Бросая вызов - Юлий Медведев

Сенюков пришелся ко времени. Четырнадцатилетние лесоруб председательствует в волостном комитете помощи красноармейским хозяйствам.

На фотографии молодой Сенюков истуканно непроницаем. Набор черт, не объединенных выражением. Ни мысли, ни чувства. Все задраено, одна фактура Идеальный объект для физиогномики. Здесь она попала бы в точку, истолковав по всем правилам преувеличенные лоб и подбородок.

Василий Зырянов, списанный с Василия Сенюкова (герои романа Федора Пудалова «Лоцман кембрийского моря»), рассказывает, как он учился грамоте (Достоверность этого рассказа подтвердил Ремир Васильевич Сенюков, слышавший его от отца.)

На мысль, что все познать можно только через грамоту, натолкнула парня встреча на Печоре с поисковиками. Его, одиннадцатилетнего, взяли лоцманом и проводником. Этот своенравный и самозваный лидер «сплавил их немножко не туда, куда они хотели». Вася знал лучше, куда им надо, — он бывал в местах, где река «пахла, как лампа» и берега тоже пахли керосином. Геологи устроили мальчишке нагоняй, но потом признали, что он правильно угадал цели экспедиции. Для себя же юный лоцман уяснил важность грамоты.

Чтобы учиться в недавно открывшейся школе, надо было оставить семью о четырнадцать душ. Отец уже был болен. «Болели все у нас. Все — охотники!.. — вспоминает Зырянов-Сенюков. — А лесорубы и плотовщики болели обязательно: ревматизм…»

Осенью Василий бежит из дому. Время неподходящее, но надо было — совесть труженика! — отвести и сдать последний в сезоне плот, вручить деньги отцу.

В пути его застает зима. Лодку затерло льдом, засыпало снегом. Он едва не погиб.

Ревматизм приковал беглеца к постели. А весной, только сошел снег, начал он, как все тут, лечиться старинным верным способом — муравьиными процедурами. Вставал нагишом на муравейник и терпел. Ноги его и в старости сохранили следы тех укусов.

Вот в эти-то мучительные минуты, яро задавшись целью, постигал Василий грамоту: на молоденьких белоствольных березах выводил букву за буквой слова. Списывал из книги, подаренной красногвардейцем-кавалеристом. И будто бы первая фраза, которая уместилась на нескольких березах, была: «Смело принимай решение, дерзко и без колебаний проводи в жизнь».

Лоб и подбородок… Зачем учиться, стоя на муравейнике? Затем, что дело, которое делается без напряжения всей твоей воли, либо пустое, либо не удастся. Так устроен мир Василия Сенюкова. Лоб и подбородок — остальное в нем незначительно.

Кому что!

Кому венец — богине ль красоты

Иль в зеркале ее отображенью?

А. Фет

Приоритет всегда был предметом особой гордости. Если же изобретатель не мог сам реализовать изобретение, это потому, что настоящие изобретения, как правило, опережают свое время. Такие, опережающие, мысли родятся в редких умах. А готовность смотреть далеко вперед — свойство редких натур. Леонардо да Винчи… Фрэнсис Бэкон… Константин Циолковский — таинственные гении, чудаки, пророки! Разумное общество должно в первую очередь почитать этих избранников человечества.

А между тем немало распространена и другая, реалистическая точка зрения.

— Пророчества!.. Они восхищают. Но кого? Профана. И не раньше, чем специалисты, спустя положенный историей срок, реализуют идеи, забыв и не заботясь, кто первым воскликнул «э!». Пусть историки техники заботятся. А инженеры все, решительно все продумывают и открывают заново. Века пролежали рисунки Леонардо с изображениями деталей машин и механизмов, оставаясь неизвестными миру. Все эти вещи техника получила, когда надо. Приоритеты!.. (Только посмотрите на него: деловой инженер, а заводится, как мальчишка.) Приоритеты… Не гордость они, а бедствие человечества. Со времен припадочного Виндзора (Генрих VI, XV век, первые привилегии на изобретения) до сего дня это нескончаемая вереница судебных разбирательств. Первые привилегии получили изобретатели философского камня. «Авторы нашли средство всякий неблагородный металл превращать в пробное золото и серебро» — королевский документ от 1440 года. Эти же жулики домогались исключительного права на изготовление «жизненного эликсира». И позднее люди бессовестно патентовали способы, конструкции, которые были не ближе к реализации, чем те, первые.

Недавно в Англии некто Джон Хоргрейв пытался отсудить 1,8 миллиона фунтов стерлингов за то, что в «Конкорде» использована якобы изобретенная им навигационная система типа движущейся карты. Судебная экспертиза показала дистанцию между этим, еще довоенным «э!» и современной действующей техникой.

