Разящий меч - Уильям Форстен

Тамука колебался.

– Прости, мой друг, – прошептал он. Он дотронулся до плеча Хулагара.

Хулагар посмотрел в глаза Тамуке и все понял. Он и раньше подозревал, кто стоит за всем этим. Но для чего это Тамуке?

Носитель щита нового кар-карта повернулся и ушел, не обращая внимания на Музту и тугар, которые молча стояли неподалеку.

Хулагар поднял на руки тело Джубади и посмотрел на догоревший флаг, дым от которого поднимался в небо.

Один из стражей нашел укромную пещерку между двумя камнями. Там лежал труп стрелка.

– Мы нашли его!

Он схватил тело Юрия за руку и выволок наружу. Страж почувствовал легкий укол, словно напоролся на шип куста.

Скот смотрел на него мертвыми глазами, на губах у него застыла странная улыбка. Внезапно у воина закружилась голова. Он опустился на землю и снова посмотрел на мертвеца.

На пальце Юрия блестело кольцо, из которого торчала длинная острая игла.

Воин закричал, понимая, что ему уже никто не поможет.

Вскоре он тоже замолк навсегда.

– Поднимите сигнальный флаг, – скомандовал Буллфинч и посмотрел на мальчишку, который стоял рядом в рубке броненосца «Фредериксберг».

Он бросил быстрый взгляд на секретный приказ, который только что распечатал. В эту минуту с берега раздались душераздирающие крики.

– Мистер Тургеев.

– Да, сэр?

Буллфинч посмотрел на батарейную палубу, на зачехленные пушки и расплылся в улыбке.

– Передайте всей команде – правитель мерков умер. Теперь можно со спокойным сердцем выпустить в них несколько снарядов.

Впереди на «Новроде», стоявшем на якоре в нескольких милях от Суздаля, виднелись красные флажки. Сигнал передадут вниз по реке, а там с сигнальной вышки он пойдет дальше.

Небо потемнело, солнце почти скрылось за горизонтом, окрашивая нижние края облаков в пурпурный цвет.

Он услышал стук телеграфного ключа, и сердце у него замерло. Он ждал. Дверь в комнатку телеграфиста открылась, оттуда вышел парнишка и отдал ему бумагу.

Он раскрыл ее.

Целую минуту он смотрел на телеграмму, потом сложил ее и пошел в вагон.

Все терпеливо ждали, не понимая, зачем он остановил здесь поезд.

– Я только что получил сообщение с корабля Буллфинча на Нейпере, – тихо произнес Эндрю. – «На „Фредериксберге" – три красных флажка».

Он посмотрел на присутствующих, они озадаченно переглядывались.

– Джубади, кар-карт мерков, застрелен у ворот Суздаля снайпером.

Все загомонили.

– Это означает, – спокойно продолжил Эндрю, – что мерки прекратят все военные операции на ближайшие тридцать дней, пока не закончится срок траура. У нас будет время достроить оборонительную линию возле Кева и подготовиться к атаке. – Слава тебе, Господи. Аллилуйя, – вздохнул Калин. Эндрю кивнул, говорить он не мог.

Касмар встал.

– Это сделал Юрий?

– Да, Юрий.

– И?

– Скорее всего, он мертв. Он сказал мне, что сделает. Он знал, что не сможет спастись.

– Возможно, он обретет покой, – сказал Касмар, перекрестившись.

– Нас спас изгой, – сказал Калин, покачивая головой в недоумении. Он поднялся, подошел к Эндрю и пожал ему руку. – И ты нас спас.

– Нет, я всего лишь дал немного времени, – ответил Эндрю. – Нас спас Ганс, все те солдаты, которых мы потеряли, все люди, которые умерли. Именно они спасли нас, спасут позже. – Он заколебался. – А Юрий… он обрел покой и дал нам последний шанс. – Эндрю посмотрел на них. – Скажите машинисту, что можно отправляться.

Он хотел сказать, что их ждет впереди еще очень много испытаний. У них тридцать дней, а потом снова начнется война. Он подумал о письме Юрия, в котором тот объяснял, советовал и подсказывал, чего им ожидать. Вука, конечно, непредсказуем, но его следует опасаться меньше всего.

– Прости меня, – прошептал он и спустился на платформу. Он не слышал приветственных криков, не заметил, как поднялся боевой дух солдат, которые сразу вдруг поверили, что сумеют победить. Это была эйфория. Пусть ненадолго, но они снова обрели уверенность в себе.

Эндрю не мог ничего сказать. Только что умер человек, которого он послал на смерть своими руками. Война никогда не была делом личным, но сейчас…

С того самого дня, как он впервые увидел Юрия, в нем зрел этот план; в то утро, когда он услышал о смерти Ганса, этот план обрел реальные черты. Даже когда они проводили эвакуацию, он понимал, что им все равно не хватит времени. Им катастрофически не хватало времени с тех пор, как они решили противостоять тугарам.

Он просиживал с Юрием вечерами, обсуждая план во всех подробностях. И Юрий учил его думать, как думают мерки.

И этот план сработал.

Эндрю посмотрел на письмо от Юрия.

«Я знаю, что меня использовали обе стороны, особенно ты, но лишь для того, чтобы спасти мой народ, тех самых людей, которые с удовольствием убили бы меня. Идя на это, я жертвую теми двумя людьми, которых люблю. Я понимаю, что в любом случае мой поступок поможет Тамуке.

Но все равно я прощаю тебя, Эндрю Лоренс Кин».

Эндрю сложил письмо и сунул его обратно в карман.

Он хладнокровно и расчетливо убил своего противника. Это вовсе не означает, что Джубади не собирался убить его. Юрий никогда об этом не говорил, но Эндрю помнил рассказанную им историю о питомце, который решился убить кар-карта, чтобы спасти свою семью.

Сейчас не время винить себя. Это война на выживание. Если бы Юрий не убил того, кто превратил его в раба, через десять дней мерки уже были бы у Белых холмов, убивая тысячи беглецов.

Совершив это убийство, Юрий спас Русь, весь народ.

Но Эндрю это не нравилось.

Поезд тронулся, и он вскочил на подножку вагона.

Последний поезд из Руси.

Позади них была пустая земля, целый народ отправился в изгнание.

«Смогут ли они когда-нибудь вернуться? – подумал он. – Или это начало исхода, и нам придется обойти весь мир? Трудно предвидеть, какую борьбу нам придется выдержать, чтобы вернуться».Они вернутся, черт побери! Это их земля, их мечта, их дом. Суздаль принадлежит им. Даже если потребуется жизнь целого поколения, они вернутся. Возможно, он сам умрет, возможно, умрут и другие, но все равно останутся те, кто потом возвратится и победит.

Поезд начал набирать скорость. Маленькая станция осталась позади, здание полыхало на фоне закатного неба. Эндрю в последний раз оглянулся: вниз, к Нейперу, спускались холмы, позади лежала молчаливая земля, пустые поля, деревни, города. Молчали церковные колокола, которые всегда звонили на закате.

– Когда-нибудь мы вернемся.

Он обернулся к Кэтлин, она прислонилась к двери вагона, Мэдди спокойно спала у нее на руках. Они вместе смотрели на покидаемую землю.

– Ты сделал то, что должен был сделать.

– Это не значит, что мне это нравится.

– И хорошо, иначе бы я не смогла тебя любить.

Он посмотрел на нее, и впервые после смерти Ганса на его лице появилась улыбка.

Машинист прогудел какую-то печальную мелодию, словно посылая последнее «прости» родной земле, и их поезд поехал на восток, навстречу разгорающейся ночи.