Когда мое сердце станет одним из Тысячи - Аманда Дж Стайгер

об этом просить.

— Ты и не просишь, — отвечаю я нетерпеливо. — Это я хочу.

Я встаю на колени перед сидящим на кровати Стэнли и внезапно сомневаюсь:

— Ты не хочешь?

— Конечно, хочу, — выпаливает он. — Просто… — голос его становится тише. — Я хочу, чтобы наш первый раз был для тебя большим, чем это. Ты не должна ублажать меня. Он должен быть идеальным, чтобы о нем тебе хотелось вспоминать…

Я прижимаю его запястья к кровати.

— Стэнли. — Он удивленно смотрит на меня. — Хотя бы раз в жизни перестань жертвовать собой и дай мне сделать тебе минет.

Его глаза становятся огромными.

— Хорошо, — едва дыша произносит он.

Я отпускаю его запястья и изучаю вздыбленные боксеры. Я аккуратно спускаю их и какое-то время просто смотрю.

Я, разумеется, хорошо знакома с мужской анатомией. Я видела фотографии. Но сейчас все иначе. Это Стэнли.

Сердце колотится, рот пересох, и я понимаю, что нервничаю. Ну конечно. Я же никогда раньше не делала ничего подобного. До нашей встречи я не позволяла себе ни с кем так близко сходиться, и даже мысли об этом не было. После того, как я открылась Стэнли, рассказав самые темные секреты своего прошлого, физический контакт не должен быть столь ошеломляюще значимым.

Наши взгляды встречаются. На его лице выражение, для которого я не могу подобрать слов. Меня немного успокаивает, что для него это так же непривычно. Я кладу руки на его узкие бедра.

— Ты готов?

Он кивает. Я сглатываю несколько раз, чтобы выработать больше слюны, и наклоняю голову.

Он напрягается, но сразу расслабляется. Сдаваясь, доверяя.

Как только я перестала тревожиться, все оказалось просто. Я растворяюсь в этом, мое сознание полностью сосредоточено на его реакциях, и я двигаюсь в соответствии с ними. Я прислушиваюсь ко всему, к малейшим задержкам и дрожи его дыхания, к его тихим хриплым гортанным стонам, к шелесту белья под ним.

Стэнли никогда не давал себе расслабиться как сейчас. До этого момента я не осознавала, как сильно мне хотелось увидеть его таким — беззащитным, чтобы он не тревожился, не думал, не переживал за меня, не сомневался в себе и не искал одобрения. Увидеть, как он отдается своим ощущениям, своей собственной нервной системе. Где-то глубоко внутри меня пульсирует, нарастая, боль. Я не обращаю на нее внимания, вытесняю ее в дальний угол своего сознания, чтобы сохранить остаток его холодным и эффективным, как компьютер.

Когда он смыкает веки, я замираю. Мне необходимо видеть его глаза, мне нужна вся доступная информация, чтобы понять, если я сделаю что-то не так. Я поднимаю голову ровно настолько, чтобы успеть сказать ему: «Держи их открытыми».

Его глаза резко открываются, и я снова опускаю голову.

Его мышцы напрягаются и сжимаются в моей ладони. Дыхание учащается.

— Элви, — выпаливает он, — я, я сейчас… — он вскрикивает.

Не успев вовремя отстраниться, я сгибаюсь пополам в приступе кашля. Со слезящимися глазами я убегаю ванную, чтобы прополоскать рот и выпить немного воды из-под крана. Когда я возвращаюсь, он, запинаясь, начинает извиняться. Я останавливаю его поцелуем, затем кладу голову ему на грудь. Его сердце все еще бешено колотится. Через какое-то время сердцебиение замедляется. Он кладет руку мне на спину и шепчет: «Было очень хорошо».

В голове у меня гудит. Я чувствую себя так же, как после первых двух глотков вина, прежде чем голову затуманило. Легкость и приятное тепло.

Я сделала это, думаю я. Я дала ему это почувствовать.

Он протягивает к моему лицу руку, проводит пальцами по скулам. Убирает прядь мокрых волос за ухо.

— Ты как себя чувствуешь? Ты… ну в смысле… — Его глаза быстро моргают, изучая мое лицо. — Ты хочешь, я что-то сделаю?

— Что, например.

Он касается меня через брюки — легким, мягким прикосновением.

Мое сердцебиение учащается.

Сейчас было бы очень просто остановиться. Отступить, передумать, нащупать свой центр контроля. Но я не хочу останавливаться.

Я медленно снимаю джинсы и белье.

Сначала он нежен, почти что сдержан. Я держу себя ровно, едва ли дышу, пока он изучает меня… затем постепенно я расслабляюсь. Под его прикосновениями я начинаю изгибаться, словно кошка, мое тело движется само по себе.

Ощущения странные. Новые. Но не плохие. Я чувствую давление, немного жжение. Я извиваюсь.

— Элви? — говорит он низким и тревожным голосом. — Ты в по…

— Не останавливайся.

Он продолжает.

В какой-то момент я осознаю, что вспоминаю ту передачу о дикой природе, которая навела меня на мысль предложить ему это, — с белыми медведями, спаривающимися в снегу, — как деловито и бесцеремонно это было и как в то же время привлекло меня, потому что казалось очень простым. Сейчас все иначе. Я должна была предугадать, что будет по-другому. Он, затаив дыхание, сосредоточенно смотрит на меня своими расширенными глазами, словно я единственная во всем мире — и я чувствую себя значимой. Каждое движение, каждых вздох имеют значение. Мы оба так уязвимы, так открыты друг другу, и наконец я не чувствую желания отвести глаза.

Стэнли, я думаю. Стэнли, Стэнли…

Потом все погружается в туман.

Когда я возвращаюсь в себя, я лежу рядом с ним, в его объятиях. Я чувствую невесомость, словно парю над собственным телом и смотрю вниз на нас обоих в кровати.

Он обнимает меня крепче.

— Ты в порядке?

— Да.

Моя кожа влажна от пота, голова кружится, слишком много для восприятия, слишком много всего, и на мгновение мне хочется взять свой кубик Рубика, почувствовать в руках его прохладный успокаивающий пластик, однозначность и простоту цветных рядов, выстраивающихся с щелканьем. Вместо этого я фокусируюсь на нежных сжимающих объятиях Стэнли, на тепле его кожи.

На данный момент этого достаточно.

Он гладит меня по бедру. Я сворачиваюсь рядом с ним, кладу голову ему на плечо.

— Я люблю тебя, — шепотом произносит он мне на ухо.

Я открываю рот. Сначала слова не хотят выходить. Даже сейчас горло сжимается, тело сопротивляется под грубой силой привычки. Затем что-то внутри расслабляется.

— Я тоже тебя люблю, Стэнли.

Он держит меня в объятиях крепко, в его руках я словно в укрытии, в норе, и он зарывается лицом в мои волосы.

Я слышу низкий, специфический звук, похожий на воркование голубки, он такой тихий, что почти неразличим, и я понимаю, что он исходит из моего собственного горла. Такой звук кролики издают, когда счастливы.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ

— Ты уверена? — спрашивает Стэнли.

Я осматриваю квартиру. Кроме рядов картонных коробок с ярлыками «КНИГИ», «DVD» и «РАЗНЫЕ ВЕЩИ», в ней пока ничего нет.

— Я уверена.