Непорочные в ликовании - Станислав Шуляк

Ф., Ф., где же ты, Ф.?! Где же ты, ублюдок проклятый, где же ты, скотина несчастная, где же ты, сука поганая?! Где же ты, Ф.?!

42

Дело было плохо, он сразу понял, что дело плохо. Кровь затекала ему в штанину, как он ни зажимал рану рукою, полностью кровь остановить он не мог. Но гораздо хуже было то, что он никак не мог найти выхода. Он добрался до зала с чанами и хирургическими столами — святая святых его мертвого врага, и дети испуганно жались к нему, один раз вдруг поверившие в него. На их доверие ему было наплевать; но, что с ними, что без них, — выхода не было одинаково. Дверь железная была на кодовом замке с хитрою электроникой, и, не зная кода, комбинации можно было подбирать до бесконечности, а столько времени Ф. в распоряжении не имел.

Где-то снаружи, совсем недалеко совершалась некая работа, скрежетали гигантские стальные машины, грохотали орудийные залпы, сотрясались старые неимоверные стены. Он не мог понять, где это все происходит: выше, ниже или вровень с ними; почему это было важно, он тоже не знал. Грохнуло вдруг где-то совсем близко, и свет вдруг погас. В темноте кромешной оказался Ф. и его малолетние подопечные. Выждать? Затаиться? Нет, это было невозможно. Дети опять заныли и заскулили.

— А ну-ка тихо! — прикрикнул Ф. — Всем взяться за руки и одному взяться за меня! Играем в паровозик! — сказал он. — В паровозик, сошедший с рельсов, — добавил он еще себе самому.

— Я здесь! Я здесь! — говорили дети, отыскивая друг друга в темноте или, скорее, сами стараясь отыскаться. — Меня возьмите!

— Ту-ту-у-у! — устало и с отвращением сказал Ф. — Никто не потерялся? — сказал еще он. Впрочем, лучше бы они потерялись все. Он бы, уж конечно, вовсе не стал о том сожалеть.

Он повел детей по залу, сам не зная, зачем и куда их ведет. Нужно было убедиться в исчерпанности всех позитивных ходов, после чего только можно было и умереть, пожалуй, или — точнее — подохнуть; к чему уж тут излишняя сентиментальность?! Один раз он наскочил на стол, стал его обходить; в ушах у него звенело, в глазах вспыхивали искры. Если он упадет, сопляки и тогда будут держаться за него, подумал Ф. Может, лучше их услать, отогнать от себя, чтобы они не видели, как он вскоре сыграет в ящик, подумал он. Ф. вдруг ударился головою обо что-то тяжелое, выматерился, потер лоб и тогда только сообразил что ударился о крюк лебедки. Он ощупал крюк, троса, потом наткнулся на подвешенный здесь же пульт управления, машинально нажал на одну из кнопок на пульте… Лебедка работала. Освещения не было, но лебедка работала нормально. Странно… Хотя какой в ней теперь прок, он не знал; вот разве только повеситься…

— Ну как, сопляки, — сказал Ф., - во что теперь сыграем?

— К маме, — заплакала какая-то девчонка. — Боюсь! Боюсь!

Ф. передернуло. Сил развлекать их у него уже не было.

— Может, сыграем в игру «Смерть атамана»? — спросил он.

Идея его не понравилась, снова был рев, и были сопли, и он уж пожалел о своем предложении.

— Тихо! — заорал Ф. и скорчился от боли. — Сейчас я придумаю новую игру. Игра будет называться… — Тихо! — еще раз крикнул он. — Я слушаю! Я слышу, как великан идет нам на помощь.

Великаном были те гигантские стальные машины, что работали снаружи, хотя помогать им они, конечно же, отнюдь не стремились и были заняты своею пакостной работой. Но вот вдруг заскрежетало что-то совсем близко, загремело, сдвинулось, и вдруг он увидел свет, совсем немного света, идущего от одной из стен из-под потолка. Ф. рванулся в сторону света.

Вентиляция, черт побери, вентиляция! Жестяная труба диаметром почти в полметра, она уходила в стену; там, снаружи танк (предположим, это был танк) ее зацепил, повредил, вырвал, образовалась щель под потолком, в которую, наверное, можно просунуть ладонь. Ф. приплясывал бы от восторга, если бы мог приплясывать, хотя радоваться, конечно, было преждевременно. С его стороны была такая же точно жестяная труба, и голыми руками с нею ничего не сделаешь.

Трос, где он видел трос? Обязательно надо вспомнить!.. Если это возможно. Хотя где же? Ах да, на второй лебедке!..

— Тихо! — еще раз заорал Ф., стряхивая с себя руки детей и их жалкие взгляды. — Стоять! На месте стоять! Не мешайте мне!