Кому чем мы обязаны? Генри Бессемер оставил родственникам патент на способ непрерывного литья. Собирался получить бесконечную стальную полосу путем заливки жидкого металла между охлаждаемыми валками. С тех пор прошло 115 лет. Способ непрерывной разливки внедрен сравнительно недавно, полосу получают все еще только алюминиевую. Спрашивается, было ли в идее Бессемера главное или хотя бы даже существенное для успеха, если после него еще свыше ста лет упорно работали сотни, тысячи талантливых инженеров, чтобы практически осуществить запатентованное пророчество? Могут ли правнуки Бессемера претендовать на какое-то вознаграждение? Не знаю, как в иных областях, но в инженерной несвоевременные мысли остаются бесполезными.

Да мы вовсе не против фантазий. Но их надо числить по другой статье. Мы, простите за напыщенность, против патентования технических грез.

Писатель Артур Кларк в романе «Беспроволочный мир», который вышел в 1945 году, грамотно описал глобальную систему связи через искусственные спутники Земли. Так что же, ему приписать авторство в решении этой задачи? К его чести надо сказать, ему и в голову не пришло патентовать свои общие соображения. Он довольствовался литературными лаврами и гонораром. Мечты вне иженерного стиля мышления. Мечтательный инженер — фигура ажиотажная, сеющая вокруг себя нервозность и бестолковщину.

Вспомним Бредли Фиска, адмирала-изобретателя, непризнанного гения. В 1912 году этот ясновидец запатентовал новый оригинальный способ истребления кораблей. Сбрасывать на них торпеды с воздуха! Вражеский корабль ничего не подозревает… Эффект внезапности… И в самом деле, это было бы сильной неожиданностью: в ту пору не существовало ни аэропланов для несения торпеды с тонну весом, ни самой торпеды, которая бы выдержала удар, будучи сброшена. Но это же пустяки! В 1929 году адмирал вчинил иск военно-морскому ведомству США на 200 тысяч долларов за использование его изобретения на четырехстах самолетах, построенных к тому времени. В 1931 году суд отклонил иск, изрядно потрудившись над доказательствами.

Напридумывать можно сколько угодно. Ты сделай — тогда будет толк.

До чего же прав человек… Называет вещи своими именами. Не так ли?

Не совсем так. Ему бы задуматься, почему вопреки «очевидным» фактам человечество бережно хранит память о пророках. «Несвоевременные мысли бесполезны»… Какое неподходящее родство с другим высказыванием: «Не заботьтесь о завтрашнем дне, ибо завтрашний сам будет заботиться о своем; довольно для каждого дня своей заботы».

Нас убеждают не ставить далекие цели, поскольку решать их будут не нами найденными средствами. «Я признателен той милейшей девице, которая, видя, что философ Фалес постоянно развлекается созерцанием небесного свода, сунула ему что-то под ноги, чтобы он растянулся, и тем предупредила его, что занять свои мысли тем, что обретается в облаках, лучше будет после того, как он позаботится о том, что находится у него под ногами», — писал насмешник Монтень. Пойдем навстречу его идеалу, вообразим общество, смотрящее исключительно под ноги. Все, включая молодых, живут близкими, доступными целями. Из такой жизни неизбежно должно быть изгнано все крупное — характеры, поступки, книги. Они отойдут в область воспоминаний. Наступит эпоха мемуаров, эпоха перекраивания, эпоха инсценировок, экранизаций, а ран жировок.

Да, они драматичны, далекие цели, драматичны по природе своей; да, приверженцы их — трагичные чудаки. Но именно эта публика не дает миру уснуть от убаюкивающих добродетелей — благоразумия и здравомыслия и толкает общество на безрассудные дела, оканчивающиеся самолетами, телевизорами, собственно говоря — изобретениями. Можно назвать много «фантазеров», которые сами дошли до своей далекой цели. По сути, это почти все великие люди. В том числе изобретатели, имена которых вписаны в энциклопедии. По мере приближения к цели они переставали быть в глазах деловых инженеров «тронутыми» и превращались в великих.

О, тут мы затрагиваем за живое. Деловой инженер, тот самый, взращенный на производственных неприятностях, суровой к показухе, великими сыт по горло.

— Разные они бывают, великие. Уатт и его злобные судебные иски против Джозефа Брамы, ничуть не менее великого, но оставшегося в тени… Эдисон и его крестовый поход против переменного тока… Мог бы назвать кого поближе, да «ходить бывает склизко по камушкам иным, итак, о том, что близко, мы лучше умолчим». Как же, слышали — «победителя не судят». Этой формулой римских цезарей прикрыто столько беззаконий… Я рискнул бы поставить под сомнение роль великих в техническом прогрессе.