Циклы 'Антимир-Восточный конвой-отдельные романы.Компиляция.Книги 15. Романы-16 - Владимир Дмитриевич Михайлов

деле недоумевал.

— Как будто я знаю! Опротивела? Но это невозможно было бы скрыть, нельзя играть нежность так долго и правдиво, без единого сбоя, накладки… Тут же дело не в одних только словах и поступках — тут ощущаешь что-то более глубокое…

«Нормальная работа подсознания», — подумал я.

— Может быть… — осторожно предположил я вслух, — у него что-нибудь разладилось с… механикой?

Она опровергла это, не задумываясь:

— Ничего подобного. Только не это.

— Откуда ты знаешь, если он не…

— Ты же взрослый человек, по-моему. Тебе надо объяснять? Ну, хотя бы вот: я нередко просыпаюсь под утро. Всю жизнь так. И вижу — спим мы по-прежнему вместе — как у него все… напряжено. В полной готовности. И тело иногда двигается так, как если бы он…

Ага: вот, наверное, в чем дело!

— Может быть, у него есть кто-то — тут, в Пространстве Сна? И здесь у него все с нею и происходит?

— Да? Ты считаешь?

Она задумалась ненадолго.

— Пожалуй, все-таки нет. Понимаешь, мужчина, в душе ощущающий свою вину перед женщиной, старается загладить ее в той же области, в какой причинил обиду. То есть он не порвал бы со мной, потому что сон и явь — разные миры… Нет, что-то другое. Хотя… Нет, нет.

— Скажи… А ты не пробовала вызвать его на разговор об этом?

— Пыталась.

— И он?

— Твердит одно: что любит меня не меньше, чем раньше.

— А чем объясняет?..

— Говорит, что не имеет права сказать, но в скором будущем обещает объяснить все — что и почему.

— Ну, в таком случае…

Она приподнялась на локте:

— В скором будущем! Уже третий, скоро три года. Время идет. Когда это — скоро?

Она немного поплакала. Я не мешал ей. Она вытерла глаза краем простыни.

— Может, это связано с его работой? — задумчиво, словно у самой себя спросила она. — Но у них там все до такой степени засекречено, что он ни полслова…

— Ничего, — утешил я. — Он должен скоро завершить свое дело. Да ты и сама знаешь.

— Надеюсь…

Мы помолчали.

— Как ты думаешь, — спросил я затем, осторожно, потому что переходил к самой интересной для меня теме, — а вот то, что он так глубоко уснул (я постарался назвать его состояние как можно деликатнее) — это не связано с… с тем, о чем мы говорим?

Она — я ощутил ее движение — пожала плечами и ответила (голос ее прозвучал так равнодушно, словно эта тема вдруг перестала ее интересовать. Как если бы она со словами выплеснула и всю тяжесть, которая угнетала ее душу):

— С женщиной в Пространстве Сна? Да нет, вряд ли. Не думаю, что есть женщина, ради которой он оторвался бы от работы на столько времени. Он бы и ради меня не смог… В самом начале это еще случалось — если я очень просила. Но сейчас, в самом конце, когда вот-вот… Нет, тогда это был бы уже не он.

Почему-то мне показалось, что слова эти стоит запомнить.

— А в последний день перед тем, как он уснул, ты не замечала ничего такого — никаких ненормальностей?

— Пожалуй, нет. — Теперь в ее голосе слышалась неприкрытая усталость. — Хотя… — Она помолчала, припоминая. — Знаешь, со мною он был, возможно, чуть более… нежным, скажу так, более нежным, чем обычно. И смотрел так…

— Как? — спросил я, чтобы заполнить паузу.

— Как смотрят перед разлукой. Нет, не когда собираются сбежать к другой, тогда взгляд бывает предательским, хочет он того или нет. Перед разлукой, от него не зависящей.

— Перед смертью, может быть?

Она вздрогнула:

— Не надо этого слова.

— Прости. Но если человек знает, что предстоит расставание не на день и не на два, то он старается как-то привести в порядок свои дела, распорядиться, написать, может быть, завещание…

— Он не умер!

Это прозвучало гневно.

— Конечно. Я это прекрасно знаю. Но все же…

— Трудно сказать. Дома свое время он делил между мною и компьютером, тем, что у него в кабинете. Иногда больше доставалось мне, иногда — машине… Но что он там делал — не имею понятия. Он не говорил об этом, я однажды попробовала спросить — и раскаялась.

— Он рассердился?

— Это не в его привычках: он прекрасно владеет собой. Но он ответил, что при всем желании не в силах объяснить мне это, поскольку я ничего не пойму. Это было очень обидно, очень.

— Но ты же не физик.

— Ну и что? Жена всегда может понять своего мужа.

— Однако…

— Все! — произнесла она резко. — Тема закрыта. Больше не хочу ни говорить, ни слышать.

И тут же прижалась ко мне, давая понять, что все же осталось что-то, чего она хочет.

В этом наши желания совпали, и я снова на какое-то время забыл и о Грузде, и вообще обо всем на свете. Такое бывает редко и остается в памяти независимо от того, было ли это наяву или в ПС: дух одинаково остро переживает и то, и другое, особенно у нас, профессионалов. Стоны счастливого изнеможения снова прозвучали в этой комнате.

А потом она исчезла, больше не сказав ни слова. Наверное, там, в реальной комнате, в Производном Мире, что-то потревожило ее сон. Но это вовсе не значило, что я остался один.

* * *

Мне явственно послышался шум. Он доносился из кабинета, а не с той стороны, где вроде бы скрылась она.

Я мгновение колебался: тихо улетучиться или?.. Но увидеть, кто там шебуршит, показалось очень интересным. И я направился в кабинет, стараясь ступать бесшумно. Вошел. Нет, там никого не было. В тот миг. В следующий — они появились.

Два человека — я различал только их очертания — стояли возле двери; я не слышал, как эти люди вошли, но, быть может, они и не входили, а возникли именно на этих местах.

Они были вооружены: слабый свет из окна отблескивал на вороненом металле их автоматов.

Возможно, меня выследили, а может быть, люди эти не имели ко мне отношения и были, например, просто грабителями. Выяснять это у меня не оставалось ни времени, ни охоты. Они уже заходили с обеих сторон. Тот, что был справа, обогнув письменный стол, добрался до книжного шкафа. Но начал сверху. Тяжелые тома посыпались на пол, шум был — как от обвала в горах.

Второй же только сейчас заметил меня: я стоял, полуприкрытый дверью, не делая ни единого движения. Он — скорее всего непроизвольно — крикнул: «Стоять!» и повел стволом в мою сторону. Тот, что