Северные морские пути России - Коллектив авторов

организован первый такой Усть-Портовский оленеводческий совхоз152. Комсеверпуть планировал построить такие же совхозы в Обской губе в районе Нового Порта и у Ям-Сале – рыбодичеконсервный завод (Итин, 1931: 53).

В 1930 г. в Ныдаямский залив была направлена экспедиция Комсеверпути. Ее начальником был назначен заведующий Туринской культбазой А. П. Курилович. С этого момента он стал главным специалистом комбината по национальному вопросу, отвечавшим также за планы развития оленеводческих совхозов153. На Гыдоямском (Гыданском) полуострове в устье реки Юрибей экспедиция построила факторию, которая приобрела важное значение в мероприятиях Комсеверпути по заготовке пушнины, став крупнейшей на Севере (Петров, 1931: 22; Зингер, 1932а). Фактория снабжала промтоварами и орудиями местное население и организовывала промыслы рыбы, морского зверя и песца (Курилович, 1934: 129).

В навигацию 1931 г. в факторию была совершена экспедиция на самолете «Комсеверпуть-2», которую описал очевидец событий, литератор Макс Зингер. В фактории в «великом чаевании» ненцев принял участие глава Комсеверпути Б. В. Лавров. Он агитировал за работу в фактории и указывал: «Наша цель – улучшить жизнь в тундре» (Зингер, 1932б: 26). Опыт фактории в Гыдоямо оценивался как успешный и был расширен на другие береговые территории Карского моря. Летом 1931 г. Комсеверпуть организовал пушнозаготовительные и рыбозверобойные пункты на полуострове Ямал в устье реки Тамбей и у пролива Малыгина, которые могли вырасти в «туземные поселки Новоземельского типа»154. Точно так же на Тобольском Севере новое консервное предприятие Комсеверпути должно было стать «хозяйственно-культурным центром для местного населения» и «иметь большое значение в отношении приобщения к нашей хозяйственности и культуре местных самоедов, вогулов и др. племен»155.

Однако главной проблемой Комсеверпути оставалась проблема рабочих кадров. На страницах игарской печати неоднократно встречались призывы заменить «дачных летунов» коренными жителями Севера или как минимум готовить из них лоцманов (Коваленко, 1930: 3). Пока решить проблему рабочей силы на Севере за счет привлечения коренного населения не удавалось, Лавров рассчитывал на «промышленную колонизацию» посредством спецпереселенцев («спецколонизации»). В январе 1931 г. он и заведующий рыбозверобойным сектором Маралевич в записке в Сибирское управление лагерей особого назначения просили выделить спецпереселенцев для нужд рыбозверобойного промысла Комсеверпути. Показательно, что Лавров сразу начал свое письмо с обоснования безопасности «спецколонизации» для национальной политики на Севере:

«В связи с поставленной проблемой промышленной колонизации может возникнуть вопрос и сомнение о будущем нацменьшинств, населяющих север, т. е. что они могут остаться не у дел, хотя по природе то они и должны быть хозяевами положения на севере. Подобное сомнение является совершенно неосновательным, т. к. руководясь национальной политикой нашего Государства, Комсеверпуть ни на минуту не оставляет мысли о прививке культуры нацменам и приспособлении их для развивающихся на севере отраслей хозяйства. Организацией при предприятиях школ по подготовке мастеров и курсов для передачи нацменам совершенных способов охоты и рыбной ловли и иными подобными мерами, нацмены постепенно будут приобщаться к промышленной и промысловой культуре и в конце концов смогут значительно повлиять на разрешение проблемы рабочей силы. Несомненно, что при подготовке из нацмен квалифицированных рабочих будут иметься в виду дети нацмен, взрослое население снимать в поля охоты и рыбной ловли нельзя, ибо это будет значить – рубить тот сук, на котором сидишь» 156.

Это письмо – один из источников, подтверждающих, что в непубличной риторике Комсеверпути прочно обосновались аргументы «от коренного населения».