Шатаясь, он пошел к лебедке, стянул с нее троса, соединил их в один, исколов себе все руки растрепавшейся проволокой. Вернулся к вытяжке и с тоскою посмотрел наверх, под потолок. Господи, как высоко!.. Отчего так высоко?! Подтащил железную табуретку, взобрался на нее и долго стоял, собираясь с духом и с силами. Потом со стоном он старался забросить трос на трубу. Рана открылась и стала кровоточить снова, сердце Ф. обмирало, он задыхался. С третьей попытки ему удалось набросить трос и захватить трубу удавкой, на рану он уже внимание не обращал: лишь бы успеть, только бы успеть, думал еще Ф.

Потом он тянул конец троса с петлей к крюку лебедки, он стонал, он зубами скрипел; слезами, потом и кровью истекал он, не хватало каких-то десяти сантиметров, и дети, эти чертовы дети испуганно глядели за манипуляциями и за отчаяньем Ф. Когда он наконец дотянулся до крюка, он сам не поверил себе, что дотянулся. Снова теперь зажав свой бок ладонью, Ф. даже торжествовал. Он не размышлял, получится ли задуманное; должно было получиться.

Он нажал на кнопку пульта, лебедка загудела, трос натянулся, и снова был скрежет, железо трубы стало приминаться, деформироваться, детей Ф. заранее отогнал подальше, и вдруг труба вырвалась и обрушилась с грохотом на пол. Под потолком открылось в стене отверстие в полметра диаметром, или все-таки меньше, черт побери, несколько меньше. И оттуда был свет; зал разом заполнился рассеянным бледным светом сего неказистого утра.

Когда Ф. снова подставил железную табуретку прямо под спасительным отверстием, в глазах у него потемнело. Он долго не решался встать в полный рост, чтоб не упасть, ему так трудно было себя заставить выпрямиться; но, когда все же выпрямился, увидел, что не дотягивается примерно на полметра. Он поискал взглядом, что можно было бы подложить еще, чтобы быть выше. Ничего другого не оставалось, как скинуть чье-нибудь тело со стола подтащить его лебедкой и водрузить на него табуретку. Если на это хватит сил, если на это, конечно, хватит у него сил. Он стал сползать с табуретки, но задержался.

— Ну-ка, — сказал он мальчишке, стоявшему рядом. — Быстро сюда!

Он подхватил мальчишку, поставил с собой рядом на табуретку, потом, крякнув, над головою поднял и вытолкнул в вентиляционное отверстие. Это было не так уж сложно, только в боку его кольнуло, и Ф. понял, что сам-то он так точно не вылезет никогда.

— Иди сюда, ты, вроде, полегче, — кивнул он еще девчонке худенькой лет трех, наверное. А когда взял ее на руки, обнаружил, что платьице и трусики у той мокрые. — Что ж ты, сестренка, обоссалась-то?! — сказал он, выталкивая и ее.

Он хотел пересчитать детей, которых поднимал и выталкивал наружу через вентиляционное отверстие, чтобы понять хоть, сколько их тут вообще, но вскоре сбился со счета и забыл о своем намерении.

— Ждите меня там! — шептал Ф. детям. Шептал и хрипел Ф. — Или мотайте куда хотите! И быть может, кому-то из вас повезет.

Он боялся, что руки его отнимутся и ноги его отнимутся, и смысл его отнимется, и он снова станет беспомощен, как и плод внутри утробы беспомощен. Возможно ли, чтобы это снова случилось с ним? — сказал себе он.

— Сюда! Сюда! — иногда поторапливал он очередного мальчишку или очередную девчонку, на самом деле поторапливая себя.

Он слышал шум за спиной и обернулся, и увидел у себя за спиной человека лысого и неуклюжего во фраке, в сорочке с рукавами с манжетами. С ним были еще двое, по виду охранники, этих ни с кем не спутаешь, их узнаешь всегда, только раз лишь увидев.

— Кто ты? Зачем ты убил моего мастера? — удивленно спросил человек. Он взирал на теперешнее занятие Ф. без гнева и злости, но скорее с недоумением.

Ф. не стал отвечать; защититься ему было нечем, кроме, возможно, презрения своего мимолетного. Он не захватил даже скальпеля с места побоища, и жалеть об этом было уже поздно, да и чем бы теперь мог помочь ему этот предмет?! Он отвернулся и продолжил возиться с очередным сопляком; Ф. обессилел, и ему все труднее и труднее было поднимать всякого нового ребенка.

— Я очень любил моего мастера, — сказал еще человек. — Где мне еще найти такого? Ты плохой человек, ты убил моего мастера, ты украл чужой пистолет, ты украл товар на химическом заводе. Я наблюдал за тобой. Из-за тебя пострадали многие люди. Мне, пожалуй, придется тебя наказать. Сейчас я тороплюсь, а иначе бы я тебе объяснил, какой ты плохой, какой ты мелкий человек. Хотя, думаю, что ты этого все равно никогда не поймешь. Ты слышал меня?

Ф. напрягся, он ожидал выстрела во всякое мгновение, испарина ледяная была на висках его и между лопаток его.

— Вот, Ф., и пришел день твой последний, — сказал себе он; впрочем, это-то знал он давно, и в этом не сомневался. И снова был шум сзади, вроде, дверь захлопнулась там; Ф. не выдержал и обернулся. За спиной у него не было никого.