Рыба, кровь, кости - Лесли Форбс

— Если я вижу человека, который толст, и утомлен, и не может удовлетворить свою жену, и который постоянно хочет пить, — сказал Джек-шаман, Джек-лицедей, — тогда я привожу его к одному улью в лесу, и на этом месте мочатся мужчины. Если потом я вижу, что пчелы жадно бросаются на мочу этого больного человека, то тогда я знаю, что должен дать ему вот эти фрукты. — Сняв личину, Джек добавил: — Эти фрукты — противодиабетическое средство, эффективны для семидесяти процентов диабетиков. Пчелы слетаются на мочу этого парня потому, что в ней сахар. — Уголки его губ загнулись книзу, являя насмешливую противоположность улыбке, — он всегда так делал, когда втайне забавлялся.

Бен, комментируя актерские способности Джека, заметил, что каждый из членов группы с подъемом меняет свою структуру.

— Как хинные деревья.

Позади Джека облака тянулись вверх, с разгоряченной земли горных пастбищ к холодному небу, превращая дымку тумана в грозный застывший лес мертвенно-белых и пепельных тонов. Как долго нужно видоизменяться, гадала Клер, как далеко придется забрести от своих корней, прежде чем наши ветви научатся расти по-новому? Везде, куда бы она ни взглянула, ей виделись дурные знаки и зловещие предзнаменования.

В тот вечер Ник привел ее в тихое место на краю деревни, в которой они остановились, и прижал к ее ушам свои мягкие наушники.

— Угадай, что это.

Она тщательно вслушивалась, сознавая, что он пытается склеить трещину, пролегшую между ними, но поначалу не слышала ничего, кроме сухого шороха, за которым последовал звук, будто к ее уху поднесли морскую раковину. И снова сухой шорох.

— Понятия не имею, Ник.

— Это беркут, который летел за нами несколько дней, может, потому, что наш путь пролегает на той же высоте, что и его полет.

Через несколько секунд она услышала мелодичные голоса шаманов, а затем несколько слов, каждое из которых как будто заканчивалось одними и теми же шелестящими гласными. Она вопросительно посмотрела на Ника, и он ответил:

— Я попросил их перечислить все слова, которые есть в их языке для обозначения зеленого цвета.

Она вдруг поняла, что за пределами электронного мира, записанного Ником, играет настоящая музыка: деревенский оркестр исполнял серенаду для своих гостей на странных инструментах, скорее растительных, нежели музыкальных.

— Неплохо, — сказала Клер, снимая наушники и кивая в сторону оркестра, — хотя, конечно, не «Роллинги».

Они присоединились к Бену, Джеку и Кристиану возле костра на деревенской площади, а позади них сгрудились носильщики и проводники. Теперь, когда к слушателям прибавились еще двое, оркестр заиграл быстрее, отбивая бешеный темп, и когда музыка достигла апогея, Джек вдруг обвил рукой талию Клер и закрутил ее в танце по деревенской площади так, что у девушки закружилась голова; а местные жители, проводники и носильщики хлопали в такт музыке. Все быстрее и быстрее играли музыканты, пока Джек не оторвал ее от земли, и ей пришлось обхватить его ногами, такой он был высокий. Все засмеялись. Она посмотрела на Ника и увидела, что он возится со своим записывающим оборудованием, проверяя уровень звука, с головой уйдя в работу и не обращая на нее внимания. По маленькой площади с воем носился ветер, роняя в ночь огненные искры костра. Ее голова вращалась быстрее, чем поворачивался Джек. Она снова была маленькой девочкой, а папа кружил ее точно так же на сельских праздниках в Техасе. Разве что объятия Джека нисколько не напоминали отцовские, и Клер показалось, что она почувствовала пистолет на груди ее родственника, закрепленный на лямке под курткой.

— Это пистолет? — спросила она, и ветер унес ее вопрос в ту же секунду, как она подумала, до чего глупо это звучит.

Но Джек услышал, и уголки его рта изогнулись в привычной насмешливой антиулыбке. Он прижал ее голову к своей шее, и она ощутила запах пота, табака и мыла. Они приближались к точке, для которой она еще не была готова, когда Бен прервал их и увел ее в неповоротливом танце под последние такты замирающей музыки.

Сидя возле угасающего костра, Джек обнаружил завидную память на скверные стишки и еще более низкопробные анекдоты. Их с Беном голоса становились все более хриплыми: по кругу ходила бутыль с местным виски, называвшимся «Бутанская мгла».

— Где ты раздобыл это пойло, Джек? — поинтересовался Бен. — Им бы лучше растирать мои ноющие мышцы.

А Джек начал декламировать очередную поэму: «Его преподобие Макферсон из Тамилнада считал кабаре самой дьявольской формой разврата!»

