Дюна - Фрэнк Герберт

— Дай мне свободную руку. Теперь слушай внимательно. Я буду тянуть тебя вниз по склону. Ни в коем случае не выпускай лямку. Нового оползня не будет. Склон сейчас в равновесном состоянии. Моя задача — тащить тебя так, чтобы твоя голова оставалась на поверхности. Когда яма завалится, я тебя откопаю, и мы вытащим мешок.

— Понятно.

— Готова?

— Готова, — она еще крепче ухватилась за лямку.

Одним рывком Поль вытянул ее до половины глубины ямы и прикрыл ей полой голову. Пенный барьер тут же рухнул и яма заполнилась песком. Джессика оказалась наполовину засыпанной: левая рука и плечо под песком, а лицо прикрыто джуббой Поля. Правое плечо чуть было не вывихнулось от резкого рывка.

— Я держу лямку, — сказала она. Поль медленно просунул руку в песок рядом с рукой матери и нащупал лямку.

— Давай вместе, — скомандовал он. — Только потихоньку. Главное — не порвать.

Они потянули, и яма почти до конца заполнилась песком. Когда лямка показалась на поверхности, Поль отпустил ее и начал откапывать мать. Потом они вдвоем вытащили мешок на поверхность.

Через несколько минут они стояли на скальном склоне, держа мешок за лямки. Поль посмотрел на мать. Ее лицо и джубба были испачканы пеной. Там, где пена подсохла, налип песок. Казалось, кто-то из озорства закидал ее мокрым зеленоватым песком.

— Ну у тебя и видок! — улыбнулся Поль.

— На себя посмотри!

Оба расхохотались, а потом вдруг заплакали.

— Это все из-за меня, — сказал Поль. — Будь я повнимательнее, ничего бы не случилось.

Она пожала плечами и почувствовала, как с одежды отвалились песочные лепешки.

— Сейчас натяну тент, — продолжал Поль. — А джуббы лучше снять и хорошенько вытрясти.

Он взял мешок и отвернулся.

Джессика кивнула и вдруг почувствовала, что у нее нету сил отвечать.

— Смотри-ка, в скале есть отверстия под колышки! Кто-то уже ставил здесь тент.

Почему бы нет? подумала она, встряхивая плащ. Место вполне к этому располагает — с трех сторон закрыто высокими каменными стенами, с четвертой — выходит на соседнюю гряду, километрах в четырех. Достаточно высоко, чтобы не бояться червей, и достаточно близко к пустыне, чтобы начать следующий переход.

Она оглянулась и увидела, что Поль уже поставил влаготент. Натянутая на распорки ткань выступала бледным пятном на фоне скал, Поль встал рядом с ней и поднял бинокль. Он направил масляные линзы на позолоченные утренним светом далекие утесы и подрегулировал внутреннее давление.

Джессика следила за тем, как он изучает мертвый — словно уже наступил конец света — пейзаж, ощупывая взглядом русла песчаных рек.

— Там что-то растет, — сказал Поль.

Джессика подошла к тенту, нашла в вещмешке запасной бинокль и вернулась к Полю.

— Вон там, — показал он правой рукой, держа бинокль в левой.

Она посмотрела туда, куда он показал.

— Сагуаро. Одни голые ветки и колючки.

— Поблизости могут быть люди, — предположил Поль.

— Возможно, это только остатки испытательной биологической станции, — возразила мать.

— Вряд ли, слишком далеко к югу, — Поль опустил бинокль и потер лицо под респиратором. Он ощутил, как пересохли и обгорели губы, почувствовал привкус пыли во рту.

— Похоже, в этих местах могут быть вольнаибы.

— А можем ли мы рассчитывать, что они настроены дружелюбно? — спросила Джессика.

— Каинз обещал, что они нам помогут.

Тот, кто живет в этой пустыне, должен постоянно чувствовать себя в отчаянном положении, подумала она. Я это сама испытала сегодня, А когда люди в отчаянном положении, они могут убить нас из-за нашей воды.

Она закрыла глаза, и, словно по взмаху волшебной палочки, в мозгу всплыла сцена из жизни на Каладане. Однажды они решили устроить себе каникулы и отправились путешествовать — она и герцог Лето, Поль тогда еще не родился. Они плыли на юг мимо роскошных джунглей, над головами нависала листва кричаще яркого зеленого цвета, а в дельте реки показались такие же зеленые рисовые поля. По обоим берегам разбегались, словно муравьиные тропы, дороги, а по ним сновали люди с перекинутыми через плечи поплавковыми шестами. Когда они добрались до моря, то увидели, что оно расцвечено лепестками парусов сцепленных по две и по три джонок.

