Убийца - Олег Бубела

И даже после смерти Темного магам пришлось потратить немало сил, чтобы разрядить все ловушки самым простым способом – заставить их сработать. Поэтому пятьсот лет назад почва вдоль границы плавилась, замерзала, превращалась в стекло, взрывалась... и так далее. Не мудрено, что на ней через столько времени растет только сорная трава, да и то не везде. А окрестностям Белой Скалы не повезло еще больше. Так как сражения в основном проходили магические, то удивительно, что в тех местах вообще что-то сохранилось, ведь трудно даже вообразить, какие силы там бушевали в то время. Короче говоря, степь оказалась вовсе не той безжизненной и безлюдной местностью, какой она мне представилась на первый взгляд. В целом эта территория была довольно приличной и, если бы не кочевники, Мардинану давно можно было подумать о расширении своих владений.

Задумавшись, я краешком сознания отмечал, что пейзаж становится все более узнаваемым. Появилось ощущение дежавю, которое начало мне подсказывать, что находится впереди. Я понял, что воспоминания Макра уже основательно осели в моей голове, раз знания всплывают даже без моего осознанного желания. Благодаря им я объехал пару оврагов, затем миновал высокий курган, где степняки традиционно хоронили вождей племен. Этот курган вызвал у меня усмешку и веселые мысли о тупости кочевников. Дело в том, что этот обычай возник давно, когда несколько племен крупно повздорили и практически поубивали друг друга. Тогда выжившие решили, что распри необходимо прекратить, иначе племена просто взаимоуничтожатся. Они заключили союз, а всех мертвых сложили в общую яму и насыпали сверху небольшой холмик, поставив там нечто вроде языческого божка.

А в это время в соседнем племени умирает вождь и перед смертью завещает не сжигать его тело, как простого воина, а похоронить со всеми почестями на видном месте. Ну, сыновья решают, что места виднее, чем тот холмик, им не найти, и хоронят своего отца там, увеличивая размеры холмика и добавляя своего идола. Так и повелось, превратилось в традицию, а через двести лет на том кладбище стали хоронить не только вождей, но и знатных кочевников, которые таким образом хотели оставить о себе память. За несколько сотен лет небольшой холмик превратился в высокий курган, а количество идолов вообще не подлежало учету. Самое смешное, что частенько бывали случаи, когда вождь умирает в очень дальнем племени, например таком, как Болотные. И его тело, иногда по одуряющей жаре, приходится везти не один десяток дней, чтобы то, что от него осталось, упокоилось в этой земле. Я не мог без улыбки представить себе эту картину. Хотя и ходили слухи, что некоторые «особо мудрые» вожди, облегчая потомкам жизнь, велели после смерти их сжигать, но это широко не прижилось, и курган из года в год продолжал расти.

Миновав это кладбище, я понял, что еще до вечера буду в Марахе. Это меня приятно удивило, так как я на такую скорость даже не рассчитывал, но, видимо, жеребец мне попался самый быстроногий, что был в том лагере. Я начал планировать свои действия в самом городе. Перво-наперво мне нужно будет приобрести нового скакуна, а то воин без коня – это позор в глазах кочевников, а мне лишнее внимание было не нужно. После покупки нужно будет отыскать место, чтобы хотя бы несколько часиков вздремнуть, потом выведать, где обретаются имперцы, а ночью можно будет выползти на разведку.

В том, что я попаду в Мараху без проблем, я не сомневался. Воспоминания Макра подсказали мне, что город абсолютно не охраняется, так как всегда являлся своего рода нейтральной территорией, где велась торговля. Нет, был в истории степи случай, когда вождь одного из соседних племен занял Мараху и тотально ее разграбил. Вот только ни он, ни его племя добычей насладиться не успели. Все соседи разом объединились, пришли и надавали бойкому вождю люлей, а его племя... ну, то, что от него осталось, было продано там же в качестве рабов, чтобы другим неповадно было. Все вняли и больше попыток нарушить спокойствие Марахи не повторяли. Так что въезд в город можно было считать наименьшей из моих проблем.

На ходу я перекусил мясом и вареным картофелем из сумки. Потом мне навстречу попались два конных разъезда, даже не подумавших меня остановить, увидев мой жест, а спустя час я выехал на утоптанную дорогу, ведущую прямиком к городу, и поскакал по ней. Через некоторое время я замедлил бег своего жеребца и принялся подыскивать удобное место. Неглубокая ложбинка, обрамленная кустами, подходила для моих целей просто идеально. Добравшись до нее, я остановил коня и огляделся. Поблизости никого не было, а группа степняков, что маячила на горизонте, двигаясь к Марахе, на меня не смотрела. Соскочив на землю, я снял с седла сумки и развеял свое плетение.

Жеребец тут же рухнул на землю, закатив глаза и дергая ногами. Пожалев животное, я достал кинжал и одним коротким ударом облегчил его страдания, из чистой осторожности не применяя магию. Спасибо тебе, мой «внедорожник», ты сэкономил мне кучу времени, поэтому, я надеюсь, в лошадином раю тебе достанется самая сочная травка. Вытерев кровь с лезвия, я вернул клинок в ножны, перекинул сумки через плечо и скорым шагом двинулся по дороге. Вскоре мне удалось догнать группу, двигавшуюся тем же курсом. Это оказался работорговец на лошади, который в сопровождении конных надсмотрщиков вел товар на продажу – десятка три людей в знакомых ошейниках, связанных одной длинной веревкой.

Глядя на рабов, можно было сразу понять, что они идут уже не первый день. Пропыленная одежда, усталые и безразличные лица, последние в цепочке плетутся буквально из последних сил. Женщина, идущая позади всех, прихрамывает и опирается на плечо своей соседки, хрипло дыша. Когда я поравнялся с цепочкой невольников, она упала в дорожную пыль, увлекая за собой и товарку. К ней тотчас подъехал работорговец и резким властным окриком велел подняться. Видя, что женщина не горит желанием вставать, он слез с коня, достал из-за пояса длинную плеть, размахнулся и ударил лежавшую на земле рабыню по спине. Та только вскрикнула и попыталась закрыть лицо руками, но, судя по всему, потеряла сознание от боли. Повторный окрик остался без ответа, как и второй удар плетью. Тогда торговец засунул плетку за пояс и достал кинжал. Наклонившись, он полоснул женщину по горлу, а затем развязал веревку, связывающую ее руки. Закончив с этим, он скомандовал двигаться дальше, и цепочка рабов медленно, с печальной обреченностью баранов, вновь поплелась по дороге.

Я смотрел на это равнодушно, прекрасно понимая, что спасение всех рабов – это не моя работа. Я же не герой какой-нибудь, что помогает всем униженным и обездоленным. Я – разведчик, и у меня совсем другие задачи. Сказать по правде, меня эта сцена даже не взволновала. Может быть, благодаря врожденному цинизму, может, потому, что я уже вторые сутки не спал, но жалости к убитой женщине во мне не пробудилось. Если бы она хотела жить, то могла бы и встать, а так как предпочла отдаться на милость богов и потеряла волю, то ради нее я бы не стал утруждаться, даже если бы мне это ничем не грозило. Будь на ее месте Снежана, она бы сцепила зубы, но шла вперед, а я плюнул бы на все, но помог ей... Эх, что-то я совсем бесчеловечным стал, вот уже начал размышлять о том, кто достоин моей помощи, а кто нет. Еще чуть-чуть, и я буду похожим на этого торговца, для которого люди – всего лишь вид товара.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});