав лейтенанту Шосвицу, что расследование будет происходить только во внерабочее время. Шосвиц возражал, потому что считал, что Болдт тем самым создает нежелательный прецедент. Полицейское управление может только давать советы при расследовании преступлений, произошедших вне его юрисдикции. То, что Болдт взялся за это дело в качестве ведущего детектива, нарушало это правило.

Для лейтенанта было неважно, что Болдту понадобилось всего 5 телефонных звонков и меньше одного дня, чтобы раскрыть это дело — закон есть закон.

Решение было простым. Несколько месяцев назад в заповеднике начался пожар. Пожарники боролись с огнем на земле, самолеты распыляли химикаты в воздухе, а вертолеты ликвидировали отдельные очаги пожаров. Потерпевший же в это время занимался подводным плаванием в одном из горных озер. Пожарный вертолет случайно зачерпнул его ковшом, набирая воду и выплеснул вместе с водой в центр пожара. Все, дело раскрыто. И тем не менее, Шосвиц остался недоволен нарушением.

— Если я не ошибаюсь, первые строения были пустыми, — сказал Гарман. Он не был похож на человека, который может ошибаться. Начав говорить, он стал излучать спокойную уверенность. — Слушай, в этом городе любой клочок земли размером с почтовую марку стоит 10 штук, даже если на нем ничего не построено. А если стоимость недвижимости 10 тысяч и больше, то нас, маршалов-пять, всегда зовут на расследование. Ну и еще если подозрительный пожар, или явный поджог. На деле расследование происходит так: начальник пожарной группы сам решает, нужны ли маршалы-пять или нет. Если нужны, то он звонит нам и мы оцениваем ситуацию. Пожарники делают несколько фотографий, рисуют пару схем и отсылают мне. В десяти случаях из десяти я согласен с их выводами и мне не надо ездить на каждый пожар.

Похоже, что Гарман медленно подводил Болдта к чему-то, не считаясь со временем. Не только своим, но и Болдта. Он был похож на пса с прижатым к земле носом и осторожно обнюхивающим след.

Болдт решил спросить Гармана, чего он ждал. Почему он не заговорил о том, что он хочет сказать, еще на совещании? К чему вся эта секретность, желание пойти туда, где поменьше народу? Теряя терпение, Болдт спросил:

— Может ты мне все-таки скажешь, что ты хочешь?

— Смотри, все сходится, — ответил Гарман. — Пустые строения, все, кроме последнего случая. Развалюхи, в основном на территории пятого батальона. Земля сто́ит прилично, здания — ничего. Мы, маршалы-пять, рассматриваем эти случаи: хотя они не проходят по стоимости — ниже 10 тысяч, но ясно, что не от молнии они загорелись. Большинство — работа малолеток, деткам нужно удовольствие. Они знают, что мы их все равно не поймаем. Мы пытаемся найти свидетелей, но в основном дела отправляются на полку в компанию таких же. То же самое будет и у тебя. Я не говорю о трупах, я говорю о никчемных сараях, гаражах, копеечных постройках. Все просто для прикола, детки-бездельники со спичками.

— Мне даже как-то неловко, мистер Гарман, я смотрел на это по-другому.

— Шесть случаев. Может быть четырнадцать. Может быть и больше, если еще покопаться. Батальон-Пять не моя земля, но мы иногда меняемся, и я работал с некоторыми из них. Я помню два случая с высокой температурой: множественные трещины в камне, сколы, прямо так как и сейчас.

— Где именно сколы?

— Бетон разогревается так быстро, что влага внутри трещин закипает и взрывается, вырывая куски с поверхности. Выглядит почти так же, как на дорожках после зимы — как лицо после прыщей. Жидкие ускорители горения — десять из десяти. Обычно дети используют бензин или что-нибудь подобное — смесь бензина с дизелем или дизель с ацетоном. То, что есть под рукой. Но те два случая особенные — там было жарче, чем в домне. Никогда не видел, чтобы это случалось от бензина. Да я и не задумывался особо — кому нужен этот сарай. Но после сегодняшних разговоров я понял кому — кто-то проверял, как это будет работать. Вот что я тебе скажу, сержант — у каждого пожара есть свой характер. Я не знаю все о пожарах, хоть это и моя работа. Никто не может знать о них все. Но как ни банально это звучит, я знаю что каждый пожар может рассказать свою историю. Изучи его хорошенько, и он откроет тебе свои секреты. Обычный наблюдатель увидит после пожара только разруху и хаос, но те из нас, кто с этим зверем живет и умирает, видят много. Он расскажет, где, когда и как родился этот дракон и как он вырос и превратился в этот огнедышащий ад. Огонь не уважает никого и ничего. Но всегда остаются свидетельства того, что он пожирает, и кто или что породило его. Огонь перенимает характер того, кто его создал, как отпрыск от родителей: кто-то скучный и осторожный, кто-то гениальный и восторженный.