Все это было в прошлом.

Джессика открыла глаза и увидела мертвую пустыню, на которую наползала дневная жара. Ей показалось, будто она в преисподней и неутомимые черти поддают жару, так что воздух над раскаленным песком дрожит, как над сковородкой. Далекие скалы впереди были видны словно через мутное стекло.

Выдающийся в пустыню каменный склон был припорошен тонким слоем песка. Дунул утренний ветерок, снялись со скалы ястребы, и тонкое покрывало песка с шелестом осыпалось вниз. Песок уже перестал падать, но Джессика по-прежнему слышала шелест. Он становился все громче — звук, который, услышав однажды, невозможно забыть.

— Песчаный червь, — прошептал Поль.

Он появился справа, продвигаясь величественно, ничего не боясь. Это производило сильное впечатление. Извивающийся песчаный холм разрезал дюны от края до края, насколько хватало глаз. Холм стал еще выше и вдруг рассыпался в пыль, точно волна морского прибоя. Червь продолжал двигаться влево и наконец скрылся из виду.

Шелест постепенно стих. Все смолкло.

— Я видел космические фрегаты — они меньше, — прошептал Поль.

Она кивнула, не отрывая взгляда от пустыни. Там, где только что прополз червь, простирался бесконечный, смыкавшийся с небом песок, который манил и отпугивал их.

— Когда мы отдохнем, — сказала она сыну, — нужно будет продолжить твою учебу.

Он подавил в себе раздражение:

— Мама, тебе не кажется, что мы могли бы обойтись…

— Сегодня ты впал в панику. Ты знаешь свой мозг и бийоговские нервные центры гораздо лучше, чем я. Но ты должен научиться владеть прана-мускулатурой своего тела. Иногда тело, Поль, способно выкидывать фокусы, которых никак от него не ждешь, и я научу тебя, что делать в таких случаях. Ты должен уметь управлять каждой своей мышцей, каждой клеточкой тела. Посмотри на свои руки. Мы начнем с мускулов пальцев, с сухожилий и чувствительности кожи, — она повернулась к сыну спиной. — А теперь пойдем под тент.

Поль растопырил пальцы левой руки, посмотрел, как мать забирается внутрь через входную диафрагму, и подумал, что если она так решила, то разубедить ее невозможно… придется согласиться.

Чтобы из меня ни делали, я уже стал тем, что я есть, подумал он.

Посмотри на свои руки!

Поль взглянул на свою кисть — такой несоизмеримо ничтожной казалась она по сравнению с только что проползшим червем.

~ ~ ~

Мы пришли с Каладана — этот рай на земле определял весь наш образ жизни. Тем, кто живет на Каладане, не нужно строить рай своими руками — ни на деле, ни в мечтах: мы и так постоянно видели его вокруг нас. И мы заплатили цену, которую всегда платят люди, достигшие рая при жизни, — мы размякли, потеряли остроту восприятия!

Принцесса Ирулан, «Беседы с Муад-Дибом».

— Так ты и есть тот знаменитый Джерни Халлек?

Халлек стоял на пороге круглого помещения, выбитого в скале. Помещение служило своеобразной приемной. Напротив, за металлическим столом, сидел контрабандист в вольнаибской джуббе. Его глаза были не сплошь синими, в них было два разных оттенка, — значит, он питается не только аракианской пищей. Помещение один к одному копировало командирскую рубку космического корабля — по окружности стены протянуты кабели, светятся обзорные экраны, под экранами — пульты дистанционного управления, сам стол тоже полукругом выступает из. стены.

— Я — Стабан Туйк, сын Эсмара Туйка, — сказал контрабандист.

— Значит, это тебя я должен благодарить за помощь?

— Хм-м-м, благодарить. Садись.

Из стены рядом с экраном выдвинулось плоское сиденье, и Халлек со вздохом опустился на него, чувствуя, как он устал. В темной поверхности стола он увидел свое отражение. Халлек усмехнулся — он выглядел совершенно измотанным. От усмешки длинный шрам на его некрасивом лице стал еще более безобразным.

Он перевел глаза со своего отражения на Туйка. Теперь Джерни ясно видел в чертах контрабандиста фамильное сходство: такие же, как у отца, тяжелые, нависшие над глазами брови и грубые, словно вырубленные из камня, нос и щеки.

— Ваши ребята сказали мне, что твой отец мертв — его убили Харконнены.

— Харконнены или предатель из ваших, — ответил Туйк.

На мгновение гнев заставил Халлека забыть об усталости. Он резко выпрямился и спросил:

— Ты можешь назвать его имя?