Она уже мертва - Виктория Платова

– И сейчас говорю. В том качестве, в котором ты его ждешь, – точно нет.

– А в каком же? В каком?…

Вместо ответа Шило двинулся к двери, а Белка и Маш последовали за ним. В коридоре они никого не встретили, а голос шел из кинозала, дверь в который была распахнута настежь.

В кинозале шло кино. Любительский фильм из жизни отдыхающих. И отдыхающим был не кто иной, как Шило. Белка сразу узнала его майку с идиотической надписью «Плохого человека ГЕНОЙ не назовут», она видела эту майку на снимке из Татиного альбома. И пальмы, и постриженные кусты гибискуса, и цветы олеандра.

И теннисный стол.

Оживший Шило скакал вокруг него и подбрасывал легкий шарик на ракетке.

– Это просто, – объяснял он невидимому спутнику. – Подача-прием. Главное – реакция. Тебе понравится.

В этой ожившей картинке не было ничего ужасного, напротив – она была почти идиллической. И сам Шило выглядел ужасно милым и трогательным – ровно таким, каким он все это время казался Белке. Не лживым маяком, не полусумасшедшим любителем словесного рахат-лукума и пахлавы, а простым и надежным парнем на которого можно положиться.

– Так вот как развлекаются нижние чины доблестной полиции, – рассмеялась Маш.

Реакция, последовавшая за этим, оказалась совершенно неадекватной сказанному:

– Черт, – пролепетал Шило. – Вот черт! Черт, черт, черт!..

– Да ладно. Подумаешь, майка с придурью. Ты, в конце концов, в труселях и голой задницей не светишь!

– Черт… Как остановить эту хрень?

– Никак, – раздался голос из дальнего угла кинозала.

Там, сгорбившись и вцепившись пальцами в подлокотники кресла, сидел Ростик.

– Это не то, что ты думаешь, – Шило сделал несколько шагов в сторону брата, а потом остановился и махнул рукой.

– Я не думаю. Просто смотрю кино, – безучастным голосом ответил тот.

– Где ты нашел его?

– Здесь. Тебе будет любопытно взглянуть, что написано на коробке.

Ростик даже не дал себе труда подняться с кресла, просто швырнул маленький кассетный бокс в брата. На этот раз Шило не уворачивался, и бокс попал ему прямиком в грудь.

И, отскочив, с легким стуком упал на пол.

Белка все ждала, что Шило нагнется за боксом и поднимет его: эту линию поведения подсказывало его извечное мальчишеское любопытство. Но, вопреки ожиданиям, тот не просто переступил через кусок пластика, а попытался раздавить его ногой. Послышался легкий треск.

– Что бы там ни было написано, знай – это неправда.

– Я смотрю кино. Не мешай.

Шило заметался по залу в поисках источника изображения. Все было бы проще, если бы речь шла о винтажном хромированном кинопроекторе, стоявшем метрах в десяти от экрана. Справиться с ним легче легкого: просто остановить пленку, и все. Но киношедевр о теннисных подвигах Шила подавался откуда-то со спрятанного в темноте видеомагнитофона. И, пока Шило судорожно искал его, Белка все смотрела и смотрела на экран.

Ничего не значащие реплики старшего лейтенанта полиции, ничего не значащие подачи крохотного мяча, ничего не значащее звуковое сопровождение: шелест листвы, чьи-то крики, резкий всплеск воды: близость отельного бассейна очевидна. Белка даже вспомнила его название – «Золотой дракон».

А потом в кадре появился партнер Шила по игре, его невидимый спутник. Вернее – спутница. Миловидная блондинка лет двадцати пяти, с отличной фигурой, которую выгодно подчеркивал коротенький сарафан. Блондинка бросила ракетку на стол, то же самое сделал Шило и подошел к ней. Парочка слилась в страстном поцелуе, после чего на экране возникла белесая рябь – «кино» закончилось.

Как мило.

Не хватает только негромкой романтической музыки, что-то на манер «Мельниц моего сердца» или «Моста над бурными водами». И титра «FIN».

Маш дурашливо зааплодировала и всем корпусом повернулась к главному герою теннисной саги:

– Прелесть что такое! А вторую серию покажут?

Домашнее видео и впрямь оказалось чудесным. И – целомудренным, несмотря на нетерпеливую страстность поцелуя. Почему так взволновался Шило?

– Значит, это ты был тем норвежцем, ради которого она меня оставила? – тихо спросил Ростик.

– Все не так. Я объясню…

Голос Шила звучал еще тише, он был почти бесплотным. И только тут до Белки стал доходить смысл увиденного на экране. Достаточно лишь вспомнить разговор между братьями о некоей Сашеньке, – и все становится на свои места. В том недолгом разговоре фигурировал рыбозавод, короткое смс-сообщение об отставке корабельного механика с должности жениха и исчерпывающая характеристика несостоявшейся невесты – «хитросклепанная шлюха». Выходит, именно с этой шлюхой Шило проводил свой отпуск в Таиланде!

– Объяснишь что? Как ты оказался в Таиланде в то время, как должен был быть в командировке в Североморске?

