Ультиматум Гурова (сборник) - Николай Леонов

На Петровке Гуров не был давно. Чуть меньше года. Как-то получалось, что в случае служебной необходимости туда ездил Крячко, чаще сотрудников вызывали к себе в кабинет в Главк. А еще, не считая Рязани, Гуров в этом году уже дважды ездил в командировки в разные города. Летит время, думал он, идя по коридору и встречая на своем пути множество новых лиц.

Давно полковник Гуров не сталкивался с таким явлением, как текучка кадров. Нет, в районах, областных центрах он с ним сталкивался практически постоянно, но чтобы в МУРе… Лев вспомнил свою работу на Петровке еще в советские времена. МУР был МУРом потому, что здесь концентрировались самые опытные, грамотные, талантливые оперативники. Отсюда выходили руководители оперативных подразделений. А теперь? Текучка… Чего ждать от организации, когда молодым оперативникам не у кого учиться, да и они сами, покрутившись здесь пару или тройку лет, уходят в поисках работы поспокойнее или подоходнее.

Грусть о прошлых годах навалилась на плечи. Что-то безвозвратно утеряно, и от этого становилось на душе совсем тоскливо.

— Сюда, Лев Иванович, — вывел Гурова из задумчивости голос Крячко. — Ты что, дорогу уже забыл?

— Нет, — проворчал Лев, — просто задумался.

— Я тоже скучаю, — не догадался о тайных мыслях шефа Крячко. — Все-таки хорошие были времена. Живая работа, настоящая! Варились в самой гуще, ерундой не занимались.

— Напиши рапорт и возвращайся, — посоветовал Гуров. — Возьмут с удовольствием.

Станислав некоторое время молча смотрел на него, потом улыбнулся:

— Я тебя понимаю. Но кто-то же должен их учить. Таких, как мы, Лев Иванович, старых зубров, еще поискать надо. А мы с тобой на своем месте. Это просто грусть по молодости. Знаешь, я иногда вспоминаю…

Договорить Крячко не успел, потому что открылась дверь и перед полковниками выросла мощная фигура капитана Афанасьева.

— Приехали? — кивнул он и посторонился в дверях. — Проходите, вот она, красавица.

Гуров вошел в кабинет первым. У одного из столов у окна сидела на стуле с поникшим видом молодая женщина. Одного взгляда на нее было достаточно, чтобы сразу определить ее тип. Такие встречались сыщику Гурову в жизни очень часто, потому что именно этот тип женщин всегда попадал во всякие неприятные истории и ситуации, благодаря своим особенностям, своему характеру. А характер, как известно, отражается на поступках, которые, в свою очередь, определяют жизненную линию индивидуума.

Своенравная, импульсивная, завистливая, стремящаяся жить одним днем, ищущая выгоду во всем, но не обременена интеллектом, а потому все ее попытки быть публичной дамой, заниматься творчеством или удачно выйти замуж разбиваются о подводные камни течения жизни. И все по причине нелепости поступков и неправильно сделанных выводов. Наверняка любит всевозможные тусовки, клубы, наверняка имеет в числе знакомых различных представителей богемы, но сама туда не вхожа, потому что в богему войти сложно. Не с такими данными, к тому же без денег. Наверняка курит, наверняка балуется травкой, любит крепкие спиртные напитки. Наверняка легко возбудима под воздействием алкоголя, а значит, связи беспорядочные, и мужчины той среды, в которой она вращается, ее избегают. Раз случилось переспать, и хватит. От греха подальше.

— Здравствуйте, Алина, — спокойно произнес Гуров, подходя к Игониной и вставая так, чтобы она полностью сфокусировалась на нем, а не тупо пялилась в стенку.

Выводы были сделаны правильные, тут все однозначно. Только она еще настолько в растрепанных чувствах, что находится сейчас почти в прострации от страха.

— Алина, меня зовут Лев Иванович Гуров. Я полковник полиции и работаю в Главном управлении уголовного розыска. Понимаете, на каком уровне расследуется это преступление? На уровне Министерства внутренних дел.

— Он… этот, такая важная шишка? — одними губами спросила Алина. — Сынок чей-нибудь… из правительства, депутата?

— Это очень крупный преступник, Алина, это представитель страшной среды, с которой вы столкнулись. И поэтому я решил с вами побеседовать лично. Прошу вас очень серьезно отнестись к нашей беседе и отвечать вдумчиво.

Гурову понадобилось все его умение, весь его талант, чтобы от вопросов об этом загадочном убийстве в квартире Северцевой перейти к ее личной жизни, чтобы Игонина не поняла, что ее подозревают, иначе она моментально замкнется и начнет выпускать шипы.

Вопросы ставились и так и сяк, но, видимо, Игонина в самом деле не видела того, кто в отсутствие соседки приходил к ней в квартиру. И о том, что у Северцевой уже почти месяц кто-то живет, она тоже не знала.

