Александра Федоровна. Последняя русская императрица - Павел Мурузи

«Господь, несомненно, избрал тебя, чтобы, благодаря тебе, восторжествовал закон Христов на Дальнем Востоке. Таким образом, и Корея, и Манчжурия должны принадле­жать тебе. Великая битва, которую ты должен повести с Японией, будет окончательной битвой между христиан­ской и буддистской религиями... Ты в ней неизбежно по­бедишь, так как за твоей епиной стоит всемогущий Иисус Христос».

Подобные призывы, может, и не оказали бы особого воз­действия на другого государя. Но Николай, казалось, был человеком безвольным, отнюдь не земным. Прежде всего, он был мечтателем, мистиком, и неоспоримая мягкость души его, если и не мешала быть ему интеллигентным человеком, то все же лишала его всякого недоверия к другим и такти­ческого мышления, этой основы командования в такой си­туации, в которой оказался он.

9 февраля 1904 года началась война между Россией и Япо­нией. Весь мир замер в удивлении. Каждому было ясно, что Николай в силу своей слабости, ринулся в весьма опасную авантюру. Александра пыталась удержать его от такого не­разумного шага. Она никогда и не думала о том, стоит ли России расширять так далеко территорию своей империи. Какая в том необходимость? Она ничего не знала ни о фи­нансовых махинациях, ни о чудовищных спекуляциях, ко­торые в патриотическом угаре, лишь подталкивали царя к принятию своего фатального решения.

Вильгельм II отлично знал, что делает: поощрять Россию к ведению такой войны означало для него ронять ее в глазах Франции, ее союзника, подрывать морское могущество Англии, короче говоря, иметь определенное преимущество при блуждании по международному лабиринту начала XX века.

Александра била тревогу. Ее новоиспеченный, един­ственный друг генерал Алексей Орлов одним из первых от­правился на фронт, в Манчжурию.

Злополучный министр внутреннихдел Плеве желал этой войны. Это он громогласно утверждал, что Россия выйдет очень скоро победоносной из этого военного конфликта, и в результате престиж императора возрастет, — а это было уже очень необходимо, — минеры революции продолжали свою опасную работу. Николаю, таким образом, предстояло со­вершить самую большую ошибку за все свое царствование. Он так и не понял, в какую ловушку затягивает его Виль­гельм, который писал ему:

«Отныне, мой дорогой Ники, мы с тобой станем двумя великими адмиралами в мире. Я становлюсь адмиралом Ат­лантики, а ты — адмиралом Тихого океана, и мы оба будем властвовать над Англией*.

Своему рейхсканцлеру, князю Б. фон Бюлову, кайзер, заметив, что тот не очень одобряет русско-японскую войну, раскрыл свой замысел:

— Бюлов, царь, вероятно, плохо соображает. Его зада­ча сейчас — ехать в Москву, призвать Святую Русь к ору­жию, и, взяв в руки крест, мобилизовать на борьбу весь народ...

Вы, к сожалению, не видите той громадной опасности, которая мне, как Германскому императору яснее ясного, — «желтая» угроза. Это — самая страшная угроза, которая ког­да либо возникала в отношении к белой расе, христианской цивилизации. Если русские сегодня уступят японцам, то не пройдет и двадцати лет, как желтолицые захватят Москву и Позен, и вся Европа будет разрушена...

Вот такими театральными, эмоциональными деклараци­ями все диктаторы во все времена рисовали такие пугающие картины, чтобы подчинить невежественные народные мас­сы во всем мире не столько своим идеям, сколько своим интересам.

Отдавал ли себе Николай отчет в том, как сильно желали члены его семьи, начиная с его матери, этой войны, чтобы умножить раз в десять собственное состояние? Все говорит о том, что он был простофилей, жертвой обмана этого мира, жадного до денег.

И когда в самом начале конфликта хорошо подготовлен­ные японские армии, умело пользуясь преимуществами сво­его географического положения, показали себя грозным противником, способным заставить капитулировать своего славянского противника, Вильгельм воспользовался и этим, чтобы выступить против доброжелательного нейтралитета, соблюдаемого Англией в отношении Японии.

Россия тайком имела доступ в порты французских коло­ний и пользовалась щедрыми услугами французских произ­водителей вооружений. Предоставленный России Франци­ей громадный заем в несколько миллиардов франков служил для финансирования этой безрассудной, достойной сожале­ния войны, которая покрывала позором престиж дома Ро­мановых.

Вероломный Вильгельм убеждал своего кузена, что имен­но франко-английский договор стал истинной причиной русских неудач на войне.

Но несмотря на поражение, Николай не утратил своего душевного равновесия. Несмотря на то, что многие авторы о нем писали, он обладал все же довольно сильным харак­тером, и его было очень трудно сломить. Он никогда не ста­вил под сомнение верность своего союзника — Франции, хотя кайзер, раздраженный таким договором, изобретал все­возможные версии о предательстве, только чтобы разъеди­нить два дружеских народа.

* * *

Ужасная война, которой было суждено унести столько русских жизней, значительно подорвать престиж государя, продолжалась, а епископ Феофан тем временем тайно, все­рьез преследовал свою главную цель, — помочь императри­це в постоянных молитвах добиться желанного. Спириты с колдунами на какое-то время впали в немилость в Царском Селе, и, воспользовавшись этим, русский клир решил как можно скорее одержать над ними верх и отвлечь императ­рицу от богохульственных верований и вернуть ее к христи - анскому алтарю. Феофан часто вспоминал слова отшельни­ка из Саратова, Серафима, который когда-то, еще до нача­ла нынешнего царства, предрек: «Будет война ужасная, несчастная, множество смут будет внутри Руси. Отец восста­нет на сына своего, брат — на брата. Но потом царствие про­сияет и император будет жить долго...»

Серафим принадлежал к той славной когорте добрых, неканонизированных монахов, так называемых «старцев», которые на протяжении истории удерживали страну свои­ми легендарными деяниями от погружения в мракобесие, колдовство и пророчество.

Было известно, что Серафим при жизни пользовался гро­мадным уважением среди крестьян, оказывал на них свое благотворное воздействие. Его скромная жизнь отшельни­ка, его долгие размышления о силе молитвы, его омовения в ледяной воде в проруби, его высокая набожность сниска­ли ему уважение и почету братии основанного им монасты­ря* После его смерти все надеялись на его скорую канониза­цию. Чтобы быть причисленным к лику святых, тело канди­дата должно пролежать нетленным в земле сто лет. С помощью министра внутренних дел Плеве, епископ Феофан, хранив­ший верность царице, делал все, что мог, для открытия мо­щей Серафима,

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});