– Командировка была.

– Может и была. Но не в том месяце. Я не дурак, братишка. И не слепой. Я видел дату в нижнем углу экрана.

– Это неважно.

– Это важно.

– Она шлюха. Ты сам видишь. Сосалась с другим, будучи твоей невестой. Она шлюха.

– Здесь она уже не моя невеста. Я видел дату. Она отправила мне эсэмэс и уехала с тобой. Я ее не виню. Она была честна.

– Она шлюха, – как заведенный повторял Шило. – Ты не знаешь. Она изменяла тебе. Не только со мной. Были и еще претенденты на ее тело. И она мало кому отказывала. Она шлюха! Я просто хотел предостеречь тебя от неверного шага.

– Ты выбрал самый лучший способ, чтобы предостеречь.

– Я говорил тебе тогда. И раньше. Умолял оставить эту дрянь. Но ты не слушал. Предпочитал закрывать глаза на очевидное. А теперь можешь посмотреть на все широко открытыми глазами, – голос Шила снова окреп. – Она шлюха!

– Шлюха или нет, – медленно, с расстановкой произнес Ростик, – но я хочу знать – где она сейчас.

– Понятия не имею.

– Вот как?

– Мы расстались.

– Где?

– Там же. В Таиланде. Я улетел на три дня раньше. А она осталась. Очевидно, работать по специальности. Шлюхой. Больше я ее не видел.

– Ты врешь.

– Разве я когда-нибудь врал тебе, брат?

– Ты врешь. Подними коробку.

– Какого черта, – пробормотал Шило. – Далась тебе эта коробка!

– Подними и прочти, что там написано.

– И не подумаю.

– Если ты хотел убедить меня в том, что она… она шлюха… Почему ты не показал эту пленку?

– Я не знаю, откуда взялась чертова пленка!.. Я ее не снимал!

И тут произошло то, чего никак не ожидала Белка, но что обязательно должно было произойти – будь Шило и Ростик мальчишками, все решающими на кулаках. Ростик толкнул брата – сразу двумя руками. Толчок пришелся в плечи, и Шило, едва удержав равновесие, отпихнул Ростика в ответ. А затем смазал открытой ладонью по скуле. Через секунду они катались по полу, отчаянно пыхтя и не говоря ни слова.

– Прекратите, – завопила Маш. – Прекратите драться, великовозрастные идиоты!

Клубок из сплетенных тел врезался в кинопроектор, и вся конструкция с грохотом рухнула: кожух проектора развалился на части, из него вывались какие-то блестящие детали. А две бобины покатились по комнате, подпрыгивая подобно кольцам серсо.

Падение кинопроектора отрезвило дерущихся. Они разом расцепили руки, разомкнули объятья и теперь, тяжело дыша, сидели друг против друга. Первым поднялся Ростик. Не глядя на брата, он сделал несколько шагов к двери, споткнулся о бобину, поднял ее и что есть силы швырнул в белое полотно экрана.

И вышел из комнаты.

Шило же продолжил сидеть на полу, обхватив голову руками. А Маш поддела носком ботинка подкатившуюся к ее ногам бобину и задумчиво произнесла:

– Судя по всему, Акиру Куросаву мы не посмотрим. А вообще… Что это было, дружок? Ты отжал у братишки подружку, а он до сих пор был не в курсе? Воистину, сегодня вечер великих откровений!

Ответа не последовало. Шило поднялся и неверной походкой направился к двери. Несколько секунд Маш и Белка прислушивались к его шагам в коридоре. И лишь после того, как они стихли, Маш нагнулась, подняла с пола пластиковый бокс и пробежалась взглядом по названию.

– М-да… Развеселая у нас семья. Ладно, пойду поищу Миккеля, что-то он и впрямь подзадержался. Ты со мной?

Ноябрь. Серёжа

…Маш отправилась на поиски брата одна – Белка осталась в кинозале, пролепетав невразумительное: «Присоединюсь к вам позже». Коробка от кассеты, доставшаяся ей в наследство от архангельских братьев, валялась на одном из кресел – там, куда Маш бросила ее, прежде чем уйти. Белка приблизилась к ней не сразу – из суеверного страха узнать то, что знать ей не положено. И чего она никогда бы не узнала, не окажись здесь. Для начала она пробежалась взглядом по всем остальным кассетам и коробкам с кинопленкой – чуть более внимательно, чем в первый раз. Но никаких особенных подробностей (кроме хронологических) осмотр не выявил. «1968», «1973», «1975». Под крышками с датами лежали туго скрученные восьмимиллиметровые пленки, и, потащив за конец одной из них, Белка обнаружила даже следы монтажных склеек. Очевидно, кто-то из детей Парвати, а может, ее муж – матрос Аркадий – вел кинолетопись Большой Семьи. И где-то там, в целлулоидной глубине можно обнаружить маленького папу. И папу-подростка, если отталкиваться от 1973 года. Там можно обнаружить тетю Веру, какой она была задолго до Асты, и все другие дни недели, иногда повторяющиеся. И даже Ингу, Самую младшую, благо теперь Белка знает, как она выглядит.