Классная дама (СИ) - Даниэль Брэйн

Я ведь не заговорщица, первые полосы не для меня. Я членовредитель — сказал охранник. Пусть будет так.

Я неохотно встала, подняла газету и конверт, пробежала вскользь по сероватым страницам. Новые лица в заговоре — без имен, наверное, чересчур высокопоставленные; ячейки, листовки, революционеры, аресты, гонения, и ничего ни обо мне, ни о Миловидовой. Неизвестность добьет меня пуще кнута палача, я не знала, жива она или нет и сильно ли покалечена, от этого зависело мое наказание, но охрана молчала, как и местные медиа.

Я бросила газету под дверь, повертела конверт. Он был без подписи, пах духами — не такими мерзкими, как у Окольной, и я, решив, что по крайней мере в нем нет проклятья, надорвала его, вытащила лист дорогой бумаги, прочитала первый абзац, закусила губу и, нащупав стул, села, посчитав письмо подвохом или ловушкой.

Или прежние выпускницы Академии благородных девиц умели быстро переходить к сути.

«Любезная Софья Ильинична, ведет вас Владыка в добрый час!

Примите мои объятия. Примите все, что есть у несчастной женщины, которую собственный муж, не дрогнув, отдал палачу. Да, дорогая моя Софья Ильинична, Андрей Бородин донес на меня как на заговорщицу. Я не ведаю причин, кроме желания получить мои капиталы, и ненавижу этого человека».

Я вытерла о юбку вспотевшие ладони.

«Мой единственный сын умер в младенчестве. Я богата с колыбели, знатна по проклятому мужу, я не так и стара, но мое место ныне в тихой обители, где излечатся раны мои, телесные и душевные. Софья Ильинична, вы найдете с этим письмом чек на триста тысяч целковых. Сходите с ним в кассу. Господин Ветлицкий признал — благодаря вам я вышла живой из смертных застенков, а я умею платить добром. Все, что осталось мне прежде от отца, купца первой гильдии Трехнина — ткацкая фабрика, шесть торговых судов, товарная пристань, доходный дом — все это ваше. Я знаю, что вы распорядитесь с умом всем, что хотел получить в свои руки Андрей Бородин, но не получит, на то моя воля».

Наследство оставалось во власти наследника, будь то даже женщина, вышедшая замуж, и супруг ее мог лишь облизываться на него. И в этом мире в точности так, Ветлицкий — почему Бородина называет его господином, а не полковником? — так же, как прочие мужья обеспеченных жен, был вынужден жить на подачки или стремиться как можно скорее овдоветь. Я потрясла конверт, из него выпали две плотные, синеватого цвета картонки и гербовая бумага. Бородина не врала — триста тысяч, и еще один чек…

«Примите чек безутешной семьи Лопуховых. Они не так богаты, как я, но вам благодарны».

Сто двадцать тысяч. На гербовой бумаге оказалась доверенность.

«Господин Липский, поверенный, поможет вам, как честно помогал мне все эти годы. Спросите его, где меня найти; даже если я уеду в обитель, я буду рада обнять вас, дитя, спасшее мою жизнь и мое честное имя.

Остаюсь ваша,

Мария Бородина».

Я прижала письмо и чеки ладонями к столу и сидела, уставившись на ровное пламя в лампе. Эйфории не было никакой. Я богата, баснословно богата, я легко раздам все долги, могу купить жилье и прилично одеться, я никогда не буду голодать, но все деньги мира меня не спасут от острога.

Я сглупила. Я думала, что караю зависть и ненависть. Но я убила доверие, дружбу — как странно, дружить с голосом в собственной голове — надежду на лучшее. Впереди у меня много лет жизни черт знает где, много ночей, полных волчьего воя, много суровых зим, беспросветности и сожаления.

Жалела я только о том, что рядом больше нет Софьи.

В коридоре снова кто-то завозился, я решила — настал час вручения мне горшка, но открылось не окошко, а дверь, и охранник учтиво отступил, пропуская неожиданного гостя.

— Господин статский советник, — пробормотала я, потому что если и ждала увидеть кого-то, то не Начесова. Или он не имел никакого отношения к министерству просвещения?

— Софья Ильинична, — сухо кивнул он. — Газеты вам доставляли.

Я хмыкнула. Он догадался по тому, что я знала о его повышении, ибо на сегодняшнюю газету он наступил, не заметив. Начесов махнул рукой, дверь закрылась.

— И письмо госпожи Бородиной вас нашло, м-да, — как я ни прикрывала рукой конверт и бумаги, от Начесова ничего не укрылось. — Признаться, его сиятельство умело вас спрятал, пока шла вся эта… — он покрутил рукой. — Заварушка. Но сейчас я могу открыто сказать — министерство просвещения предлагает вам занять место Мориц. М-да. Вы молоды, умны и горите желанием сделать все лучше — что нужно еще для того, чтобы превратить это паршивое заведение в то, каким его задумала ее величество Екатерина сто лет назад.

«Но я же сижу в тюрьме», — чуть не вырвалось у меня, язык я успела прикусить.

— Его сиятельство?

— Князь Ягодин, — Начесов дернул плечом. — Не жалую его ведомство. Пока мы с господином Щекочихиным ловили старуху Мориц, он успел вывезти вас, да так, что господину Щекочихину пришлось побегать еще и за вами… М-да. Ну так что, вы согласны?

— Но я же сижу в тюрьме! — не выдержала я, подумав, что раз он знал о письме Бородиной, то мог договориться и о залоге.

— Я вижу, — он пожал плечами, откашлялся и какое-то время рассматривал камеру, загадочно играя бровями. — Но уже нет, не сидите. Вас не арестовали, вас спрятали. Князь Ягодин с утра в день молебна вызвал Ветлицкого — тогда еще полковника, м-да, и потребовал от него обстоятельный рассказ. Тогда полковник отговорился, но после ему ничего не оставалось, как сослаться на вас, Софья Ильинична. Это стоило ему, конечно, места и чина. М-да. Князь Ягодин в курсе, что я к вам поехал… и не я один.

Я поднялась, схватила бумаги. Самое ценное, что у меня есть. Свобода? Не нужно повторять дважды, какому идиоту придет в голову артачиться, тем более что Начесов не выдвинул никаких условий кроме того, которое меня в общем устраивало.

— Я надеюсь, там не Окольная меня поджидает, — с кривой усмешкой проговорила я. — И не Миловидова, закончить начатое.

Начесов повернулся и постучал в дверь.

— Глупости говорите, Софья Ильинична, — важно изрек он, не поворачиваясь. — Штаубе умнее, в отличие от этой Окольничей или как там ее, и показала, что вы защищались, и ей поверили. А Миловидова… конечно, без вуали ей больше на людях не появиться, м-да. Шуба где? — рявкнул он на охранника.

— Вот-с, вашвысокородие! — гаркнул охранник, протягивая Начесову шубу. — Позвольте-с барышню приодеть или…