Призраки Фортуны - Дмитрий Полетаев

Однако реакция Ольги изумила и даже несколько озадачила его. Оля, как маленький ребенок, которому неожиданно нянька сунула в руку леденец, запрыгала от радости, узнав о высочайшем пожаловании в фрейлины. Но это еще можно было предвидеть. А вот когда дочь кинулась к отцу на шею, услышав о перспективе замужества, Александр Николаевич опешил и даже немного обиделся на дочь.

— Тебе что ж, в отцовском доме плохо, Ляленька?.. — неуверенно пытаясь высвободиться из объятий дочери, бурчал вспотевший Александр Николаевич.

— Да нет, что вы, тятенька! Просто послушанием своим, как примерная дочь, хотела вас порадовать, — надула и без того пухлые свои губки Оля. — А вам все не угодишь!

— Ну коли так, то и впрямь порадовала, — сразу пошел на попятную размякший отец.

— А кто жених-то, не томите, сказывайте, папенька! — все еще возбужденно прыгала вокруг него дочь.

— Камергер и тайный советник Александр Алексеевич Жеребцов…

Услыхав фамилию суженого, Оля на мгновение застыла, а потом вдруг расхохоталась, да так заливисто и заразительно, что Александр Николаевич, совершенно не понимая причину смеха, тоже захихикал вместе с дочерью. От смеха Оля повалилась на диван, две ее «пуховые подушки» колыхались от сотрясавшего девушку смеха. Александр Николаевич опять вспотел.

«Последняя рюмка все же была лишняя…» — Придя к такому умозаключению, Александр Николаевич, весь красный и несколько озадаченный реакцией дочери, поспешил побыстрее убраться восвояси. Но еще долго доносились до него с девичьей половины восклицания «Жеребцова!..» и взрывы заливистого хохота.

Вера отца в свою дочь не обманула Александра Николаевича Зубова. Ольга Александровна так «разобралась» во вновь сложившейся при дворе наследника-цесаревича ситуации, да притом с такой тщательностью, искусством и даже неистовством, что не прошло и двух месяцев, как Салтыков опять вызвал к себе Зубова-отца. Точнее, не вызвал, а «покорнейше просил пожаловать по делу, не терпящему отлагательства». Предмет разговора на сей раз был не столь радужный.

— Тут такое дело приключилось, любезный мой Александр Николаевич… — начал, не глядя на Зубова, Салтыков.

Александр Николаевич на этот раз расположился в кресле напротив Салтыкова без приглашения, как ровня.

— Какое дело, ваше сиятельство? — Зубов смотрел на Салтыкова спокойно и даже, как тому показалось, насмешливо. — Все сделаю, чтобы исправить, если моя ошибка, если же навет, то все одно, приму наказание из рук твоих…

От Салтыкова опять не укрылись ни явная ирония Зубова, ни обращение на «ты». Но сейчас ему было не до этих нюансов.

— Да нет… — Салтыков поморщился. — Твоей вины тут никакой нет… Дочь твоя, Александр Николаевич, начинает вызывать опасения…

— Что такое, ваше сиятельство? — Ироничная улыбка, гулявшая на лице Зубова, казалось, вот-вот была готова перерасти в саркастическую. — Не вы ли сами, батюшка, просили посодействовать, для оказания «особого внимания» известной особе…

— Просил… — Салтыков всеми силами старался подавить раздражение, причем в первую очередь на себя самого. Действительно, получалось так, что он как будто сам создал ситуацию, ответственность за которую теперь вроде пытался переложить на другого.

— Просил… а теперь вот… — Князь замялся. Наконец, видимо, приняв решение, что лучше все поведать как есть, быстро договорил отрывистыми фразами: — Куракины обеспокоены… Прошел слух, будто Нелидова из дворца съезжает… Настолько их высочество очаровано вашей дочерью. А это, Александр Николаевич, допустить никак нельзя! Вы меня поняли? Это в наши планы не входит!

Салтыков специально надавил на слово «наши», как бы давая понять Зубову, что и он принадлежит к их кругу, к их «партии».

«Это в „ваши“ планы не входит», — усмехнулся про себя Александр Николаевич.

Беспокойство Салтыкова ему было понятно. Екатерина Ивановна Нелидова, практически официальная пассия Павла, о сердечных отношениях с которой было известно всем, включая даже его жену, была своего рода «краеугольным камнем» всей нынешней политики Салтыкова. Без нее, точнее, без ее родственников, князей Куракиных, Голицыных да еще полдюжины славных российских имен, о том, чтобы победить в противостоянии с Потемкиным, можно было и не мечтать. И весь этот уже кое-как устоявшийся баланс покоился на хрупких плечах фаворитки Павла Катеньки Нелидовой. Надо отдать должное, несмотря на то, что внешность Нелидовой была специфична, она не была лишена определенного очарования. Правда, иногда малым ростом своим и чересчур подвижным лицом напоминала обезьянку. Зато всегда привносила в общество шум и веселый переполох. Уму ее, однако, все отдавали должное. Уверить супругу своего любовника, что страсть ее к «предмету» их общего обожания «есть не что иное, как чувство сугубо платоническое», — это, согласитесь, требовало не просто ума, а даже своего рода таланта.

Появление при дворе новой фрейлины, красавицы Ольги Жеребцовой, о которой все теперь только и говорили, и ее стремительное «овладение» Павлом этот устоявшийся баланс рушили.

Ситуация складывалась очень напряженная. Вырвать Ольгу «из рук» наследника уже не представлялось возможным. С таким же успехом можно было попытаться отобрать кость у бульдога. Но и оставлять дело без решительных действий тоже было невозможно. От Александра Николаевича тут же бы все отвернулись и, оскорбленные, затаились. Несмотря на то что «возвышение» Ольги рисовало Зубову заманчивые перспективы, остаться одному, без поддержки влиятельных друзей ему пока представлялось и опасным, и преждевременным.

После некоторых раздумий мужчины решили отложить решение этого важного вопроса до возвращения императрицы и двора из Крыма, авось оно само как-то все разрешится и рассосется…

И надо отдать ему должное, этот извечный русский «авось» не подкачал и на этот раз. Крымский вояж Екатерины перевернул все придворные альянсы с ног на голову, а сдержанность Александра Николаевича Зубова была вознаграждена сполна. Правда, в совершенно ином ключе, нежели это ему представлялось ранее.

Ситуация после крымского путешествия императрицы развернулась таким непредсказуемым манером, что с тех пор уже не Зубов, а Салтыков ездил к своему бывшему управляющему на прием.

Глава седьмая

Начало конца

1792 год. Санкт-Петербург

Пожалуй, еще никогда на Екатерину не обрушивалось столько несчастий и неудач, сколько ей пришлось пережить за последние годы. Годы переломные и с точки зрения цикла календарного — последнее десятилетие уходящего XVIII века, и с точки зрения цикла жизненного.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});