Времена негодяев - Эдуард Геворкян

— Да как тебе сказать, — замялся Виктор.

«В самом деле, — задумался он, — с Боровом не мирились, но и врагами перестали быть как-то незаметно, плавно…»

8

Пять лет назад трагичное возвращение из Будапешта завершилось скандальным финалом. Виктор вспомнил, как душил Борова, а его оттаскивали в сторону, висли на руках, Боров постно закатывал глаза и бочком-бочком продвигался к двери, а Мартын пытался что-то втолковать, но после того, как Виктор случайно задел его по носу, обиделся и велел окатить буяна холодной водой. Принесли ведро, Виктор, рассвирепев не на шутку, пнул водоношу ногами в живот и тот полетел прямо на Мартына, окатив его штаны ледяной водой. Тут уже Мартын озверел и велел связать Виктору руки. Боров исчез.

Вскоре Виктор немного успокоился и сам поразился своей вспышке. Вместо того, чтобы устраивать истерики, надо было просто подойти к Борову и, дружески пожимая руку, свободной взять за кадык или, еще лучше, аккуратно вставить ему лезвие в ливер.

Эти мысли неотвязно вертелись в голове. Он рассказывал о приключениях в Будапеште, и никак не мог избавиться от навязчивого образа — Боров с найфом в кадыке. К вечеру у него вдруг начался жар, и он слег.

Двое суток тогда провалялся без памяти. Потихоньку стал приходить в себя, и поначалу даже не удивился, обнаружив у своего изголовья Борова, заботливо поправляющего подушку.

Отложив расправу с врагом до выздоровления, он вынужден был примириться с такой сиделкой. Боров же, хлопоча у больного, между делом как-то заметил, что сам вызвался выходить его в залог собственной шкуры, и если, не приведи господь, Виктор загнется, то с него личную шкуру снимут. Сармат и снимет.

А когда Виктор немного окреп и еле ворочавшимся языком стал поносить Борова, то Боров уселся прямо на дерюгу перед кроватью и повел долгий разговор.

Виктор и сам не понял, когда стал прислушиваться к доводам, как задумался над делами прошлых дней, ну, и слово за слово втянулся в беседу.

И сейчас перед глазами встало корявое лицо, неопрятные седые космы и тусклые глаза, смотревшие вбок. Послушать его, так во всем был Виктор неправ. И детей воры похищали с самыми благими намерениями. «Ведь у кого брали-то, — жарко шептал Боров, — у голытьбы и рвани всякой, они себя прокормить не могли, на подачках держались, а плодили такую же рвань и нищету». Ну, а он, Боров, естественно, выходил истинным благодетелем, потому что дитя пристраивалось в надежные хорошие руки, вот тебе крест, только здоровым состоятельным родителям, посредники надежные, да и ребеночка приобрести могла не всякая семья. Он лично знал двух пацанов, которые выбились в большие люди благодаря приемным, так сказать, родителям. А то подохли бы или ковырялись в навозе…

Откровенное бесстыдство Борова и его нахрапистый монолог привели Виктора в легкое оцепенение. Он лежал в полудреме, а тот все гудел и гудел под ухом. Вспомнил и о том, как защищал Виктора от обидчиков в банде, а когда Виктор спросил, почему тогда велел привязать его на крыше, Боров аж взвился и, выслушав небрежное пояснение, вскричал, что только сейчас понял, куда исчезли Тит и Бурчага. А насчет того, что велел привязать, так это чушь собачья! Ничего он про это не знал, ну пусть вот Виктор посмотрит ему в глаза и плюнет в них, если он слышал от него приказ! Да и потом, вскочил тогда с места Боров и забегал по каморке, когда Виктор и те двое исчезли, его вообще в Москве не было, денька на три отлучился, кхе-кхе, товар сбыть, дело деликатное… А с Виктором, наверно, счеты Бурчага сводил, сволочь большая, не забыл, наверно, как Виктор ему большой палец прокусил!

Целую неделю Виктору приходилось слушать пространные речения о том, что да, приходилось ему обретаться среди негодяев, но попадались порядочные люди, которых обстоятельства толкнули на дела неправедные, и что он, Боров, общаясь с негодяями, сам замарался и на старости лет стал сущим разбойником, хотя, случайно, помог ему избавиться от дубасовцев… И вообще, грех Виктору жаловаться, не пройди он тогда в банде хорошую школу выживания, вряд ли уцелел после стольких передряг. В том, что из мелкого пацана вырос такой державный хлопец, есть заслуга и его, Борова.

Сработала ли грубая лесть, а может, просто убедительные интонации, но, когда Виктор встал на ноги, мысли об истреблении Борова куда-то отошли. Узнав, что его недруг учинил большой шорох, помог Сармату разорить все притоны в Саратове и окрестностях, а главное, навел в дружине железный порядок, Виктор стал звать его Николаем, а прошлое стерлось, смазалось.

— Не придет сюда Николай, — сказал, наконец, Виктор, — и хорошо, что не придет.

Месроп вопросительно посмотрел на него, но Виктор молчал. Не говорить же здесь о том, что Николай ведает внутренней безопасностью, и если узнает, что мимо Сармата идет какая-то возня, то начнет ворошить все осиные гнезда, до которых дотянется. И ему, Виктору, совершенно не улыбается, если на очередном Сборе Николай вдруг встанет и ласковым голосочком начнет выкладывать всем присутствующим о том, кто с кем встречался и о чем говорил. Сармату все можно объяснить, но лучше это делать самому и первым. Правитель — мужик горячий. Иногда подолгу тянет да взвешивает, а порой сначала рубанет, а потом только смотрит — кого и куда. Стареет, что ли?

— Ну, не придет так не придет, — развел руками доктор Мальстрем. Тогда мы через полчасика и продолжим. Я поговорю предварительно кое с кем, у нас тут свои сложности. А вы можете отдохнуть, поесть. Или прогуляйтесь по зданию.

— Мы лучше походим, посмотрим, — сказал Месроп. — Может, на смотровую площадку поднимемся. Благо, лифт работает.

— Лифт? — Доктор Мальстрем посмотрел куда-то в сторону, потом слабо улыбнулся. — Лифт — это наша маленькая показуха. Когда мне сообщили, что на плоту еще двое, я велел проводить ко мне на лифте и его специально включили. Топлива для генераторов хватает, но тросы проржавели, лучше не рисковать.

Виктор сделал в памяти еще одну зарубку. Значит, отсюда ведется наблюдение. Хорошая подзорная труба или даже уцелевший бинокль — давняя мечта. Пусть ученые потрясут свое добро, в конце концов, должны они его ублажать или нет?

— Оптика у вас хорошая? — небрежно спросил он.

— Не жалуемся, — ответил доктор.

— Да, если машины работают…

— У нас все работает, — перебил его доктор, извинился и сказал, что должен бежать, а на просьбу Месропа дать провожатого, кивнул и вышел из кабинета.

Минут пять они ждали, придет ли кто за ними, но, так и не дождавшись, покинули комнату.

— Я здесь не очень ориентируюсь, — сказал Месроп, — но кое-что помню. Пошли на лестницу!

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});