Дорога стали и надежды - Дмитрий Манасыпов

К сереющему свету. К возможности увидеть… увидеть что? Ей стало все равно. Здесь, в наполненной остатками улетающих жизней тьме, умирать она не хотела. Даша, наплевав на кровящие ладони и сбитые колени, пыталась уйти. Не получилось.

Тень остановилась прямо перед ней. Схватила за волосы, заставляя встать. Еле заметно блестела сталь, покрытая тонкой пленкой темных разводов. Даша шумно задышала, потянула сломанный АПС. По руке вскользь прошелся удар чем-то тупым и тяжелым, удивительно точно попав в пучок нервов на тыльной стороне ладони. Пистолет ударился об пол. Белое пятно стало ближе, Даша закрыла глаза, зажмурилась сильно-сильно, до слез, до боли.

Нос и лоб чуть обдало почти неуловимым дыханием… свежим, пахнущим тонкой ноткой мяты. И все. Прочих запахов от тени с белым пятном вместо лица хватило с излишком. Даша не могла втянуть голову в плечи, попискивая от боли в натянутых волосах. Тень пока ее не убивала. Рука коснулась ее тела, пошла вниз, остановилась в промежности. Чуть позже раздался звук втягиваемого воздуха. Девушка вздрогнула, понимая, что за запах сейчас втягивает кто-то, убивший «серых», – месячные должны закончиться только завтра.

По щеке пробежались холодные сухие муравьи. Пальцы, обтянутые резиной перчаток, прошлись по щекам, носу, бровям, добрались до сжатых век, надавили, до боли. Даша открыла глаза, охнув от зарябивших ярких пятнышек. И тут же замолчала, подавив просящийся наружу крик.

Поверх застиранной марлевой повязки, усыпанной россыпью темных точек, на нее смотрели светлые до белесости глаза. Черные головки зрачков тонули в радужке, почти не отличающейся от белков. Ничего не выражая, не двигаясь, глаза уставились на нее.

На запястье, открытом сползшим рукавом зеленоватого балахона, крутился длинный хирургический нож. Поперек клеенчатого высокого фартука, перехватывая крест-накрест черными ремнями, блестела сталью лезвий грубая сбруя. Через свежесть убитых «серых» пробивался запах медикаментов. Из-под вязаной шапочки торчали светлые и длинные волосы. И… И еще у тени оказались подведенными… ПОДВЕДЕННЫМИ!!!.. брови. Зубы Даши, сами по себе, выбили дробь.

Светлые глаза не моргали, железная хватка на волосах не ослабевала. Голова в черной шапке качнулась вбок, из-под марли, мыча и запинаясь, поползли слова.

– Мы… ма… Мыыаа…

Даша затряслась – догадка, невероятная и страшная, проясняла все. Мычание выровнялось, как у давно не говорившего человека. Стало понятным, сложилось в осознанное, произносимое глубоким бархатным голосом. Даше очень хотелось закрыть уши, очень хотелось не слышать и не узнавать такое простое имя.

– Маша… Маша…

Postmortem (негатив ушедших дней)

Вода

На полевых погонах у нее красовались две маленькие зеленые звездочки. Семнадцатилетняя лейтенант Войновская, только-только закончившая обучение, смотрела на них и старалась дышать ровно.

Нет, волноваться по поводу погон она не спешила – марш-бросок, всего-навсего. Выматывающий, многокилометровый, с полной выгрузкой. Инга старалась отдышаться. Сейчас, в небольшой офицерской душевой Тоцкого полигона, заново взятого назад военными, можно было и расслабиться. Перед собственными первыми бойцами Войновская такого себе не позволила, и так хватало шепота за спиной.

Инга посмотрела на пальцы, со сбитыми костяшками, с глубоким порезом по тыльной стороне левой ладони. Инструктор-мастер, решив прогнать роту через развалины, своего добился – люди выдохлись намного раньше планируемого. Ей самой пришлось поднимать нескольких, соскальзывая по мокрой глине, цепляясь за обломки стен, остатки досок и железа. Зацепилась за проволоку, провела рукой по раскрошенному кирпичному ребру… вот и все. Лизнула уже подсохший разрез, поморщилась.

Усталость накатывала волнами, наплевав на подготовку и выносливость. Двое суток учений никому не дались просто так. Инга еще раз посмотрела на ссадины, покрытые уже посветлевшей «зеленкой», представила, как сейчас защиплет после горячей воды, и невесело усмехнулась.

Шнурки на ботинках подались с неохотой. Отсыревшие, туго затянутые, развязывались долго. Войновская уперлась носком в каблук левого ботинка, потянула ногу. Стопа вышла из склизкой кожи с чпоканьем, не менее противным, чем запах. Второй ботинок пришлось стаскивать руками. Носки хотелось выкинуть, но бережливость не разрешила. Инга прошлепала ноющими ногами по неровному кафелю, нашла затертый пластиковый таз. Настругала мыла и налила кипятку из крана, бросив заскорузлые липкие носки отмокать.

