Вальс одиноких - Галина Врублевская

Тамара Константиновна стихов не писала, она сочиняла философские сказки и печатала их на страницах альманаха, издаваемого кружковцами на собственные деньги. Даже достигнув пенсионного возраста, она продолжала работать в академическом институте, на ниве русского фольклора. К сожалению, жила новая приятельница далеко от Иветты – встречались они лишь на литературных вечерах да изредка общались по телефону. Глеба Тамара Константиновна тоже хорошо помнила по курсам. Ей, едва ли не единственной среди посторонних, Иветта призналась, что стала его женой.

Однажды Глеб предложил одинокой даме содействие в подборе мужа. Тамара Константиновна, смеясь, обещала подумать. Потом они обсудили эту тему с Иветтой и пришли к заключению, что обе не доверяют компьютерным знакомствам, как и любви по переписке. Тамара Константиновна знала много случаев, когда реальная встреча в один день разочаровывала тех, кто переписывался месяцами, а то и годами. У нее и мыслей уже об устройстве личной жизни не было. Разговоры на эту тему временно прекратились.

В июне отмечали день рождения Пушкина – и все стихи кружковцев были посвящены великому поэту. Иветта прочитала маленький этюд о прогулке в Царском Селе: «Здесь, в полузаброшенных аллеях, где напев листвы наивно прост и заря вечерняя алеет, я найду ответ на свой вопрос…» Ей вежливо похлопали и перешли к заключительной части вечера: выставили водку и вино, быстро соорудили бутерброды. Праздновали недолго. Библиотека, где проходила встреча, в этот день закрывалась рано, и кружковцев предупредили, чтобы не задерживались. Женщины быстро убрали мусор, подмели пол. Мужчины расставили стулья в читальном зале. Вышли все гурьбой, но скоро разбежались по разным направлениям, большинство пошло к метро. В сторону Фонтанки свернули лишь двое: Иветта и Петр. Обычно они расставались на развилке, у моста. Иветта сворачивала к истоку, в сторону Летнего сада, а Петр – к Аничкову мосту, туда, где раньше жил Глеб. Но сегодня они не торопились. Стоял светлый и теплый июньский вечер – одно из чудес Петербурга. Там и сям по набережной брели влюбленные парочки. Легкий ветерок приятно освежал лица. Петр держался на ногах нетвердо, однако старался сохранить достоинство. Он оперся рукой о перила и заплетающимся языком заговорил о поэзии. Он энергично взмахивал руками – казалось, вот-вот перелетит через парапет и ухнет в воду. Иветта испуганно схватила его за рукав и решительно перевела на другую сторону набережной, к домам. Здесь его взмахивания были безопасны.

Поэтические темы постепенно истощились, и Петр заговорил о новой работе. Прежние шабашки стали ему не по силам: возраст уже не позволял ворочать бревна и тяжелые строительные блоки. Да и уезжать надолго он теперь не мог: нельзя было оставлять Валерию. Недавно Петр устроился разнорабочим в какой-то бассейн: мыл кафельные стены, менял воду, поддерживал температурный режим. Сказал, что работа для него необременительна, хотя заработки скромные. Тут же пожаловался, что от домашних нагрузок устает больше, чем от работы в бассейне. Ему приходилось и хлопотать по хозяйству, и ухаживать за больной женой. Затем поинтересовался, помогает ли Иветте Глеб. Та улыбнулась: Глеб был полностью освобожден от бытовых дел. У него и времени бы не нашлось. Работа, учеба. Иветта создала Глебу все условия, чтобы он получил образование. Эти годы, что они были вместе, для него не потеряны. Петру Иветта сказала, что в их семье этот вопрос даже не стоит: она все делает сама. Петр вздохнул. Снова вернулся к поэзии. Похвалил книжку Иветты, посоветовал подумать о следующей.

– Я же не профессионал, к чему такая гонка? – возразила Иветта.

– Ты талантлива, Вета. – Петр остановился и посмотрел на Иветту почти трезвым взглядом. Видимо, хмель его испарялся. – И знаешь что… Мне кажется, что нас объединяет нечто большее, чем членство в ЛИТО.

– Ну да. По сути, мы с тобой родственники.

– Нет. Я не об этом, – качнул головой Петр. – Мы с тобой родились поэтами, а потому обречены на одиночество, на непонимание.

– Я – не одинока, Петр. У меня есть Глеб. А у тебя – Валерия. Да, она больна, зато способна понять тебя, поддержать морально.

– Валерия уходит от меня, – сказал Петр.

– Куда уходит? – удивилась Иветта, но тут же до нее дошел смысл фразы.

– Врач сказал, что это вопрос месяцев или даже недель.

– Мужайся, Петр. А Глеб знает? Мне он ничего не говорил.

– Я ничего не сообщал: вдруг невзначай проговорится?

– А Валерия догадывается?

– Трудно сказать. Предчувствие конца есть. Она же Поэт, Поэт с большой буквы.

Оба расстались на печальной ноте. Петр побрел к Аничкову мосту, а Иветта заспешила назад, к Неве. На улице по-прежнему было светло, но что-то померкло в душе Иветты. Когда умирают близкие люди, возникает боль. Но если на пороге смерти человек, относящийся к тебе не по-доброму, почти враг, ситуация иная. Почему-то остающемуся становится стыдно. Стыдно своей правоты, победы над жизнью и над повергнутым судьбой противником.

* * *

Глеб не заметил, как хлопнула входная дверь. Он целиком ушел в компьютерные премудрости. Однако на этот раз Иветте не в чем было бы упрекнуть его. Глеб не занимался бездумной болтовней в чатах, не читал дурацкие анекдоты на сайтах. Он готовился к защите диплома в колледже – вел отладку сложной программы, главной части своей выпускной работы. Защита предстояла послезавтра. В составе комиссии будет и Анна Соловьева, руководитель его дипломной работы. Анна появилась в группе выпускников только в последнем семестре и сразу осложнила всем жизнь. Она была требовательна до маниакальности, и Глеб особенно страдал от ее придирок. Ни один зачет, ни одну контрольную он не мог сдать с первого раза. И не потому, что плохо знал предмет. Аня целенаправленно засыпала его. Ее благодеяние обернулось адскими пытками. Анна выполнила просьбу матери, но ее выбор она осуждала всегда. Валерия не приняла Иветту – Анна же никогда не одобряла друга, а впоследствии мужа матери. И дело было не только в возрастной разнице. Глеб понимал, что в глазах Анны он полное ничтожество: к сорока годам только-только получает диплом, ничего не добился в жизни. У него не было даже крепких мускулов и спортивной фигуры, так ценимых Анной. Одно утешало Глеба: его страдания подходят к концу. Как-нибудь переживет последнее испытание, и об Анне можно забыть. Однако сейчас предстояло сделать последний рывок. А собираться Глеб умел. Он сделал один прогон программы, затем другой, вставил оригинальную примочку, снова проверил. Кажется, все о'кей! Больше от него ничего не зависело, он сделал все, что мог.

4