Яблоневое дерево - Кристиан Беркель

объяснять. Вы женаты?

Сала сглотнула. Она знала – этот вопрос неизбежен. Помнила, как Цеся стояла перед ней на кухне и четко дала понять: женщина с внебрачным ребенком не сможет найти работу в Аргентине. Во всяком случае, в приличной семье. У нее екнуло сердце. Закружилась голова. Потом она услышала собственный голос. Спокойный и уверенный.

– Нет, нам…

– Это вы тоже объяснять не должны. Сала, если с детьми все идет хорошо, вы вообще ничего не должны объяснять. У вас есть опыт обращения с персоналом?

– В каком смысле?

– Вы из хорошей семьи, это видно сразу. У ваших родителей была прислуга?

Сала собралась с духом.

– Мои родители – анархисты и уже давно живут отдельно.

Мерседес посмотрела на нее с интересом.

– Значит, вам будет о чем рассказать – долгими зимними вечерами. Я рада, – она встала. – Песо ежедневно падает в цене, но вы будете получать достаточно, на жизнь хватит. Финансовыми вопросами занимается Герман. Он сегодня на одной из своих строек. Он, к сожалению моего отца, архитектор.

– Но это прекрасная профессия, чего же желал ваш отец?

Луч солнца попал Мерседес в глаза. Она опустила темные очки.

– Знаете, мне это нравится. Спрашивайте. Спрашивайте обо всем. Мой отец скотовод, а я – его непослушная дочь, – она хрипло рассмеялась и протянула Сале руку. – Мы станем подругами.

Сала осторожно кивнула.

– Не стесняйтесь.

– Вначале мне всегда нужно немного времени.

– Ты мне нравишься. – Мерседес сделала паузу. А потом медленно и спокойно произнесла ее имя: – Сала.

Сала торопливо шла под ярким солнцем, ослепленная такой удачей. Она видела свое будущее. Впервые в жизни. Она будет работать, у нее обязательно все получится, и наконец ей больше не придется просить никого о помощи, не придется чувствовать себя обязанной, не придется благодарить за позволение быть рядом. Она больше не должна извиняться за то, что сделала или не сделала, теперь она будет жить, как считает нужным. Все случилось именно так, как говорил ее отец: «Но там, где опасность, растет и спасительное». Она спасена, тысячу раз спасена. Никогда, больше никогда она не предоставит людям подобной власти. Мать унизила ее в Мадриде в последний раз. И колкие замечания Цеси тоже в прошлом. Мерседес предложила ей дружбу – ей, незамужней женщине без средств. Она такая хорошая. Вероятно, Сала сможет ей довериться, рассказать о своем горе. У нее близнецы. Она поймет.

42

Герман был пройдохой. Сала поняла это с первой же секунды. Поняла, что он бегает за каждой юбкой, и Мерседес тоже об этом знает. Проблем не избежать, это лишь вопрос времени. А пока следует быть начеку.

Почему все браки такие сложные? Она могла вспомнить только один хороший пример – Лолу и Роберта, но, возможно, так получилось лишь благодаря независимости обоих. Секрет в этом? Сале часто казалось, что они не нуждаются друг в друге. Лола опровергла это предположение, но когда они сплетничали об этом с Цесей, та лишь рассмеялась.

– Лола – маленькая мерзавка, всегда была самой худшей из нас троих, – заявила она.

– Лола? – изумленно переспросила Сала.

У нее сложилось совсем другое впечатление. Но потом она вспомнила своеобразный любовный треугольник. Это ведь ненормально. С другой стороны, все участники были не против. Сначала она очень жалела Роберта. Ни в одном другом языке не было столько выражений для описания обманутого мужа, как во французском. Этому посвящались куплеты, одноактные пьесы, целые театральные постановки. Либо речь шла об обыденной повседневной проблеме, либо французы получали порочное удовольствие, наблюдая за выступлениями рогоносцев. Но Роберт не казался несчастным. Возможно, он был рад разделить с кем-то свою ношу, вероятно, не слишком интересовался плотским аспектом любви, и их с Лолой связывала иная близость, а может, и сам искал наслаждения в чужих садах – на это намекали тоскливые взгляды и красноречивое молчание студенток, когда он с мнимым равнодушием проходил мимо, разумеется, все замечая, ведь он всегда все замечал. В любом случае они смогли поладить, нет, даже больше – стали сообщниками, и казалось, отношения доставляют им чертовскую радость, доступную исключительно им одним. В чем она заключалась? Они делились друг с другом чем-то особенным? Или Роберт ощущал странную связь с любовником Лолы? Возможно, испытывал чувство превосходства? Или тайно мстил? И поэтому так фривольно улыбался, когда Лола якобы случайно упоминала любовника? Что, если однажды, по воле судьбы или случая, Отто столкнется с Ханнесом? Сала испугалась собственной мысли. Между ними что, возникнет близость? Немыслимо.

Благодаря связям Мерседес Сала и Ада не только смогли покреститься в католическую веру, но и без проблем получили аргентинское гражданство. Впервые со времен юности Сала снова почувствовала себя полноценным человеком. Она больше не нуждалась в специальном разрешении и имела полное право жить здесь до самой смерти. Германия осталась где-то далеко позади. Больше никто ее не прогонит. Прошлое превратилось в далекие тени, и они являлись все реже – одинокими ночами, когда Сала лежала с открытыми глазами рядом с дочерью и молилась, чтобы однажды та заговорила. Мерседес предлагала подыскать через знакомого врача хорошего детского психолога, но Сала категорически отказалась от мысли, что ее ребенок может быть болен. Хотя втайне корила себя и ломала голову над причиной молчания дочери. Нарушение развития? Нет-нет, такого не может быть. Она осторожно погладила Аду по маленькой головке и убрала с лица темные локоны. Ее отец уверял, что скоро Ада начнет говорить и, возможно, уже не остановится никогда. Сала представила, как дочь обрушит на нее поток непрерывной болтовни, как, нагло ухмыляясь, забросает беспомощную мать словами. И почувствовала, как внутри поднимается гнев. Она подумала о своей матери, вспомнила, как Иза схватила ее за руку – тогда, в Мадриде, во время боя быков на Пласа де лос Торос. Что она сказала? Сала уже не помнила. Это было так унизительно. Она лишь изо всех сил пыталась вытерпеть боль. Почему она не закричала? Почему не попыталась защититься, когда из пореза, пульсируя, потекла кровь? Сильнее всего ей сейчас хотелось схватить Аду, встряхнуть, дать пощечину, пока та наконец не раскроет рот, наконец что-нибудь не скажет – неважно что. Желудок сжался в болезненном спазме, и Сала выбежала из комнаты. Возможно, она плохая мать, но ради всего святого – что не так с ее дочерью? И почему Сала должна нести это бремя в одиночку? Почему рядом с ними нет Отто? Она вынуждена целыми днями заботиться о детях чужих людей, хотя не способна помочь собственной