А вот о работе своей Игонина говорила не совсем внятно. По сути, у нее не было определенного места работы, а зарабатывала она тем, что периодически кому-то в чем-то помогала. Можно было назвать ее профессиональным организатором, мелким агентом в творческой среде. Жила она на комиссионные от выставок, которые помогала организовывать, от разных творческих встреч, корпоративов. Она знала многих, и многие знали ее в огромной Москве, но уровень знакомств оставался довольно низким, скажем, уровень осадка столичной богемы.

— Хорошо, Игонина, — перешел Гуров на новый виток допроса. — Вы знали, что Северцева ранее судима по уголовной статье?

Женщина замялась, в ее глазах лихорадочно отразилась внутренняя борьба. Наконец она решилась ответить, но при этом бросилась в атаку на сыщика:

— Да, знала, а что это вам дает? Чтобы я сказала, что Катька этого мужика убила? Не дождетесь, не подловите! Мало ли с кем что в молодости было.

— К чему вы произнесли «не подловите»? — поинтересовался Гуров.

— К тому! — веско ответила Игонина. — А то я не знаю, какими вы методами работаете.

— И какими же? Вы в полицейской академии учились или детективов начитались?

— Да все знают… — начала остывать женщина, поняв, что завела не тот разговор.

Гуров специально заострил внимание на этом «выпаде» в адрес полиции. Ему нужно было столкнуть Игонину с позиций упорного молчания, пробить психологическую стену, которой она отгородилась.

— Если вы наслушались граждан, которые постоянно находятся в конфликте с полицией, то не советую делать поспешных выводов. Если насмотрелись телевизора с разоблачительными сюжетами, то тоже посмотрите на это более внимательно. Много сюжетов проходит и на тему, как мы изгоняем из своей среды взяточников и преступников. И если говорить уж совсем откровенно, то в любой семье не без урода. В вашей среде разве нет откровенно преступных элементов?

— Я… извините, конечно, товарищ полковник…

— Терпеть не могу этого обращения, — поморщился Гуров. — Предпочитаю или просто полковник, или по имени-отчеству. Извинить я вас могу, но вы сами себя загнали в ситуацию, когда мне приходится быть с вами снисходительным. Вам это ведь неприятно? Так зачем же вы нападаете на полицию? Давайте обсуждать то, ради чего мы тут собрались: в соседней квартире убили человека. И неважно, что он сам преступник, важно, что там совершено преступление, а в нашей стране за это карают по закону. И вы, Игонина, почти свидетель.

Игонина взяла себя в руки и стала добросовестно вспоминать всех, кого она видела в тот день в подъезде, кого видела приходившими к соседке, разговоры о том, не угрожал ли кто Северцевой в прошлом, не жаловалась ли она на кого.

Арестовывать Игонину следователь, конечно же, не стал, даже подписки о невыезде с нее не взял, но провести еще одну серьезную беседу пришлось.

А вот Северцева в камере успела за сегодняшний день посидеть. Заодно и вспомнить, как это было в ее молодости. На допросе у Гурова она выглядела собранной, сосредоточенной и хмурой, отвечала на вопросы неторопливо и вдумчиво, чувствовалось, что тщательно подбирает слова, что тоже было показателем — боится сболтнуть лишнего. Не порвала Катька Северная с преступным миром, как заявляла, и понимала, что вляпалась по полной программе и что колонии ей снова не избежать.

Причина убийства и личность убийцы Мирона ее вряд ли интересовали. Знала, кто он такой, знала, что в бегах, предполагала, что и бывшие дружки-подельнички могли Мирона искать. Наверное, и разыскали его те, кому он задолжал, кого кинул. А уж найти человека, который «пришьет» — пара пустяков. Катьку беспокоило другое — в каком положении лично она оказалась в связи с этими событиями? С одной стороны, выдавать в уголовке на допросе вообще кого-то из уголовного мира ей не велел их закон. Как ни крути, а кое-что от него осталось и в наше время, и болтовня не поощрялась. Но, с другой стороны, по тем же уголовным законам разрешалось принимать все меры к тому, чтобы скостить себе будущий срок.

Еще один важный момент существовал в этой ситуации, как его понимал Гуров. Катька всегда может оправдаться перед «своими», особенно если возникнет такая тема на «толковище», что ее подставили. Нужно вам кого-то наказать, «грохнуть», так зачем же другого под «уголовку» подводить? Не по-людски это, тем более что в квартирку Катьки Северной много людей было вхоже, «товара» много через нее проходило. Убийство Мирона в ее квартире — это как бы вызов местным уголовникам, наезд на местное общество, беспредел. И тут уж она могла смело попытаться сдать этому полковнику нарушителей «понятий». Вроде как святое дело.