Но в реальности коренные сообщества, очевидно, мало соприкасались с деятельностью Комсеверпути. Это косвенно подтверждают доклады самого председателя правления Комсеверпути Б. В. Лаврова об итогах работы в 1930 и 1931 гг., в которых он не упоминал о народах Севера, несмотря на то что писал об СМП, лесной и горной промышленности, кадрах, пушно-факторийных организациях, рыбозверобойных операциях и др. (Лавров, 1931; РГАЭ. Ф. 9570. Оп. 1. Д. 537. Л. 61 – 63 об.). Таким образом, в период первой пятилетки, с одной стороны, проблематика коренного населения привлекалась по мере необходимости, с другой, технократы Комсеверпути впервые попытались заявить о реальных культурных преобразованиях среди коренных жителей.

ТРАНСПОРТНЫЙ ПОВОРОТ

Начало 1932 г. стало временем серьезной трансформации советского арктического нарратива. Январско-февральская XVII партконференция объявила, что намечающаяся вторая пятилетка будет способствовать изживанию «экономической и культурной отсталости национальностей, унаследованной от царского колониально-капиталистического режима». Одновременно директивы конференции наставляли освоить новые и улучшить существующие водные пути (XVII конференция… 1932: 278–280). Следуя партийным наставлениям, конференция Госплана СССР по вопросам размещения производительных сил на Крайнем Севере во второй пятилетке, прошедшая в феврале 1932 г., выделила два основных направления в индустриализации Севера – развитие лесной промышленности и реконструкция промыслового хозяйства коренных народов. По причине экспортной значимости плановики называли лесную отрасль ведущей, а транспорт – важнейшим орудием освоения природных богатств. При этом транспортное освоение тайги мыслилось как встречное: с юга – посредством строительства железных дорог, а с севера – через «овладение морскими путями» и организацию «непрерывных рейсов через все Северные моря» (Капитонов, Славин, 1932: 175–179). Специалисты Госплана подмечали особую роль Комсеверпути, который, кроме «задач экспортного порядка», занимался «реконструкцией туземного хозяйства» (там же: 179).

В арктическом контексте решения этих конференций обозначили заметный поворот. Обличение «колониально-капиталистического режима» повлекло за собой относительно быстрый отказ от термина «колонизация» в советском публичном языке освоения восточных регионов и северных территорий. Вторая пятилетка не могла ассоциироваться с «колониализмом» и «империализмом», она объявлялась эпохой индустриализации, промышленного строительства, коллективизации и социалистической реконструкции хозяйства. Одновременно второй пятилетний план включал обязательства по созданию обновленной транспортной инфраструктуры: так, решения конференции похоронили идею Великого Северного железнодорожного пути (Славин, 1932). Для Комсеверпути пришло время формулировать обещание инфраструктуры по-новому: если прежняя риторика сводила развитие СМП к проблемам экспорта и Карским операциям (Лавров, 1931; РГАЭ. Ф. 9570. Оп. 1. Д. 537. Л. 61 – 63 об.), то новые установки конца 1931 – начала 1932 г. предполагали не только увеличение грузооборота, но и строительство ледокольного флота и практическое разрешение проблемы плавания через пролив Вилькицкого, то есть соединение западной и восточной части СМП157.

Одновременно партийные и госплановские директивы скорректировали вектор культурной революции на Крайнем Севере. Отныне национальная политика Комсеверпути выстраивалась исключительно в рамках пролетаризации хозяйства коренного населения на базе развития «товарно-промышленного оленеводства, рыболовства и охоты» и промышленной эксплуатации лесов и недр. Курилович перечислял конкретные мероприятия, которые предстояло осуществить Комсеверпути: создание кадров «северного пролетариата», вовлечение «туземцев» в промышленность, перевод их на оседлость, реализация сплошной коллективизации158. По мнению сотрудника комбината А. Ю. Либмана, «национальные меньшинства» могли быть использованы на «легких подсобных работах при совхозах и леспромхозе» и на