Озеро Длинного Солнца - Джин Родман Вулф

отвел взгляд, чтобы не видеть ее обнаженных бедер.

— Что ты нашел? Я обнаружила, куда ее надо вставить. Дай ее мне.

— Я принесу ее, — сказал он ей. Попытавшись подняться по ступенькам, он обнаружил, что руки замерзли и закостенели. — Ты имеешь в виду карту?

Она не ответила.

Все помещения были маленькими, хотя самое широкое было уставлено бесчисленными диванами и казалось выше, чем главная башня Великого мантейона, стоявшего напротив дворца Пролокьютора на Палатине. Они поднялись в комнату, находившуюся над этой очень высокой цилиндрической комнатой, и пятки Шелка поскользнулись на маленькой белой гниющей вещи; только тут он сообразил, откуда идет запах гниения. Дюжина таких пятен мертвой плоти была рассеяна по полу. Он спросил Мамелту, что это такое; она наклонилась, проверила одно и сказала:

— Человек.

Нагнувшись, чтобы посмотреть на другое пятно, он узнал грубую черную пыль, в которой оно лежало; как и тот зал, в котором стояли Мамелта и много других спящих био, этот гладкий металлический пенал, содержавший, возможно, тысячи или десятки тысяч, был запечатан Печатью Паса; печать сломали, и эмбрионы весело упорхнули. В схоле Шелка научили считать святотатством любое неправильное употребление божественного имени. Если это правда, то что же это такое? Пожав плечами, он поспешил за Мамелтой.

В отсеке, настолько маленьком, что ему пришлось прижаться к ней, она указала на раму и свисающие провода.

— То самое место. Ты не можешь знать, как соединить их. Дай мне.

Заинтересованный и все еще наполовину потрясенный грабежом сокровищ Паса, он отдал ей карту. Она подсоединила три зажима, потом изучила стекло, висевшее над головой.

— Другой тип, — сказала она, наклонилась и вставила карту в раму на высоте щиколотки. — Дай мне все, что у тебя есть.

Он так и сделал; она не торопясь проверила каждую по очереди, как и первую; вероятно, она не всегда была уверена в своих решениях, но, в конце концов, неизменно выбирала правильное. Пока она работала, в стекле появилось серое изломанное лицо. «Пора? — спросило лицо, и опять: — Пора?» Шелк покачал головой, но лицо продолжало спрашивать.

— Если у тебя есть еще, ты должен дать их мне, — сказала Мамелта.

— Больше нет. Было семь, оставшихся после похорон Элодеи, две от жертвоприношения Крови и та одна, которую я нашел здесь. Я отдал тебе все, чтобы исправить этот бедный монитор. Я даже не подозревал, что деньги…

— Нам надо больше, — сказала Мамелта.

Он кивнул:

— Больше, если я хочу спасти свой мантейон. Много больше десяти. Тем не менее, если я возьму назад эти десять карт, монитор будет таким, как тогда, когда мы приехали. — Шелк, усталый до крайности, оперся о стенку, и сел бы, если бы было куда.

— Ты ел? На борту есть еда.

— Я должен вернуться вниз. — Он жестоко подавил внезапное удовольствие, вызванное ее заботой. — Я должен увидеть это еще раз. Монитор… Это действительно какой-то корабль?

— Не такой, как Логанстоун. Меньше.

— В любом случае его монитор был прав — я увидел из носового отсека то, что мне было предназначено увидеть. Но и ты права. Сначала я должен поесть. Я не ел с… с утра того дня, когда мы приехали на озеро; похоже, это было вчера. И я съел полгруши, очень быстро, перед нашими утренними молитвами. Ничего удивительного, что я так устал.

Мамелта принесла маленькие тарелки, запечатанные в темную пленку, которую она съела с очевидным удовольствием; как только пленка исчезала, тарелки становились почти слишком горячими, чтобы их можно было держать руками; оказалось, что они спрессованы из твердого хрустящего печенья. Все еще дрожа — и благодарные за тепло, — они, сидя бок о бок на одном из многих диванов, съели как сами тарелки, так и их содержимое; и все это время монитор спрашивал «Пора? Пора?», пока Шелк не перестал слышать его. Мамелта протянула ему темно-зеленый скрученный овощ, чей вкус напомнил ему о сером гусе, которого он принес в жертву богам в тот день, когда впервые появился на Солнечной улице; он в ответ дал ей маленький и круглый золотой кекс, хотя она, кажется, чувствовала, что это уже слишком.

— Теперь я опять собираюсь спуститься вниз, на нос, — сказал он ей. — Может быть, я никогда не вернусь сюда, и не перенесу, если опять не пойду вниз и окончательно не докажу себе, что я видел то, что видел.

— Живот Витка?

Он кивнул:

— Да, если ты хочешь так называть его, — и то, что лежит за животом. А ты пока можешь отдохнуть, если устала, или уйти, если не хочешь ждать меня. Можешь забрать сутану, но, пожалуйста, оставь пенал. Он в кармане.

На одной из хрустящих тарелок осталось немного еды; но, как оказалось, он больше не хотел. Шелк встал и смахнул крошки с запачканной пеплом туники.

— Когда я вернусь, мы — я один, если ты не пойдешь со мной — должны вернуться в туннели, чтобы найти азот, который я оставил в том месте, где встретился с солдатами. Но это будет очень опасно, предупреждаю тебя. Там водятся ужасные животные.

— Если у тебя больше нет карт, — сказала Мамелта, — я могу заняться другим ремонтом. — Он повернулся, чтобы уйти, но она еще не закончила. — Это моя работа, или, по меньшей мере, часть моей работы.

Лестница не изменилась, и невообразимо далекие светящиеся огоньки тоже, хотя появились и новые. В конце концов, этот загадочный корабль тоже был святилищем, решил Шелк и улыбнулся себе. Или, скорее, он был дверью в святилище, большее, чем весь виток, святилище бога, большего, чем Великий Пас.

В пузыре под последними ступенями лестницы стояло четыре дивана. Еще когда они ели с Мамелтой, он заметил толстые плетеные ремни, свисавшие с дивана, на котором они сидели; у этих диванов были точно такие же; увидев их, он опять подумал о рабах и о рабовладельцах, которые, по слухам, плавали по рекам, питавшим озеро Лимна.

Подумав о том, что эти ремни — достаточно толстые, чтобы удерживать рабов — могут выдержать и его, он спустился на высшую точку ближайшего дивана и застегнул самый верхний ремень, так что он смог встать на него; в сущности, он стоял в самой середине пузыря, держась за последнюю ступеньку.

Он опять посмотрел вокруг и заметил, что появилось что-то новое. Каменная равнина побледнела, стала невидимой; ее заволокли черные полосы. Вытянув шею, чтобы посмотреть назад, он увидел на самом дальнем краю равнины тонкий полукруг ослепительного света. В это мгновение ему показалось, что Внешний схватил весь виток, как человек может схватить