Комбинезон повесила на вбитый и загнутый гвоздь. Стирать его можно и чуть позже, не помрет. Запасная форма, выбеленная временем «горка» лежала у Войновской наготове тут же, поверх рюкзака. Имущества с ней осталось совсем немного. Рюкзак с чистой одеждой и сухой обувью, портупея и длинный штык-нож от древнего германского карабина. Инга сдала в КХО автомат с разгрузкой, отдала бойцам ОЗК и противогаз с амуницией и сразу отправилась мыться, воспользовалась своей крохотной офицерской привилегией. Отдельную душевую ей выделил Степан Сергеевич, посопев и недовольно покрутив правый ус, все-таки сдался, и протянул ключ.

Инга разделась полностью, осмотрела швы на белье. Зло сплюнула, увидев ожидаемое. Кожа последние три дня зудела не зря. Полевые выезды заканчивались всегда одинаково. По грубым строчкам, чуть блестя в свете одинокой лампочки, уже разбежались яйца вши. Мамы и папы крошечных серых комочков, неторопливо и важно прогуливались взад-вперед. Войновская швырнула белье в угол, сопроводив метким и непотребным выражением своего мнения. Если бы белесые жирные «бэтэры», выжившие ее саму из собственного, одного из трех, комплектов белья могли сдохнуть от мата, то сейчас бы они просто-напросто взорвались. Повесила в угол душевой, на крючок, портупею с ножом и, поежившись, наступила на холодную решетку из брусков. Поморщилась, глядя на ржавый сток с большой прорехой с одного края.

Душ не хотел работать также хорошо, как кран. Войновская повертела вентиль, прислушалась. Где-то вдалеке зафыркало, обещая все же дать воду. Мыться с помощью тазика и ковшика не хотелось. Хотелось встать под бегущую воду и стоять, смывая въевшиеся пот и грязь. Хотелось обжигающе горячих тугих струй, иголками бьющих по коже. Хотелось…

Войновская усмехнулась, глядя в угол с комком собственного грязного белья. На ее взгляд, трусам грозило уползти, спасаясь от обязательного пламени в печке-утилизаторе. И крамольные мысли про старую облупленную ванну, до краев залитую водой, самой Войновской показались глупыми и неуместными. Она еще раз повернула кран, тонко свистнуло и забурлило совсем близко.

Вода в трубах застоялась и сейчас недовольно ворчала, пробираясь к лейке душа. Да, что тут врать самой себе, учебный лагерь Ордена это не его же штаб-квартира. Наверняка можно держать все в порядке и рабочем состоянии, но… Но если все это делать лишь для командования, то получается так, как сейчас. Лейка пшикнула, выплюнула первую порцию воды. Войновская оперлась руками об стену, выкрутив кран на полную. Душ трагически закряхтел, напрягся и хлестнул по ее спине долгожданным горячим ударом. Крохотную каморку начало заволакивать паром.

В рюкзаке оказался неплохой обмылок, оставшийся после полевого выхода. Войновская тратила его, не опасаясь за несколько ближайших дней. Транспорт за учебными ротами придет завтра утром. А там – дом, темный, глубокий и относительно уютный. Как жилось здесь, в учебном центре обслуге и солдатам, она не хотела даже и думать – глушь, дикость, одни суслики с сайгами в степи. И те, стоит зазеваться, схарчат и не поморщатся.

Войновская несколько раз намыливалась и старательно, не щадя себя, терла тело жестким мочалом. Смыв воду, подняла руки, присмотревшись к подмышкам. Сплюнула, увидев ожидаемое.

В отросших светлых волосах, еле заметные, цеплялись гниды. Бельевой вше было все равно, на ком гнездиться: на новичке, приданном всего несколько недель назад, на пленном, работавшем день и ночь и моющемся раз в несколько недель, или на свежеиспеченном лейтенанте Ордена, полностью выложившейся во время учений. Вша, как известно, существо демократичное, готова прижиться на ком угодно.

Войновская провела ладонью по ежику на голове – ей всегда хотелось отрастить волосы. Больше того, Инга точно знала, что выйдет красиво, но перспектива в один прекрасный момент выводить из них паразитов отталкивала.

Войновская снова намылилась и полезла в разложенный несессер за своей драгоценностью. Довоенный, со стершейся надписью на металлической головке, бритвенный станок. Лезвия, купленные за три золотых червонца у одного из разведчиков, до сих пор оставались острыми. Она дернулась, когда одно разрезало кожу на пальце. Слизнула кровь и раскрутила станок.