Щеки Клер порозовели, когда она заметила, что родственник бросил взгляд в ее сторону, чтобы убедиться, что она слушает, и только потом продолжил: «И верил, что в перлах и бусах босые смуглянки, прелестны, как гурии, грешны, как демоны ада, плясали на этих ужасно бесстыдных гулянках». На этот раз не было никакого сомнения в том, кому предназначался стишок Джека. Он хлебнул виски, вытер горлышко бутылки рукой и предложил ей выпить. Нарочито сближающее действие, подумала она, передавая бутылку дальше Кристиану, так и не сделав глотка. От обаяния Айронстоуна ей делалось неловко.

Бен, глухой к скрытым смыслам, вернул разговор к поэзии.

— Единственное стихотворение, которое я вообще смог запомнить, написала моя соотечественница, американка, — произнес он, вороша костер остатками тросточки, какие он мастерил себе каждый день из какой-нибудь ветки, и сгоняя светлячков с последних тлеющих углей. — Первая строфа о химике, который создает бронзовое подобие жизни. А во второй так: пора сажать сады, пока я жива, — чтобы встретиться с творцом моего компоста, кладбищенским сторожем.

Джек бросил окурок в огонь.

— Бог как садовник, Бен? Идея не нова, но может привиться.

Бен добродушно улыбнулся.

— Скорее ландшафтный архитектор, какой-нибудь Ланселот Браун,[52] я бы сказал. Человек, который переделывает форму земли.

— Не особенно считаясь с жильцами, — пробормотала Клер. Когда они с Ником остались у огня в одиночестве, девушка указала на его магнитофон, все еще включенный.

— Замечательное качество звука, — сказала она. — Жаль, что ты не можешь записать чувство.

Как ей хотелось, чтобы он посмотрел на нее. Не отрывая взгляда от своего аппарата, Ник объяснил, что пытается поймать на пленку ночные звуки.

— Удивительно, сколько всего можно услышать в тишине, в пространстве между одним звуком и другим.

Еще один способ чтения между строк, подумала Клер. То пространство, что она желала исследовать, пролегало между ней и Ником, но иногда он заставлял ее чувствовать себя так, будто она была слишком материальна с ее неуклюжим интересом к внутреннему устройству и докучливой надобностью узнать все, что только можно. Ему куда больше удовольствия доставляло мимолетное, незаметное, несуществующее.

* * * Под сенью Гималаев, октябрь 1988 г.

Какие секреты хранит Джек? То же самое он мог бы спросить и обо мне. У всех свои секреты. Достаточно посмотреть на дневники Магды, в которых она пытается скрыть свои чувства к таинственному человеку, которого я называю Арун, в беспорядочном соединении триангуляции и ботаники, викторианской фотографии и подъема индийского национально-освободительного движения. Вся ее хронология умещается в одной плоскости, прошлое и настоящее неразделимы, а заметки, сделанные пером и чернилами, всеобъемлющи; они словно сошли со страниц тех приключенческих историй, которые я так любила в детстве: в них блуждали странствующие рыцари, преследуя и поражая сказочных тварей. Как же заблуждались эти рыцари, вот что меня тогда интересовало. Сегодня, за чтением слов порицания, обращенных Магдой к сэру Джозефу Хукеру, у меня появилось кое-какое представление на этот счет. Не менее всякого другого он был повинен в уничтожении тех пейзажей, которыми восхищался, так она утверждала. Проникнув в Сикким тайком из Тибета вопреки ясно выраженной воле сиккимского раджи, он разграбил страну цветов, а потом еще имел наглость пожаловаться на то, что собиратели наводнили далекие горы Ассама, опустошили их, «словно бессмысленным разбоем», на несколько миль усеяли гнилыми ветками и орхидеями. Ему выпала честь любоваться на горы Сиккима, когда их склоны все еще были окрашены в розовый цвет магнолии Magnolia campbellii. Всего сорок лет спустя Ма-гда обнаружила, что та же самая магнолия стала настолько редкой и находится на грани исчезновения там, «где когда-то можно было взглянуть на них с высоты и увидеть тысячу водяных лилий, колышущихся на волнах бурного зеленого моря».

Сейчас за откидным клапаном моей палатки горные вершины мерцают под звездами ярче, чем когда бы то ни было; они свидетели того, как всей их родине угрожают опасности перенаселения, горных работ, лесозаготовок, строительства дорог и гидроэлектростанций. Всего пять лет прошло с тех пор, как на неопределенное время пришлось закрыть долину цветов в национальном парке Нанда Деви, даже для выпаса местного домашнего скота, а ведь мы теперь вторгаемся в не менее хрупкую среду в поисках цветка, настолько редкого, что его никто не видел уже добрую тысячу лет. Что будет, если мы найдем мак? Что, если нет? Я все время думаю о Джеке (лицедее, химике, исследователе) и его пистолете — ведь это был пистолет? Если да, то, несомненно, у него были причины взять его с собой. «Земля контрабандистов» — вот как называет мой друг-лепча ту страну, в которую мы вступаем.